Интервью с академиком Алексеем Хохловым. РАН не должна быть обращена внутрь себя
20.06.2017
Проректор МГУ, доктор физико-математических наук, специалист в области физики полимеров, академик Алексей Хохлов рассказал «Чердаку» о том, что не так в Российской академии наук, почему в институтах переводят сотрудников на долю ставки, а также как это исправить.
— Алексей Ремович, почему вы решили выдвинуться кандидатом на пост президента РАН?
— В последние годы помимо основной работы в МГУ я возглавлял Совет по науке при Министерстве образования и науки РФ. Этот совет занимал активную позицию по многим вопросам научной жизни в России (все принятые нами с 2013 года документы можно посмотреть на сайте sovet-po-nauke.ru). Кроме того, я вхожу в Совет по науке и образованию при Президенте РФ, Президиум РАН, Научно-координационный совет федерального агентства научных организаций (ФАНО). Старался участвовать в работе всех этих органов неформально, активно вносил свои предложения. За счет этого накопились и определенное понимание ситуации, и определенный опыт.
После того, что произошло на общем собрании Российской академии наук в марте, я почувствовал, что этот опыт может быть востребован на посту президента РАН. Для начала я опубликовал концепцию своей возможной программы — в начале мая вышла статья в «Троицком варианте». Она была достаточно позитивно воспринята моими коллегами. С учетом этого я окончательно решил выдвинуть свою кандидатуру, причем не через отделения, а путем сбора подписей. Это связано с тем, что после неудачи мартовского собрания РАН именно я предложил президиуму Академии наук ввести норму, согласно которой выдвижение кандидата в президенты РАН осуществляется путем сбора подписей. И президиум со мной согласился, правда, оставил выдвижение от бюро отделений. Я предлагал это вообще убрать.
Примечание «Чердака»: бюро отделения РАН — орган управления отделением, состоящий из членов Академии наук под председательством академика-секретаря. Согласно положению о выборах, действовавшему в марте 2017 года, и профильные, и региональные отделения РАН могли выдвинуть по одному претенденту на пост президента РАН. Кандидатура определялась по итогам голосования на заседаниях бюро отделений или президиумов региональных отделений.
— А почему вы хотели отказаться от выдвижения кандидатов на пост президента РАН бюро отделений?
— Вопрос об избрании президента Российской академии наук не носит специализированного характера. Что такое «президент от физиков» или «президент от медиков»? Президент должен по определению отвечать за развитие всей научной сферы. Надо поддерживать направления, которые в настоящее время наиболее актуальны, быстрее всего развиваются, а не направления в какой-то конкретной области, в которой ты сам работаешь. Президент Академии должен быть как губка, он должен впитывать все и обеспечивать открытое обсуждение всех вопросов. При обсуждении приоритетных направлений науки очень важно исключать конфликт интересов, лоббирование своей области. Это первая причина, по которой я считал, что нужно отказаться от выдвижения от бюро отделений.
А вторая причина — в бюро отделений состоит очень маленький процент, меньше 15%, всех членов Российской академии наук. То есть 85% членов академии при обсуждении важнейшего вопроса о выдвижении кандидатов в президенты РАН имеет лишь совещательный голос. Поэтому, с моей точки зрения, гораздо более демократично просто установить минимальное число подписей, которое требуется собрать для выдвижения.
— Вы считаете, что 50 членов РАН достаточно для выдвижения кандидата на пост президента? А по какому принципу ученые объединяются в поддержку кандидата?
— Президиум решил, что 50 — это достаточно. Я быстро набрал 50, сейчас у меня более 70 подписей. Я их сдал, зарегистрировался. И я буду продолжать сбор подписей до 25 июля. Думаю, их будет существенно больше.
Вы спрашиваете, «по какому принципу». По принципу поддержки программы кандидата. Это очень важно. Именно поэтому я сначала сформулировал, с чем идти на выборы, обсудил эту программу с большим числом коллег — активно работающих ученых, скорректировал ее с учетом этих обсуждений и только потом стал под нее собирать подписи. У меня подписи самых разных отделений. Я следил, чтобы среди подписантов не было большинства из моего отделения. А бюро отделений очень часто выдвигают ученого с формулировкой «он — хороший человек, к тому же наш, должен справиться». А что он собирается сделать, какая у него программа? Мне все же кажется, что сначала нужно сформулировать хотя бы тезисы своей программы и потом уже идти с этими тезисами на выборы.
И.о. президента РАН Валерий Козлов в одном из своих выступлений использовал аналогию того, что сейчас происходит в РАН, со Смутным временем. Действительно, очень похоже. Только я хотел бы напомнить, что в Смутное время поиск царя осуществлялся методом «выкрикивания из толпы имени боярина»: хотим Годунова, хотим царевича Дмитрия, хотим Шуйского — без отсылки к тому, что царь будет делать, — это закончилось оккупацией Москвы поляками. А завершилось Смутное время избранием царя на Земском соборе, представлявшем все слои общества (кроме крепостных крестьян — прим. «Чердака») и самом представительном за всю российскую историю собраний такого рода, из десятка кандидатов и после тщательного (по меркам того времени) обсуждения их кандидатур.
