ГЕНЭТИКА?

На крыльце Института молекулярной и клеточной биологии СО РАН наш корреспондент улыбнулся стоящим там девушкам. У лифта — пропустил вперед себя даму. А перед тем, как войти в кабинет доктора биологических наук Николая Николаевича Колесникова — постучал в дверь. Почему журналист повёл себя так? Потому что «воспитала семья и школа»? Или же какие-то стереотипы и модели поведения он получил по наследству вместе с цветом глаз? Об этом и состоялся разговор с учёным.

— Давайте представим всю совокупность наших мотиваций как пирамиду. На её сверкающей вершине — ценности: жизнь, свобода, Родина, семья, любовь… Далее идут социальные нормы, свои для каждой группы в каждую эпоху, затем — целая Вселенная более мелких и конкретных стереотипов поведения… На каком из уровней можно говорить о воздействии не только общества, но и биологических факторов?

— Идея разделения, чёткого размежевания и, тем более, противопоставление «генетического» и «социального» кажется мне в корне неверной. То, что заложено в геноме (и на других биологических носителях информации), и то, что приобретается в процессе социализации, тесно переплетено между собой. Долгое время в обществе (и не только социалистическом) доминировал примат влияния среды: как мы воспитаем личность, такой она и состоится. Однако человек разумный — не плод вмешательства инопланетян, а промежуточный итог длительной эволюции, и в геноме заложен не только биологический код того или иного индивида, но и весь путь к нему, начиная с простейших. Сегодня мы знаем: гены влияют на поведение, а поведение — на гены, это однозначно. Есть генетическая и социальная наследственность, первая заложена в материальном носителе — ДНК, вторая — в культуре, обычаях традициях, языке. Без среды реализация биологической информации невозможна, но она же формирует и изменяет эту среду. Все живые организмы в совокупности за долгие миллиарды лет создали тот мир, в котором мы сегодня живем. Homo sapiens — животное социальное, муравьи тоже. Но если у последних поведение в основном запрограммировано генетически, то человек первый, по-видимому, задумался о морали и нормах общежития. Хотя корни нашего базового поведения, в той или иной степени общие для всех представителей животного мира, формировались в течение последних 600 миллионов лет эволюции многоклеточных организмов.

— Я пропустил перед собой женщину, входя в лифт. У нас в стране это галантный поступок, а в США он был бы воспринят как оскорбительный, подчёркивающий неравенство полов. Но ведь и русский, и американец относятся к одному биологическому виду. Что это, если не рафинированный, стопроцентно социальный стереотип поведения? Где здесь генетика?

— Генетика прежде всего в том, что есть мужчины и женщины, генетическая программа определяет отношения между полами. А дальше это уже «эпигенетика» — стереотип поведения, направляемый установками социума, специфическими для каждого общества и культурных традиций. Знаете ли вы, что традиция пропускать вперед женщину была присуща еще пещерному человеку? А вдруг в пещере медведь?

Добавим, что в мусульманской стране мужчины вас за этот поступок не то, чтобы осудят, но посмотрят, как на чудака, мягко скажем. Так ведь я и не утверждал, что абсолютно все регуляторы поведения абсолютно у всех и везде имеют «смешанное» биосоциальное происхождение… Однако, давайте подойдём к вопросу несколько иначе и вспомним другую пирамиду — знаменитую пирамиду Маслоу, иллюстрирующую иерархию потребностей. В её основании лежат самые базовые из них: питание, сон, безопасность, секс… Далее следуют общение, любовь, семья, знания, работа и далее вплоть до самореализации и самоуважения.

Но «чистого» перехода от биологических моментов к социальным мы не увидим и здесь. Ни геном, ни среда по отдельности не способны сформировать полноценную личность. Вспомним «феномен Маугли»: когда реальные дети (например, знаменитые индийские девочки Амала и Камала) выросли без людей, в лесу, их поведение нельзя было назвать человеческим.

— А могут ли «переходным тамбуром» от биологического к социальному в мотивационной сфере служить наши эмоции?

