Версия для печати
Вернуться к списку

Мания цифры

Как количественные методы подрывают качество науки и основы сообщества

Неполитический протест имеет особую цену. Борьба за природу и город, против пыток и вбросов — основа неформальной гиперпартии беспартийных, идейности вне идеологий. Мгновенным сборкам не нужны партбилеты; «мерцающую», «плавающую» организованность нельзя запретить или куда-то не допустить. Это показал и нынешний протест ученых против очередного бюрократического эксперимента, оказавшийся небывалым по резкости и охвату. Наука — одна из скреп российской идентичности. И здесь палку лучше не перегибать.

Хроника пикирующей реформы

В 2013 году власть проявила редкостную заботу об ученых, освободив их от лишних тягот управления академическим имуществом. На исследования клялись не покушаться. Но затем и сами институты все же тихо переподчинили ФАНО, ныне Минобрнауки. Теперь всем рассказывают, будто при госфинансировании иначе не бывает, будто забыв, как это было в СССР. Председатели профильного комитета (ГКНТ) имели статус заместителя Председателя Совета Министров СССР, но таких поползновений не было и в помине. Как и самого министерства.

Отжав институты, наш универсальный менеджмент, как водится, взялся за всеядные технологии. Если научные достижения измеримы голой статистикой, управлять наукой может кто угодно. И как угодно. Когда отчетность свели к валу статей, исключив из неё монографии, сборники, доклады и рабочую аналитику, публикация книг упала вдвое даже в тех науках, где именно этот формат всегда был главным в фиксации знания и авторитета.

Введенная в этом году «Методика расчета комплексного балла публикационной результативности» (КБПР) все лишь усугубила. Качество статей свели к тому же количеству — к цитируемости журналов, что прямо противоречит современной методологии. Независимо от отрасли знания топ одной из зарубежных частных, коммерческих баз данных WebofScience (WoS) оценили в сорок раз выше российских журналов из списка ВАК и в двадцать раз выше любой монографии независимо от ее качества и объема.

Единственным фильтром научности для книг сделали… их регистрацию в Книжной палате. У баз данных WoS и Scopus где-то фракции учли, где-то нет, а Российский индекс научного цитирования (РИНЦ) не учли вовсе.

Госзадание посчитали независимо от профиля отраслей и институтов, накинув по 10, а то и 20 процентов на показатели 2018 года, хотя брать базу на таком интервале — грубейшая ошибка. В итоге у одинаковых по мощности институтов задания различаются даже не в разы, а на порядок. Дискриминированы целые направления, критически важные именно для России и вовсе не предполагающие иностранных изданий или переводов, а также все социогуманитарное знание, отличающееся особым смыслом и режимом ссылок. При заведомо недостаточной плотности цитирования такаябиблиометрия показывает либо ошибку, либо то, что и так видно невооруженным глазом.

Таких «недоделок» не было за всю историю наблюдений. Открытое письмо Института философии РАН президенту РФ подняло волну обращений. Скоропостижно собранный президиум академии запомнится вопиющим мезальянсом: от Минобрнауки выступал замминистра, а от самой РАН… ученый секретарь Физического института — разработчика методики. Попытка руководства академии спрятаться за кандидата физ.-мат. наук вскрыла всю нелепость размещения заказа: инсталляцией библиометрии ведает отдельная дисциплина, почти такая же сложная, как менеджмент войны. И это точно не физика.

Масштабы бедствия

Пора перестать выдавать всю эту калькуляцию за вершину околонаучного прогресса. Начальный энтузиазм давно сменился в мире критикой библиометрии, ее ограничением и прямыми запретами, в том числе законодательными. Большие массивы учитываются при отслеживании самых общих трендов, но в принципе не применимы в оперативном управлении, особенно в социогуманитарных науках и математике.

Современные методы требуют оценивать научный вклад публикаций, максимально абстрагируясь от влиятельности (то есть цитируемости) журналов. У нас же этот «грязный инструмент», вносящий недопустимые искажения, взят за основу привязкой баллов к месту публикации.

Осталось и сами институты ценить по иерархии адресов — Бульварное кольцо, Садовое, ТТК, МКАД…

Выдавая чужие и уже признанные ошибки за свои непризнанные достижения, мы запрыгиваем в последний вагон ушедшего поезда, к тому же спиной против хода. Само название КБПР выдает ставку не на открытия, а на публикации, то есть не на результат, а на показатели. Все это чревато очковтирательством стратегического масштаба. Важна не столько реальная скорость движения, сколько совпадение стрелки спидометра с нужным делением. Проверено: от всего этого наука деградирует как институт и сообщество, иногда необратимо.

Классический сдвиг мотива на цель порождает «перекрестное опыление», когда группы организованных товарищей по предварительному сговору цитируют друг друга в промышленных масштабах на взаимовыгодных условиях. Стоило у нас услышать слово «Хирш», как специальные бригады тут же были брошены поднимать эту вещь особо важным руководителям. Расцветает «салями-слайсинг» (нарезка одного результата на несколько статей).

При поштучном учете монографий достаточно разрезать толстую книгу на пять потоньше, и вы тут же оказываетесь в пять раз результативнее всех своих менее смышленых коллег. Такую арифметику и «этику» кому надо осваивают в первом классе, если не в песочнице.

Провоцируемый всем этим разгул недобросовестности останавливает только профессиональная этика, которую эти методы как раз и подавляют. Платные публикации уже стали массовым явлением теневого бизнеса и спама: осталось войти в долю. У России есть все шансы ворваться в мировую науку не новым знанием, а старыми методами, добавив еще кое-что к репутации страны. Вплоть до новых санкций за превращение науки в еще один нечистый вид спорта.