— Вы будете представлять свои предвыборные тезисы?
— Я собираюсь выступить с ними 21 июня в 15.00 в Институте органической химии имени Н.Д. Зелинского на встрече с членами Российской академии наук и научной общественностью. Затем последуют выступления в других городах.
Один из пунктов моей программы состоит в том, что Академия наук не должна быть обращена внутрь себя, не должна работать только с членами РАН. Поэтому я приглашаю на встречу 21 июня не только членов РАН, но всех ученых, которые согласны с тем, что я предлагаю. Это — новый формат. Кандидаты в президенты РАН ранее такого не делали.
Еще одно положение моей программы связано с тем, что по закону Российская академия наук должна осуществлять научно-методическое руководство всей научной сферы, а не только институтов, подведомственных ФАНО России. Институты ФАНО — это очень важно, это 50% высокорейтинговой российской науки. Но есть и другие связанные с наукой организации. Академия наук — это вневедомственная структура. Надо привлекать ученых, работающих и в государственных научных центрах, и в университетах, для того чтобы обсуждать вопросы, связанные с российской наукой, и предлагать адекватные решения.
— Вы сказали, что сейчас Российская академия наук переживает Смутное время. Что в РАН идет не так?
— Проблемы начались не сегодня. В упоминавшейся выше статье я критически отзываюсь о многих аспектах работы РАН за последние годы. Одна из точек моего несогласия — непубличность, закрытый характер работы: академия не высказывается явным образом, открыто по тем или другим проблемам. Например, сейчас существенная проблема — выполнение нормативов по заработной плате научных сотрудников, заданных указом Президента РФ, и разработанной правительством дорожной картой.
— Вы про переводы сотрудников институтов на долю ставки?
— Да, институты будоражит ситуация, когда всем сотрудникам без разбора, без учета качества работы предлагают переходить на долю ставки. В некоторых институтах это 0,2−0,3 ставки. 13 июня состоялось первое в истории совместное заседание РАН и Научно-координационного совета ФАНО. Обсудили много важных, но не самых животрепещущих вопросов. И только я задал вопрос Михаилу Котюкову (главе ФАНО — прим. «Чердака»), действительно ли ФАНО рекомендует так поступать. И ответ был совершенно четкий: нет, не было такой рекомендации со стороны ФАНО — переводить всех без разбора на долю ставки. Это совершенно неправильно. Есть люди, которые практически не публикуются, а есть те, которые интенсивно и успешно работают с утра до вечера.
Совершенно безнравственно сейчас предлагать абсолютно всем переходить на долю ставки. Ситуация понятна: до сих пор академические институты не уделяли должного внимания выполнению указа № 597, а в МГУ мы систематически работаем над этим с 2012 года, поэтому и выполняем в целом дорожную карту. Теперь спохватились и решили схитрить: ничего не менять, всех перевести на долю ставки, за счет этого формально всем разом повысить зарплату в три-пять раз при фактическом ее сохранении и отчитаться на бумаге. Так не делается. Нужно систематически работать над привлечением в институты дополнительного финансирования, провести оценку вклада каждой лаборатории, каждого сотрудника в достижения института, выявить слабых сотрудников, часть, возможно, перевести на инженерные должности.
Сейчас важно показать положительную динамику в выполнении дорожной карты. А когда таким жульническим образом пытаются выполнить указы президента, всем понятно, что ничего хорошего из этого не получится.
Академия наук — это один из немногих законодательно признанных органов, представляющий интересы ученых. Это организация, которая должна формировать позитивный образ науки в обществе. Мы должны заботиться о просвещении общества, популяризации науки, говорить о лженаучных предрассудках, новых достижениях мировой науки, даже если они сделаны не у нас. Это функция Академии наук, но я не могу сказать, что она ее эффективно выполняет.
В академии не было предложено проектов, подобных Фестивалю науки, которые по инициативе ректора МГУ Виктора Садовничего мы проводим с 2006 года. Сейчас этот проект вырос во всероссийский. Это широкое движение, которое объединяет большое количество людей во всех регионах страны. Фестивали науки ежегодно посещают миллионы людей.
Другая проблема — слабо привлекаются к деятельности Академии наук не члены РАН. В рамках моей работы в Президиуме РАН я смог провести один важный проект: по моему исходному предложению был сформирован корпус профессоров РАН. Мы выбрали 500 молодых докторов наук, которые сейчас принимают участие в деятельности академии. Они формулируют свои предложения по многим вопросам. И это очень хорошо, надо только это делать активнее и с большей степенью публичности. Профессора РАН не должны ждать полномочий, никакие полномочия с неба не сваливаются, а получают их тогда, когда люди сами занимают активную позицию, предлагают что-то обществу, власти. Профессора РАН могут от своего имени выпускать заявления, имея легальный статус в Академии наук. Я очень надеюсь, что инициативу этих молодых докторов наук удастся раскрепостить, и они действительно смогут предложить много разумных и полезных вещей.
