Версия для печати

Владимир Фортов и профессор Норрбю пообщались с журналистами

Накануне «Нобелевской недели» по приглашению Российской Академии наук Россию посетил Эрлинг Норрбю — хранитель архива Нобелевского комитета, главный церемониймейстер, руководитель Протокола вручения Нобелевской премии и автор трёх книг об истории вручения премии. Профессор Норрбю выступил с лекцией по микробиологии. Но перед этим корреспонденты «Научной России» узнали у него, почему Нобелевская премия не досталась Дмитрию Менделееву, почему приходится изворачиваться участникам Нобелевского комитета и чем написание книг походит на марафон.

Встреча началась как полагается — глава РАН академик Фортов поприветствовал гостя, гость высказался в том духе, что очень рад снова приехать, камеры снимали, фотографы щелкали затворами. Затем с коротким рассказом о том, чем он сейчас занимается и о своих книгах выступил профессор Норрбю.

Решению о том, кому вручить Нобелевскую премию — а впервые она была вручена 115 лет назад — предшествует тщательное изучение научных трудов соискателей, рассказал профессор. В частности, каждый год в конце августа готовится специальный том, где перечислены все имена кандидатов и приведён подробнейший разбор их научных достижений. По существу, это подробнейший обзор последних достижений науки в мире, аналогов которому просто нет.

А вот подготовительные материалы — протоколы заседаний, обсуждения, отзывы и т.д. — недоступны в течение пятидесяти лет. По прошествии этого срока можно подать заявку и ознакомиться с информацией. Есть и еще одно ограничение — читать-то можно, а вот писать о тех, кто еще жив, нельзя.

Написание таких книг — прекрасное занятие и, одновременно, вызов для пенсионера, объяснил Эрлинг Норрбю, потому что каждый год открываются всё новые и новые материалы. То, чем он занимается, тем более интересно, что он пишет не только о конкретных соискателях премии, но и о тех обстоятельствах, в которых они работали; именно так можно проследить, как они пришли к своим открытиям.

«При этом надо иметь в виду, что наука — двигатель прогресса, очень многие проблемы в мире решались с помощью достижений науки, — продолжил профессор. — И мы, учёные, обязаны работать с политиками и доказывать им необходимость финансирования свободных научных исследований».

Затем журналисты смогли задать Эрлингу Норрбю несколько вопросов.

— В своей книге Вы упоминали Дмитрия Ивановича Менделеева, который не получил в своё время Нобелевскую премию. Была ли причиной тому системная ошибка Нобелевского комитета, несчастное стечение обстоятельств или что-то ещё?

— Проблема в том, что своё открытие Менделеев совершил в 1860-е годы, а в завещании Нобеля сказано, что премией награждаются открытия, совершённые в предшествующем году.

Спустя несколько лет существования премии участникам Нобелевского комитета пришло в голову, что открытие Менделеева достойно премии, и он был номинирован в 1906 году. Но в это время в области химии как раз происходило соперничество двух научных школ, и в итоге комитет проголосовал не в пользу Менделеева, причём с минимальным перевесом. А в 1907 году великий учёный умер. Это, конечно же, было досадное стечение обстоятельств.

— Насколько эволюционировала Нобелевская премия за время своего существования, судя по доступным вам архивам и вашему опыту?

— Ответ должен быть очень длинным, поэтому отвечу коротко — значительно. Давайте возьмём, к примеру, химию. Со временем как совершенно отдельное направление в ней выделились биохимические исследования. В результате в 1962 году Нобелевская премия была присуждена за открытие ДНК, а в 1968 — за открытие генома человека.

Но в 1989 была премия Сидни Олтмана за исследования каталитической активности РНК. По сути, это — химические реакции, однако премия также была присуждена по биологии.

У нас существуют так называемые кросс-номинации, когда один и тот же учёный может быть номинирован, например, и как соискатель в области химии, и по физиологии. И этот процесс развивается, совершенно потрясающие открытия могут произойти именно на стыке областей.

Структуру премии мы менять не можем – она определяется завещанием Нобеля, так что членам Нобелевского комитета иногда приходится проявлять некоторую изворотливость. К счастью, в завещании есть некоторые послабления. Например, очень удачно, что Нобель распорядился присуждать премию в области «физиологии или медицины». Кроме того, существует ряд других премий, не входящих в число нобелевских.

— Профессор Норрбю, неделю назад Вы пробежали благотворительный марафон. Как Вам удаётся в 79 лет быть в такой форме, и должны ли учёные активно принимать участие в подобных мероприятиях?

— Вообще это очень неплохо, когда к здоровому сознанию прилагается здоровое тело. И написание книги, и марафон — это своеобразный вызов. Написание книги — это тысячи часов работы. А к марафону надо готовиться — обычно я пробегаю шесть-семь километров по воскресениям, а примерно за три месяца до марафона стал бегать ещё и по средам.

Этот вопрос приводит меня к другому, весьма для меня интересному — сколько лет я ещё продержусь в такой форме – и по части бега, и по части книг. Первая книга у меня вышла в 2010, потом в 2013 и 2015, и каждый год открываются новые архивы. В 1966 году были интереснейшие исследования по механизмам возникновения рака, в 1967 — в области зрения, в 1968 открыли генетический код. И я бы очень хотел обо всём этом написать.

Есть у меня и техническая проблема — первая книга была посвящена моей жене, вторая детям, третья внукам. Придется ждать правнуков, чтобы издать четвертую.

Больше всего я люблю быть в море и ходить в горы, как полагается, с рюкзаком за плечами. Когда идёшь по горной тропинке, начинаешь ощущать свой масштаб в таком огромном мире.

А когда я в море, то думаю, что, возможно, выбрал не ту профессию — мне бы надо было заниматься морской биологией. Подумайте — в одном кубическом сантиметре морской воды живых организмов около миллиона, а вирусов и фрагментов вирусов около десяти миллионов. Иначе говоря, во всей воде на Земле количество микроорганизмов — где-то 10 в 24 степени. Это больше, чем звёзд во Вселенной.

Вообще я — очень счастливый человек, потому что ходил вокруг света, пересек весь Атлантический океан и весь Тихий. Однажды мы с Крегом Вентером, первооткрывателем генома, поплыли на его яхте вокруг света. Каждые 300 километров мы останавливались, брали пробы воды, и ДНК присутствовала там всегда. И вот однажды Крейг неожиданно сказал мне:

— Кажется, я открыл смысл жизни. Он — просто в том, чтобы прислониться обнажённой кожей к гладкому камню.

И тут присутствующие вспомнили, что и Владимир Евгеньевич Фортов — большой любитель яхт, так что гость и хозяин немедленно договорились сходить куда-нибудь вместе. На этом организаторы встречи напомнили присутствующим, что регламент уже трещит по швам, и участники разговора переместились в зал, где вот-вот должна была начаться лекция профессора Норрбю «Возникновение главной догмы: от ДНК к РНК и белкам».

Научная Россия