Откуда торчат уши и растут ноги. И руки

Нацпроект «Наука» начинается с того, что по числу хороших статей Россия занимает 11-е место в мире. Соответственно, вхождение в пятерку научных держав определяется… удвоением этого показателя. Строго говоря, идеология «прорыва» должна полагать, что к 2024 году и реальная (не библиометрическая) продуктивность нашей науки увеличится вдвое — как когда-то ВВП. Но до сих пор вышестоящие инстанции категорически и безапелляционно исключали саму возможность обсуждать эту установку на цифры.

Опыт тотальной мобилизации известен. Теоретически можно собрать заделы, ресурсы и резервы — и запустить конвейер статей со всем арсеналом накачки библиометрии. Вопрос в том, насколько невосполнимый вред это нанесет науке сразу и что будет с ней после 2024 года. Весь этот проект со встроенными методиками явно сочинялся до обнуления президентских сроков, по принципу «после нас хоть потоп» и «трава не расти». Теперь горизонт планирования — не только реального, но и симуляции — совершенно другой. Но тем хуже для этой панической «гонки с последствиями».

Полное впечатление, что физики в ФИАН делали всего лишь рабочую модель, которую потом в цейтноте, не показав никому, отлили в граните нормативного акта с вопиющими недоделками. «Согласованный» вРАН проект до приказа в глаза не видели академики-секретари целых отделений, а значит, документ проталкивали любой и в обход регламентов. Такие документы выпускать в принципе нельзя, а при подобном отношении к процедуре само их принятие может оказаться юридически ничтожным.

Это уже не просто «казус исполнителя». Сказывается общая нарциссическая увлеченность игрой в картинки и с отражениями. Система управления, как классический нарцисс, всех во всем уличает и подозревает, учит всех жизни, но абсолютно некритична в отношении себя. Она требует исключить в науке конфликт интересов, когда «ученые оценивают сами себя», но в упор не видит вопиющих конфликтов интересов в самой себе. Отвергая веками принятые в науке режимы самооценки и нагнетая внешний чисто количественный контроль, она совершенно открыто работает на повышение своего собственного статуса, содержания и все той же самооценки.

В науке буквально выжигают саморегулирование,

даже у нас почти нормально введенное в адвокатуре, архитектуре, аудите и далее по алфавиту, хотя испокон веков именно научное сообщество отличалось высшими образцами профессионального самоконтроля и этической саморегуляции.

При этом новая ведомственная методика сама глубоко антинаучна методически и этически. Наука не допускает даже преждевременных публикаций — КБПР не только опубликована, но и внедрена в откровенно сыром виде. В науке достаточно одного контрфакта, чтобы сложилась революционная ситуация — КБПР, сделанная физиками под себя, не работает буквально за углом. Наука требует строжайшего учета области применения и всех возможных дифференциаций — КБПР построена на совершенно недопустимой, местами просто неграмотной унификации. За такую работу из научного цеха изгоняют во веки веков и без права переписки.

Тоннель в конце света

В нынешней ситуации счастливо сошлись три фактора:

явный перебор в административном абсурдизме,

прорыв давно тлевшего недовольства в научном сообществе,

и… смена правительства.

Методика вышла за неделю до назначения нового министра Валерия Фалькова. И если бы не скандал, ему бы потом пришлось разгребать этот завал уже как собственный. Сейчас есть шанс на оперативную коррекцию схемы, однако этот заряд все равно останется для науки миной даже не очень замедленного действия. Все оценили отмену диковатых правил общения ученых с иностранцами, но с оценкой результативности все не так плохо, как кажется — все гораздо хуже. Тем не менее что-то уже забрезжило. Новый министр:явно хочет разобраться в вопросе,во многом уже разбирается лучше своих департаментов инемало делает в организационном плане — насколько это сейчас вообще возможно в реалиях управленческого процесса.

Рабочая группа основательно дополнена учеными, особенно из общественных и гуманитарных наук. Объявлена готовность отказаться от унификации подхода и преувеличения роли статистики публикаций. И главное — начата системная работа над коррекцией Методики с устранением наиболее значимых нелепостей и несоответствий.

Более того, кажется, встречает понимание даже идея взаимного, симметричного контроля: если ведомство с таким методическим багажом берется контролировать результативность науки, то и у самой науки, как минимум, не меньше оснований грамотно анализировать результативность такого контроля. В принципе это вполне банальная «оценка регулирующего воздействия», давно известная в теории и даже в нашей административной практике.

Каждый закон, каждый нормативный правовой акт начинается с утверждения концепции как неотъемлемой части легислатуры. В случае с КБПР и со всем этим библиометрическим угаром такую концепцию необходимо:

увидеть,обсудить с профессиональным сообществом — и не только российским,

привести в соответствие с современными принципами и здравым смыслом.

При всем уважении к Министерству и его рабочей группе такой проект правильнее организовывать на независимой «трехсторонней» площадке, обеспечивающей паритетный контакт ведомственной и академической администрации с гражданскими инициативами и независимыми экспертами в сфере науки.

Тем не менее в этом году придется всеми возможными средствами минимизировать возможный ущерб от введения новой схемы. Перенос внедрения этой схемы ничего не испортил бы для науки, но это был бы аппаратный подвиг, способный разом построить и ведомственную, и академическую бюрократию, а также всех желающих браться за такие дела без знания матчасти. Чиновники продолжают прятаться за словом «пилот», путаясь в показаниях о том, что невыполнение плана якобы не будет иметь финансовых последствий. Но тогда по всем странным итогам этого пилотажа жесткие оргвыводы надо делать не по институтам, а по самому ведомству и исполнителям, вплоть до возврата денег государству.

Сейчас весь этот кризис несколько отодвинут на второй план задачами обнуления коронавируса и пр. Однако это именно тот случай, когда скандал может оказаться продуктивным.