— Эмоции, эмоциональный мозг — не тамбур, а основная операционная структура, ответственная в первую очередь за принятие решений и их реализацию в жизнь. Выражение «от любви до ненависти один шаг» имеет научную подоплёку. Исследования показали, что эти чувства локализованы в одной области мозга. Зачатки коллективистских влечений встречаются даже у простейших, тяготеющих друг к другу для образования колоний. Такие мотивации заложены в геноме, передаются по наследству и трансформируются в процессе эволюции. По мере усложнения видов в их группах возникает «зулусский» или двойной стандарт поведения: (если я украл корову — это хорошо, если у меня украли — плохо). Одни правила для своих, другие для чужих. Это очень глубинная норма дуального понимания добра и зла, дошедшая и до наших дней: достаточно посмотреть, увы, на стороны конфликта в Украине и вокруг неё… Лев Гумилёв в своей работе «Этногенез и биосфера Земли» дал прекрасное определение этноса. Облик, язык, культура? Да, но этносом, по Гумилёву, являются те их носители, что способны сказать: «Это — мы!» Мы — свои, остальные — чужие. Поэтому не стоит забывать, что мы всё-таки русские… И никогда в силу генетических особенностей не станем своими для «западных партнёров». Иллюзорность этого стремления ясно выразил Тарас Бульба — «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?».

— То есть водораздел «свой — чужой» можно назвать фундаментом этики: и человека, и всех живых существ, у которых есть её зачатки?

— В общем, да. Разделение на своих и чужих как стимулятор групповых приоритетов поведения (и, как результат, успешного выживания) влечет одно (альтруистическое) отношение к членам своей группы, другое (безучастное или агрессивное) — к конкурентам. Заметим, что приматы живут небольшими сообществами, те же шимпанзе — от 25 до 150 особей, у горилл вообще семейный уклад. И общая численность этих видов невелика, по 15-20 тысяч. Когда наши общие предтечи разделились около 4,4 миллионов лет тому назад, а самки повели свой отбор на доместикацию самцов, популяция тоже была крошечной. Доказано, что предков Homo Sapiens на всей Земле никогда не было больше нескольких тысяч. Их путь к сегодняшним семи миллиардам начинался с укрепления в геноме тех участков, которые отвечают как раз за различное поведение в среде «своих» и по отношению к «чужакам».

— Вы хотите сказать, что найден ген (фермент, белок, микроРНК или другой агент), который ориентирует особь на альтруизм к членам своего сообщества?

— Молекулярно-генетические предпосылки поведения высших животных и человека в последнее время активно изучаются. В 1995 году, уже после смерти автора, вышла книга Владимира Павловича Эфроимсона «Генетика этики и эстетики», в которой «вопрос о материальном субстрате биологических основ альтруистических эмоций» назван «далёким от постановки». Но учёный предвидел, что «субстрат» будет найден. И в 2010 году журнал Science опубликовал результаты группы голландских психологов во главе с профессором Карстеном де Дрё, установивших чёткую связь между нейропептидом окситоцином и так называемым парохиальным альтруизмом — направленным исключительно на «своих». Названное вещество усиливает желание защищать сотоварищей и может стимулировать нанесение «упреждающих ударов» по чужакам с целью защиты от возможной агрессии с их стороны. Замечу, что это весьма древний пептид, возникший вместе с гормонами щитовидной железы около 700-600 миллионов лет тому назад и давным-давно вписавшийся в системы контроля и управления реакциями организмов.

График, приведенный голландцами в Science, показывает, насколько чаще отказывались от сотрудничества с «чужаками» (при высоком уровне опасений по отношению к ним) участники эксперимента, принимавшие окситоцин (справа), чем члены контрольной группы (слева). Добровольцы вступали в экономическую игру, основанной на «дилемме заключённых». Так называют ситуацию, когда каждому выгодно вести себя эгоистично вне зависимости от действий партнеров, однако совокупный выигрыш всей группы оказывается максимальным при альтруистическом поведении всех её участников. И окситоцин показал себя «препаратом двойного стандарта», чаще заставляя добровольцев из одной команды отказываться от игры с «подозрительными личностями» из другой, доверяя при этом одногруппникам.

