http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=05998c52-e17e-4d45-8d29-00992c2e61b5&print=1© 2024 Российская академия наук
Что делать, если времени хватает только на дела?
Брать интервью у академика Геннадия Матишова лучше всего в Москве. Не в Мурманске, где он возглавляет Мурманский морской биологический институт РАН (ММБИ). Не в Ростове-на-Дону, где руководит Южным научным центром РАН (ЮНЦ). И там, и там ему трудно найти время для разговора - рабочий ритм слишком напряженный. В Москве все же легче: пересаживаясь с самолета на самолет, здесь он задерживается на день-другой, чтобы побывать в президиуме и других организациях РАН.
В таком режиме академик работает седьмой год. А общий его директорский стаж в разы больше - ММБИ он руководит 30 лет, между прочим, из 65 (эту дату Геннадий Григорьевич отметил только что). На себе испытал достоинства и недостатки экономических формаций, что так стремительно менялись в последние годы. Начинал при социализме, в брежневскую эпоху. Первый и очень полезный опыт руководящей работы получил, когда стал завлабом в Полярном научно-исследовательском институте морского рыбного хозяйства и океанографии и главой областного совета молодых ученых Мурманской области. В 1980 году в МГУ в 35 лет защитил докторскую диссертацию. И тем самым обратил на себя внимание обкома, который рекомендовал его на должность директора ММБИ, уже год остававшегося без руководства. Возраст для директора, может быть, и не очень солидный, но академию это не смутило. Тем более что вице-президенты - Е.Велихов и Ю.Овчинников - были немногим старше Матишова, к тому же знали его по работе во Всесоюзном совете молодых ученых.
- ММБИ тогда находился на побережье Баренцева моря, - рассказывает Геннадий Григорьевич, - в Дальних Зеленцах, в 200 километрах от Мурманска. Я предложил сотрудникам простую и понятную программу: институт должен заниматься фундаментальной наукой, имеющей выход на практику. Баренцево море - это гигантский садок. В нем более 180 видов рыб, в том числе 30 промысловых, их возможная кормовая база - около 3500 тысяч обитателей морского дна. Желательно всех их описать и изучить. Эти исследования очень интересовали мощное объединение “Севрыба”. Попутно занялись искусственным разведением семги, выполняли заказы военных. Этот прагматический подход оправдал себя: у нас появилось много хоздоговоров и... свободных денег, а значит, и возможность развивать ММБИ.
В начале 1980-х годов при плановом хозяйстве хлопот у института практически не было: едва ли не все решалось за нас. Но отношение к науке было совсем иным, чем сегодня. К нам охотно шли выпускники вузов, потому что знали: в институте они могут быстро стать кандидатами и докторами наук.
И в перестроечные, а затем и кризисные годы ММБИ продолжал вести научную работу, потому и выжил. Особенно стали востребованы рыбохозяйственные исследования - на них мы и сосредоточились. Даже в то тяжелое время (конец 1980-х) зарабатывали в год один-два миллиона долларов. Они буквально нас спасли. Ощущение было такое, будто кругом все рушится, казалось, что оторванному от Мурманска, затерянному в тундре коллективу просто не выжить. И за несколько лет (1990-1994 годы) мы полностью перевели институт, а это, между прочим, 300 человек, из Дальних Зеленцов в Мурманск. (Тогда еще была возможность получить здание). Больше того, на собственные средства купили для сотрудников 38 квартир. Институт был спасен. За рубеж тогда от нас уехало 11 человек, правда, наиболее востребованные в тот период специалисты. Осели они в США и Великобритании (в Кембридже), и сегодня мы поддерживаем с ними добрые отношения.
Время было тяжелое. Планового хозяйства больше не существовало - пришлось привыкать к новым реалиям. В первую очередь ко всевозможным налогам да бесконечным проверкам. Бюджетных средств не было, но зарплату, причем неплохую, платили из собственных честно заработанных денег. И даже продолжали развиваться: в 1993 году за два миллиона долларов построили океанариум для обучения морских млекопитающих. Однако военные, которые с ними должны были работать, финансировать нас больше не могли, и океанариум оказался никому не нужным. (Только с 2000 года эти исследования вновь стали востребованы).
Перестали поступать заказы и от рыбаков, но мы не растерялись - нашли очень выгодного заказчика в лице нефтегазовой отрасли. Ее интересовало обоснование инженерно-экологических разработок. Для нас это было в новинку, и мы организовали мониторинг для определения основных видов загрязнений, их опасного влияния на морскую среду Арктики. Сложность в том, что эти данные нуждались в сопоставлении с результатами, полученными иностранными организациями. И мы стали очень активно работать с Западом, что нас и выручило. От Мурманска до границы со Скандинавией, в частности Норвегией, рукой подать. (В то время в Москву было труднее съездить, чем в Норвегию или Финляндию). Институт заключил прямые договоры о научных связях с норвежским, германским и американским полярными институтами. Выяснилось, с гордостью говорю об этом, что в некоторых областях у них не было таких разносторонних и квалифицированных специалистов, как у нас.
Сработал и принцип, с которым я пришел в ММБИ: фундаментальные исследования должны иметь практическое применение. Необходимость в них была даже в годы кризиса, причем не только в России. Просили помощи рыбаки: рыба у них не ловилась. В экосистемах произошли изменения - и в сетях стало пусто. Можно было и отмахнуться - мол, не дело это академического института, но мы взялись и помогли. Это оценили и рыбаки, и власть, обеспокоенная положением рыбной отрасли и не знающая, как ей помочь. (Кстати, раньше с властью у меня подчас возникали трения - дважды меня собирались исключать из партии).
