Версия для печати
Вернуться к списку

ЦЕЛЫЕ ШТАНЫ И КРАСИВАЯ УПАКОВКА

В журнале Nature, за несколько дней до публикации заметки Сергея Ивашко, вышла статья о жизни молодых ученых (кратко об этом читайте в новости Indicator.Ru). Nature приводит результаты опроса, который показал, что, по мнению почти половины (44%) респондентов, поиск средств на исследования является наиболее сложной задачей.

В своей статье Сергей Ивашко отмечает, что государство создало уже довольно много различных институтов развития, однако качество поддерживаемых ими исследований оставляет желать лучшего. В этом единодушны и сами представители институтов развития, и те, кому по разным причинам отказали в финансировании. Почему же так получается? В качестве основной причины Ивашко приводит неспособность многих ученых и главным образом руководителей проектов красиво «упаковать» свои разработки и правильно подготовить необходимые «бумажки». Отсюда делается вывод: ситуация не изменится, пока ученые не научатся делать все «правильно» и «красиво». Мне такая логика представляется довольно странной. Получается, что у системы, как бы (не)эффективно она ни работала, есть приоритет по отношению к результату научного исследования. Иными словами, средство приоритетно по отношению к цели. Становится очевидно, что, если средство не позволяет достичь цели, надо менять либо цель, либо средство.

Поставить цель, задать вопросы

Давайте посмотрим, что на самом деле из себя представляет цель, то есть результат финансирования научного исследования. Колумнист приводит упрощенную и в достаточной мере идеализированную цепочку от получения фундаментального результата, за которым следует прикладное исследование, до проведения опытно-конструкторских работ, выпуска серийного продукта и его внедрения. Именно реализация этой цепочки для каждого исследования министерствами и институтами развития декларируется как цель, и претендующий на финансирование кандидат должен доказать (разумеется, формально), что эта цель в принципе достижима. Будет ли она достигнута или нет — пусть думает и проверяет кто-то другой (интересно, кто?). Но ученый, точнее, руководитель научной группы или проекта, по мнению министерств и институтов, обязан разбираться не только в своей научной области, но и уметь самостоятельно или с помощью специального человека в команде формально обосновать возможность построения всех цепочек. Вроде как будущего ученого теперь учат этому в вузе.

Надо ли говорить, что для руководителя научного проекта такая деятельность является по крайней мере вторичной (если не еще менее приоритетной)? Что на эти обоснования он должен отвлечься или отвлечь от работы других сотрудников, разумеется, в ущерб научному или научно-производственному результату? Где найти и на что содержать специального человека, который будет профессионально выстраивать эти цепочки из бумажных «кирпичей»? Наконец, когда все шаги пройдены и наступает пора отчитываться о результатах, на что будут смотреть? На правильность построения цепочек? На достижимость внедрения результата (об эффективности уже не говорю)?

Не тут-то было: помимо проверки финансовой отчетности, будут смотреть на формально достигнутые показатели (число публикаций и зарегистрированных результатов интеллектуальной деятельности), причем по принципу сравнения: сколько закладывали в заявке и сколько получили на самом деле, то есть количественного, но не качественного. Можно ли это считать достижением цели?

На самом деле целей достигается аж две: «поддержание штанов» ученых и постановка «галочки» для института развития. Но ни одну из них не декларировали! Тут у нас, кстати, почти как «у них»: в упомянутой статье из Nature говорится о 19% тех, кто считает, что их деятельность оценивают только по количеству вышедших статей. У нас подобные опросы не проводились, но рискну предположить, что соответствующий процент в России будет близок к 75% или даже выше.

И тем более странно, что такой механизм финансирования (с такими правилами) предлагается в качестве альтернативы повышению зарплаты. Как будто непонятна разница между зарплатой и деньгами грантов: первая — гарантирована, вторая — сегодня есть, а завтра нет. Вторая часть не всегда отпадает по вине ученого: это может произойти просто потому, что завтрашняя «упаковка» получилась хуже, чем вчерашняя.

Где ошибка?

Ошибка не в цепочке — она как раз правильная. Ошибка в том, что научный институт в нашей стране всегда отвечал только за начало цепочки — за фундаментальные и прикладные исследования. При некоторых институтах были конструкторские бюро, которые увеличивали звенья цепи до появления опытных образцов, после чего эстафету перехватывала промышленность. Некоторые цепочки останавливались на результате фундаментальных исследований, потому что на тот момент промышленность была не готова продолжать дальше (по технологическим причинам) или потому, что не было ясно, какой практический результат может дать то или иное фундаментальное достижение. Но как тогда, так и сейчас, далеко не всегда «промышленники» и ученые понимали друг друга и были способны выстроить всю цепочку от «фундаменталки». И можно сколько угодно иронизировать над тем, как сейчас представители научных институтов обосновывают невозможность работать в имеющейся системе финансирования развалом промышленности: они правы, поскольку в большинстве отраслей те самые цепочки существуют лишь гипотетически и могут быть обоснованы исключительно формально.

Почему уходит молодежь

Мне могут возразить: мол, тот, кто предоставляет финансирование, вправе предъявлять те условия, которые он считает нужными. Например, никто не может принудить работодателя взять на работу кандидата, который плохо себя проявил на собеседовании. Это так, но есть существенная разница: государство создает институты развития не ради самих институтов (в примере с работодателем — ради прибыли и последующего развития его предприятия), а ради достижения поставленных государством целей. Это работодатель может ошибиться, не взяв на работу классного специалиста, который пришел на собеседование «в дырявой кофте». А в науку, особенно в современную российскую, многие приходят именно что «в дырявых кофтах», ради самой науки, но, столкнувшись с тем, что результаты исследований никому не нужны (а признак этого — отсутствие финансирования) и что бюрократия оказывается важнее результатов, разочарованные, из нее уходят. В результате наука (и государство) теряет очень много молодежи. «Мы рискуем потерять поколение исследователей в самом расцвете творческих сил и энергии», — приводит Nature слова директора Национального института общемедицинских наук Джона Лорша. «Они» рискуют, а мы теряем.

Содержанием, а не формой

Независимо от того, откуда поступает финансирование, от государства или частного сектора, нужно понимать, что важнее: отчетность или суть исследований. Сводить все к формуле «научитесь представлять свои результаты — полу́чите финансирование» — ошибка, которая стоит очень дорого. Институтам развития следует оставить высокомерные высказывания вроде «Скажите, вместо какой программы нам вставить вашу», а вместо этого, во-первых, помочь ученым «поддерживать штаны» в существующих реалиях, в том числе помочь «упаковывать» результаты, а во-вторых, активно способствовать созданию условий для построения реальных цепочек с промышленностью. Этим и обеспечиваются стабильно высокий уровень жизни (как один из показателей — высокие зарплаты) и уважение со стороны общества, которое заслуживают ученые.

Выдающийся физик Петр Капица в письме к Сталину от 25 ноября 1945 года рассуждал так: «Американцы опирались на более сильную промышленность, у нас она слабее, исковеркана войной и разрушена. Американцы привлекли к работе наиболее крупных ученых всего мира. У нас ученых меньше, и они живут в плохих условиях, перегружены совместительством, работают хуже. Особый Комитет должен научить товарищей верить ученым, а ученых в свою очередь, это заставит больше чувствовать свою ответственность, но этого пока еще нет. Это можно только сделать, если возложить ответственность на ученых и товарищей из Особого Комитета в одинаковой мере, а это возможно только тогда, когда положение науки и ученого будет всеми приниматься как основная сила, а не подсобная, как это теперь».