— Вы сказали, что ученым не нужно «ждать полномочий». Мне кажется, РАН часто занимает выжидательную позицию. Ее члены говорят, что ждут, когда к ним обратятся из рабочих групп министерств, а власть говорит о недостаточном участии членов академии в этих рабочих группах. Как можно наладить это взаимодействие?
— В моей программе об этом и говорится. Конечно, академия должна работать на расширение своих полномочий. Но они появляются, когда появляются разумные предложения. Мы должны по своей инициативе формулировать и публично озвучивать те или иные предложения и отстаивать их в органах власти. Только так можно получить полномочия и провести предлагаемые академией проекты.
Когда наш Совет по науке при Минобрнауки был создан, многие сотрудники министерства о нас говорили: очередной хомут на шею, потеря времени. Они сами мне потом в этом признавались. Но с течением времени, поскольку мы предлагали много разумных вещей, и сотрудники министерства стали к нам прислушиваться, и другие органы власти. Когда мы что-то предлагаем, пропустить это мимо ушей уже не получается. Мне кажется, что академии, которая является гораздо более авторитетным органом и к тому же обладает большими полномочиями по закону, надо действовать именно так, а не ждать каких-либо внешних обращений.
— В основном ждут повышения финансирования.
— Никакого дополнительного финансирования не будет, пока не будут сформулированы правильные, хорошие проекты, под которые можно получить это дополнительное финансирование. Мегагрантники же смогли самоорганизоваться, сформулировать разумные предложения и донести их до президента, добившись встречи с Владимиром Путиным в сентябре. В результате возникла президентская программа исследовательских проектов для молодых ученых, ведущих лабораторий, которая сейчас осуществляется через Российский научный фонд. Оказалось возможным получить дополнительное финансирование, несмотря на сложную ситуацию.
И Академия наук должна действовать так же. Есть проблемы, связанные с аспирантурой в академических институтах. Так сформулируйте предложения, чтобы решить эту проблему. Можно возродить программу «Интеграция», которая была на рубеже 90-х и нулевых годов и которая сыграла очень позитивную роль: для подготовки студентов старших курсов и аспирантов объединяются усилия академических институтов и университетов. Они получали по двум параллельным каналам финансирование на то, чтобы совместно готовить молодых специалистов.
Можно подумать об Академическом университете в Москве на базе институтов ФАНО, это также позволило бы решить и проблему с аспирантурой, и много других проблем. Если разумным образом организовать этот университет, он будет второй после МГУ, войдет в первую сотню мирового рейтинга университетов.
— А какие еще проекты вы предлагаете?
— Есть проблема «возрастной долины смерти»: у нас много грантов для молодых ученых до 35 лет, а для возрастного интервала 35—45 лет получается, что человек уже не молодой ученый, но еще не имеет достаточного веса в научном сообществе, чтобы получать другие гранты. С другой стороны, это самое хорошее время, чтобы «начать свое дело», основать собственную лабораторию. Очевидное решение проблемы — гранты на организацию самостоятельных лабораторий для научных лидеров от 35 до 45 лет. В МГУ мы сейчас такой проект реализуем.
— Как это может выглядеть? К кому и куда должен прийти ученый, чтобы войти в состав такой лаборатории?
— Во многих случаях ученые этого возраста уже имеют научную самостоятельность. Что им нужно, так это административная самостоятельность: они должны сами развернуться, иметь свое хозяйство и учиться отвечать за это хозяйство. Я стал заведовать кафедрой в 39 лет. Могу сказать, что это была важная жизненная школа, которая мне много дала. Механизм тут понятен: должен быть объявлен конкурс, ученые соответствующего возраста смогут подавать свои заявки. Если они выигрывают, то в организации, где они работают или куда они хотят перейти, им должны предоставить помещение, несколько исходных ставок. А исходное финансирование для приобретения оборудования, реактивов, приема сотрудников по контракту будет предоставлено из средств гранта. Это будет фактически стартап-финансирование, такая практика существует во многих странах.
— Вы проректор МГУ, профессор, активно занимаетесь наукой, работаете в Совете по науке при Минобрнауки. Как вы все это совмещаете?
— Пытаюсь четко распланировать каждый день. На работу прихожу довольно рано утром, чтобы самые плодотворные утренние часы посвятить науке, а потом уже все остальное.
— А что из того, чем вы занимаетесь, нравится больше всего? Для чего всегда бережете время?
— С молодости люблю быть «в тихом сумраке читален». Для меня наибольшее удовольствие — иметь возможность собраться с мыслями, подумать о научных результатах, прочитать новую статью, посмотреть результаты сотрудников, обсудить с ними. Но жизнь толкает к другому. У меня сложилось определенное понимание того, как нужно изменить научную сферу, чтобы сделать ее более эффективной. И я стараюсь это свое понимание донести и до научного сообщества, и до общества в целом, и до властей.
Алиса Веселкова , Чердак- ТАСС