Трудности были и у начинающей с нуля нефтегазовой отрасли, а тут на ее голову обрушился “Гринпис” с бесконечными требованиями. Досаждал он и нам: очень его беспокоил уровень радиоактивности на Новой Земле (где раньше был испытательный полигон, как выяснилось позже, не представлявший опасности). Для убедительности гринписовцы плавали к Новой Земле и самостоятельно, и на наших судах, чтобы вместе проводить измерения. (Кстати, и в самые тяжелые годы нам удалось сохранить все три наших научных корабля). А тут норвежцы стали высказывать опасения по поводу экологического состояния Баренцева моря. Мы их успокаивали: смотрите, вот результаты мониторинга, вот методики определения радиоактивности - они такие же, как у вас. Правда, современных стационарных приборов у нас практически не было - купить было не на что. Но мы нашли, я считаю, блестящий выход. Норвегия благодаря нефти здорово разбогатела. Ученым закупали поистине уникальные приборы, а как их использовать, они подчас не знали. Вот наши сотрудники им и помогали. Вели наблюдения и собирали данные в России, а обрабатывать их отправлялись в Норвегию и Финляндию. Но с 2000 года РАН начала снова нас поддерживать, и мы стали покупать современную аппаратуру и многочисленное снаряжение для работы с млекопитающими.
Конечно, нужно было зарабатывать и самим, и мы “крутились” (здесь это слово подходит как нельзя лучше). При этом очень важны были отношения внутри коллектива. Я строил их на доверии. Директор должен делать все, чтобы сотрудникам было комфортно работать, и при этом доверять им, как своей команде. Если нет доверия внутри коллектива - беда, ничего не добьешься. Но и требования к сотрудникам должны быть высокими, а кто не хочет (или не может) их выполнять, тот распрощается с институтом. Об этом коллективу забывать не следовало. Эта “методика” доказала свою эффективность: результаты налицо.
Пример такой. За 30 лет ни один институт Кольского научного центра, к которому относится ММБИ, не опубликовал столько статей в ведущих отечественных и зарубежных изданиях, как наш. Многих классных специалистов института прекрасно знают за рубежом. Примерно половина сотрудников (44%) - молодежь. Причем защищаются аспиранты точно в срок. Стараемся посылать их за границу: пусть посмотрят, как делается там наука, на каком оборудовании работают коллеги, какими методиками пользуются. Хорошо бы отправлять и студентов-старшекурсников, но, конечно, с условием, что они вернутся. Считаю, это было бы в интересах науки, а значит, и государства.
Заботы об институте не мешали мне вести собственные исследования. Когда в 1990 году, со второй попытки, меня избирали в члены-корреспонденты, было 17 человек на место. Но меня поддержали коллеги-океанологи - известные академики О.Скарлато из Петербурга и А.Жирмунский с Дальнего Востока. Почему? Я так скажу: тот, кто профессионально, с отдачей занимается наукой, всегда может рассчитывать на поддержку.
Бесценный опыт, приобретенный в Мурманске, очень пригодился при организации Южного научного центра (2002 год). Создавать его при самой активной поддержке РАН пришлось практически с нуля. И здесь моя программа оставалась неизменной: необходимо вести те фундаментальные исследования, которые дают конкретный результат. (Даже математики помимо теоретических работ могут разрабатывать базы данных для заказчиков). Центр невелик - всего несколько сотен сотрудников, а попасть к нам желали тысячи. Требования к претендентам были простые: в частности, представить статьи, опубликованные в ведущих отечественных и зарубежных журналах. Сам я взял на себя поиски лидеров научных направлений. А команду, руководствуясь моими принципами, они подбирали себе сами. Считаю, что сегодня ЮНЦ вправе гордиться сильными химиками, механиками, биологами, генетиками, специалистами в области протеомики (авторами методик, позволяющих приблизить решение проблемы ранней диагностики раковых заболеваний).
Наши подразделения находятся в 10 субъектах Южного федерального округа - Волгограде, Астрахани, Элисте... Так что в Ростове бываю не часто, поскольку поездки в подразделения ЮНЦ необходимы: коллективы не должны чувствовать себя в изоляции, да и присматривать за ними надо, иначе результата не будет. Такова, как я сам определил, моя роль научного менеджера и администратора. Честно говоря, ни на что другое времени просто не остается: мое хобби - работа. Примерно раз в полтора месяца провожу собрания в подразделениях центра, открыто говорю сотрудникам все, что думаю об их работе. Мои правила простые: если руководитель обещал, то должен сделать. Иначе веры ему не будет, и выполнять его требования сотрудники не станут. Еще надо знать, чем они живут. И помнить: воспитать хорошего специалиста и “командного игрока” - дело трудное, на это годы уходят.
Всегда проверяю, сколько статей написали руководители, скажем, за год. И пишу сам, а иначе какое право я имею требовать публикаций от других? Продолжаю заниматься своей наукой - океанологией в самых разных ее аспектах. Давно привык работать и писать статьи в дороге - в самолете, поскольку провожу в нем немало времени. Бывает нелегко, но выручает хорошая закалка, ведь я из казаков. И потом, мои сегодняшние разъезды да перелеты ни в какое сравнение не идут с былыми поездками из Дальних Зеленцов в Мурманск. Дорога и сейчас, честно скажу, не ахти, а тогда - сплошь бездорожье. Как-то подсчитал: 1500 раз проехал я по этой дороге за все годы. После этого перелеты кажутся отдыхом. Кстати, в ММБИ бываю каждый месяц, как штык, - провожу заседания Ученого совета и обязательно езжу на полигоны.