Эта публикация основана на статье «Причины и следствия: Академический соблазн » из газеты «Ведомости» от 03.10.2013, №182 (3444)
Российская академия наук, основанная в 1724 г. Петром Первым, прекратила свое существование меньше недели тому назад. Согласно закону, спешно проведенному через Госдуму, подписанному Владимиром Путиным и уже вступившему в силу, все учреждения академии передаются создаваемому федеральному агентству, через которое и будет идти львиная доля финансирования научных институтов. Руководство академии, которое распоряжалось значительной частью бюджетных денег, выделяемых на фундаментальную науку, было выборным; теперь же все главные решения будут приниматься пока еще не назначенными федеральными чиновниками.
Научное сообщество практически единогласно осудило реформу — в первую очередь из-за демонстративно унизительного отношения ее авторов к общественному мнению и к самим ученым (закон и ключевые поправки вносились в Госдуму без обсуждения, авторы текста закона до сих пор не известны, а поправки ко второму чтению были внесены вопреки публичному заявлению Путина о том, что он «согласился со всеми предложениями» академиков, лоббировавших отмену закона). Главная претензия по сути — то, что решения о финансировании отдельных научных институтов и лабораторий будут теперь принимать далекие от науки люди.
Почему это плохо? Потому что некомпетентные люди, скорее всего, будут принимать решения на основании формальных, бюрократических критериев. Это приведет к увеличению числа разных отчетов, которые должны будут заполнять ученые (требования дополнительной отчетности в явном виде прописаны в законе). Конечно же, ученый, если он того захочет, всегда сможет обмануть проверяющего его бюрократа. Любые количественные критерии при желании можно обойти; но обман и настоящая работа — это взаимоисключающие виды деятельности. Либо ты занят тем, что тебе по-настоящему интересно и что в итоге может дать научный результат, либо ты занят производством халтуры «для галочки». Эти два вида деятельности требуют разного психологического настроя, но внешне они отличимы только для человека, который изнутри знает, что такое наука, и который сам когда-то стоял перед выбором: быть или казаться. Если распределением средств на фундаментальную науку будут заниматься бюрократы без опыта научной работы, то в науке останутся те, кто преуспел в имитации работы и грамотном составлении отчетов. Настоящим ученым придется тяжело: они не смогут конкурировать с имитаторами и будут вынуждены эмигрировать или сменить профессию. В итоге на месте науки окажется муляж, исправно осваивающий бюджетные средства, но не производящий новые знания.
Мы уже очень скоро узнаем, по какому сценарию пойдет реформа РАН. Многое будет зависеть от того, кто будет назначен главой нового федерального агентства, ведь его задачей будет организовать масштабную международную экспертизу институтов и лабораторий, ранее состоявших в Академии наук. На основании этого аудита можно будет принимать решения, какие институты и лаборатории закрывать, а какие продолжать финансировать. Если это будет делаться медленно, при полной открытости, с учетом понятных всем критериев и без перегруза ученых отчетностью — то это будет реформа без кавычек, о необходимости которой говорили уже давно.
Однако в такой благоприятный сценарий верится с трудом, потому что для его реализации потребуется огромная политическая воля. Любой реформатор, принимающий решения о судьбе научных институтов, будет сталкиваться с мощным конфликтом интересов. Во-первых, потому, что многие институты владеют очень дорогой недвижимостью, в том числе и в самом центре Москвы (именно недвижимость академии часто называлась как основная причина попыток ее реформировать). Во-вторых, делегирование решений экспертам (в том числе иностранным) может происходить только в ущерб бюрократической вертикали; соблазн не слушать экспертов и максимизировать власть, изобретая новые формы отчетности, будет велик на всех уровнях.
Если вдруг окажется, что самые неэффективные институты — это почему-то те, которые обладают самой дорогой недвижимостью, и если первыми шагами реформы будет отъем академической собственности (или введение новых бюрократических правил), то последствия не заставят себя ждать. Ученые — в первую очередь самые молодые и мобильные — начнут уезжать из страны или менять работу. Это бегство будет массовым; причиной его будет потеря перспектив заниматься своей профессией в рамках нынешней политической системы. В результате науки в стране станет меньше.
В отличие от военной реформы (начатой при бывшем министре обороны Анатолии Сердюкове и частично свернутой при его преемнике Сергее Шойгу) последствия реформы РАН будут необратимыми — ученому гораздо легче найти работу за рубежом, чем военному. Также в отличие от военной реформы реформа — или уничтожение — Академии наук будет происходить у всех на виду, а все спорные решения могут быть (и будут) подвергнуты независимой и открытой экспертизе. И если реформа действительно выльется в спецоперацию по уплотнению жилплощади и приведет к отъезду ученых, то историческую ответственность за это в полной мере понесет Владимир Путин, который (как это сейчас очевидно) и является ее главным вдохновителем и гарантом.
И будет не так важно, какими были изначальные мотивы этой реформы — укрепление «вертикали» и власти президента, личное обогащение организаторов реформы за счет недвижимости, чья-то обида на академию или действительно благие намерения.