http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=01d66368-b7a8-409d-b295-08b54bbbcc03&print=1© 2024 Российская академия наук
АКАДЕМИКА ОБИДИТ КАЖДЫЙ
Российская газета, 15.06.2005
Юрий Медведев
Зачем России дорогостоящая фундаментальная наука?
В БЛИЖАЙШИЕ дни ПРАВИТЕЛЬСТВО ВСЕ ЖЕ РАССМОТРИТ ПРОЕКТ МОДЕРНИЗАЦИИ НАУКИ. КАК ИЗВЕСТНО, ИЗ-ЗА СКАНДАЛА НА ОБЩЕМ СОБРАНИИ РАН МИНИСТР ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ АНДРЕЙ ФУРСЕНКО ОБРАТИЛСЯ К ПРЕМЬЕРУ С ПРОСЬБОЙ СНЯТЬ ВОПРОС С ПОВЕСТКИ ДНЯ 26 МАЯ. И ВОТ НОВЫЙ ЗАХОД.
Он не обещает быть легким, ведь многие известные ученые категорически против предлагаемой реформы. Но теперь оставшиеся разногласия уже предстоит рассматривать правительству. О своем взгляде на проблему корреспонденту "РГ" рассказывает вице-президент РАН, академик Александр Некипелов.
Российская газета | Складывается впечатление, что неприятие учеными планов переформированию науки носят во многом психологический характер. Ведь чиновники министерства с цифрами в руках им прямо в лицо говорят: вы плохо работаете. В ответ академики приводят свои данные, доказывающие, что наша наука чуть ли не самая эффективная в мире.
Александр Некипелов | Конечно, ученых обижают разговоры, будто наука неэффективна, а потому не позволяет стране перейти к экономике знаний. Что на пути этого рывка стоят какие-то ретрограды, бездельники, желающие кормиться за счет налогоплательщиков. Да, ситуация в науке не идеальна, но нам кажется, что правительство должно взять на себя долю ответственности за то, что оно сотворило в 90-х годах, по сути, лишив науку средств к существованию. Зарубежные коллеги поражаются, как в таких условиях удалось не только сохранить науку, но и удерживаться в пятерке ведущих стран мира.
Что касается уничижающих академическую науку цифр, которыми оперируют чиновники министерства, то все зависит от того, как считать. Например, математики академии показали, что отдача нашей науки на рубль затрат фантастическая. Больше, чем во многих ведущих странах. Но мы понимаем, что в основном живем за счет вложений, которые страна делала в науку раньше. Сейчас эффективность падает, и, в конце концов, рухнет до нуля, если быстро не переломить ситуацию.
РГ | Ключевой момент предлагаемой реформы - увеличение к 2008 году зарплаты научных сотрудников до 1000 долларов. Цифра по нынешним временам почти невероятная. И многие маститые ученые не верят, что ее можно достичь без масштабных сокращений сотрудников.
Некипелов | У нас есть тщательные расчеты выхода на этот уровень зарплаты. Она складывается из двукратного роста к 2008 году бюджетного финансирования, а также увеличения на 1, 5 процента в год доли РАН в ассигнованиях на фундаментальную науку. Наконец, мы идем на беспрецедентный шаг: долю зарплаты в расходах академии намечено увеличить с нынешних 50 процентов до 65. Решение очень тяжелое, ведь все другие расходы, в частности на приобретение приборов, будут расти в течение трех лет минимальными темпами. Но на данный момент - это единственно верная мера. Зарплата - кричащая проблема, без ее решения все остальное бессмысленно. Теперь о якобы предполагаемых обвальных сокращениях. Их не будет. Мы готовы на 20 процентов урезать число бюджетных ставок, но эти сотрудники, занимающиеся инновационными проектами, тем не менее останутся в штате академии. Правда, они в отличие от находящихся на бюджете "фундаменталистов" теперь должны будут содержать себя сами, зарабатывая деньги в том числе и на заказах.
РГ | Однако академики, в частности Жорес Алферов, против деления науки на фундаментальную и прикладную...
Некипелов | И не надо ничего делить. Схема предлагается такая. В институте будут бюджетные ставки для тех, кто ведет фундаментальные исследования. И одновременно создается центр, где нет ни единой ставки. Вначале - это пустышка. Но вот ведя фундаментальные работы, ученые видят некий коммерческий выход. Сейчас они занимаются коммерциализацией, продолжая кормиться из бюджета. Это было оправданно, когда речь шла о выживании любой ценой. Но если мы выйдем на достойную зарплату, то подход надо менять. Заключая коммерческий заказ, я перехожу в эту "пустышку" и освобождаю бюджетную ставку. Но принципиально важно, что перехожу по собственному желанию, никто меня не вправе заставить. А мой стимул - больше заработать и увидеть свои идеи в "железе". Я не рискую потерять прежнее рабочее место, возврат гарантирован. А за время отсутствия экономится фонд зарплаты.
Уже сейчас в академии есть десятки организаций, освоившие рынок. И некоторые из них можно превратить в акционерные общества со 100-процентным государственным участием, а пакеты передать в холдинг "Активы РАН". Тогда часть заработанных денег пойдет на финансирование науки.
РГ | Все, о чем вы говорили, - это сфера согласия с министерством. А где остались нерешенные вопросы? Где академия не может, что называется, поступиться принципами?
Некипелов | Например, правительство одержимо идеей ориентировать все расходы на результат. И есть желание этот подход распространить на фундаментальные исследования. То есть отказаться от базового или сметного финансирования и выделять деньги только под конкретный результат. Где-то это оправданно. Увы, многие реформаторы не понимают главную особенность науки: результат исследований заранее никому не известен.
Хочу, чтобы меня правильно поняли. Конечно, постепенно надо ужесточать дисциплину, вводить показатели отчетности, но все они - лишь вспомогательные индикаторы. Попытки напрямую увязать с ними выделение средств добра не принесут. Скажу больше: сметное финансирование фундаментальных исследований имеет решающее значение для всей науки. Почему? Ведь только так можно сохранять и развивать саму научную среду - очень тонкую и чувствительную. А вот разрушить ее легко, делая ставку исключительно на конкурсы, целевые программы.
РГ | Многие ученые возмущены итогами конкурсов, которые проводило министерство. Скажем, академик Геннадий Месяц приводит примеры, когда не на самые сложные темы выделяются суммы больше, чем на год целому институту. И выигрывают такие конкурсы никому не известные частные организации.
Некипелов | Мы не раз предупреждали, что фетиш конкурсов наряду со снятием обязательной аккредитации для научных организаций открывает возможности для "распиливания" предназначенных на науку средств. Очень заманчиво наплодить конторы типа "Рога и копыта" и туда переводить деньги. Президент РАН Юрий Осипов говорил об этой опасности на заседании правительства, но решение принято. Что мы можем еще сделать?
РГ | Многие ученые считают, что принципиальная ошибка - начинать с реформы науки. Ведь она существует не в безвоздушном пространстве, а в деформированной экономике, у которой нет спроса на научные исследования. И в такой ситуации требовать, чтобы наука стала эффективной, - нонсенс.
Некипелов | Иными словами, должна ли Россия, занимающая скромное место в мировой экономике, содержать фундаментальную науку, не дающую коммерческой отдачи? Кстати, сегодня вся наша академия обходится бюджету примерно в 650 миллионов долларов в год, тогда как один средний американский университет имеет 2 - 3 миллиарда долларов. То есть если по-хорошему, это "дорогая игрушка". Ее будущее зависит от того, намерена ли страна, несмотря на свое нынешнее сложное положение, сохранять в мире лидерские амбиции. Чтобы ответить, надо понимать, какую роль способна сыграть эта игрушка? Самое главное: она формирует перспективные направления развития цивилизации и концентрирует на них собственные ресурсы. Если же таких амбиций нет, то овчинка выделки не стоит. Но откладывать решение этого вопроса "на потом" мы уже не имеем права. Наступил "момент истины".
РГ | А отраслевая наука? Министерство намерено сократить ее в десять раз. Многие ученые обвиняют руководство РАН в том, что, озаботившись собственным выживанием, оно, по сути, отмежевалось от отраслевой науки...
Некипелов | Да, она сегодня в тяжелейшем положении. Причин много. В частности, пока само государство так и не определило свою промышленную политику. Но важно отметить: при крайне низком спросе на инновации со стороны промышленности проводить приватизацию отраслевой науки - значит практически ее ликвидировать.
Как быть? Поддерживать или нет отраслевые институты, даже имеющие достижения мирового уровня, чтобы сохранить их "до лучших времен"? А вдруг в будущем соответствующая область промышленности не попадет в сферу государственных приоритетов. Вывод такой: все мы заинтересованы, чтобы государство не делало резких шагов в этой области до тех пор, пока не определится со своими долгосрочными планами.
РГ | Но можно ли, не имея их, начинать с модернизации науки? Не ставим ли мы телегу впереди лошади?
Некипелов | Элементы промышленной политики все же появляются. А по поводу лошади? Пусть лучше какое-то время проведет позади телеги, чем умрет впереди.
РГ | Два самых крупных отделения РАН, где большинство представляют как раз "отраслевики", заняли негативную позицию к планам министерства. По сути, именно они вынудили Андрея Фурсенко снять проект модернизации науки с заседания правительства 26 мая. Будет академия бороться за судьбу отраслевых институтов?
Некипелов | РАН связана со всей наукой и не может игнорировать ее общие проблемы. Но академия сейчас в непростой ситуации, поскольку не может увязывать диалог с правительством на все 100 процентов с тем, какие меры оно намерено предпринять в отношении других структур. Ведь мы должны отстаивать и собственные интересы. Несложно занять "красивую" позицию и с песней "врагу не сдается наш гордый Варяг" всем дружно и гордо пойти на дно. Но стоит ли?