Связь окситоциновой системы регуляции поведения (пептид, состоящий из девяти аминокислот, генерируется нейронами гипоталамуса) с проявлениями кооперации и альтруизма подтверждена рядом других экспериментов. В частности, установлено, что он выделяется при положительно окрашенных контактах между родственниками (например, матерью и ребенком), влияет на доверчивость, склонность к добрым поступкам, сочувствие, помогает понимать настроение других людей по выражению лица, побуждает чаще смотреть собеседнику в глаза… И не только у людей.

В связи с такой всепроникающей ролью окситоцина ( необходимо, конечно, помнить, что регуляция поведения сложна и осуществляется на разных уровнях многими генами, природа поведения полигенна) мне кажется, что и к процессу доместикации животных «субстрат парохиального альтруизма» имеет самое прямое отношение. Хорошо известен многолетний эксперимент академика Дмитрия Константиновича «ДэКа» Беляева по одомашниванию диких лисиц. Познакомившись с этими животными, я постоянно задавал вопрос себе — почему и как? Какие гены? Теперь рискну предположить, что ответ очень прост. В ходе эксперимента происходил отбор особей с повышенным содержанием рецепторов окситоцина, позволяющим им получать физическое удовольствие от контактов с людьми и удовлетворять возникший тактильный голод. То есть продление отношений «мать-дитя» и перенос таких отношений на человека.

Кстати психотерапевт Вирджиния Сатир утверждает: чтобы выжить, нам надо 4 объятия в день, 8 — чтобы почувствовать гармонию жизни, а 12 — чтобы расти над собой. То есть обнимайтесь на здоровье. Даже есть международный день объятий — 21 января. Звери не в курсе молекулярного действия, зато они умеют обнимать друг друга… значит, им это надо?

Медики полагают, что окситоцин оказывает на организм не менее мощное воздействие, чем серотонин – «гормон радости».

— И, начиная с наших далёких предков, окситоциновая система регуляции, развиваясь, всё больше стимулировала парохиальный альтруизм?

— В геноме происходят изменения, передающиеся от поколения к поколению. Если родители ответственны за потомство, ухаживают за ним, ласкают, то на генетическом уровне усиливается активация окситоцина: это неоднократно доказано и на крысах, и на шимпанзе. За синтез этого вещества гипоталамусом отвечает определённый ген, небольшой по размеру и имеющий три экзона. Как уже было сказано, этот нейропептид наиболее сильно связан именно со взаимоотношениями матери и ребенка. К кому же более, чем к нашим детям, мы относимся самопожертвенно, за кого готовы встать горой? В контексте естественного отбора самые заботливые родители имели больше шансов вырастить потомство, и этот признак укреплялся. Соответственно, получала в этом плане преимущество вся группа, сообщество, подвид… Рискну предположить, почему исчезли неандертальцы. Их, вместе с недавно открытыми денисовцами, около 30 тысяч лет назад просто уничтожили ранние Homo Sapiens. В плане парохиального альтруизма и, как следствие, групповой солидарности, они (хотя и были в явном меньшинстве) переигрывали других Homo, с которыми, безусловно, конкурировали. Были более дружелюбными и заботливыми к своим, но непримиримо агрессивными к чужим. Которых, скорее всего, просто съели. Мясо врага чем не пища? Впрочем, во время авиакатастрофы в Андах в 1972-м году выжившие пассажиры поедали тела погибших… От пирамиды Маслоу никуда не уйти.

— Можно ли синтезировать окситоцин лабораторным путём?

— Да, этот препарат продается в аптеках, правда, его назначают при атонии (отсутствии тонуса) матки, для стимуляции родовой деятельности. Было бы хорошо закапать его в нос, как в голландских экспериментах, Порошенко, Коломойскому и компании… Однако, я не уверен в успехе. Окситоцин ведь стимулирует не тотальный, а парохиальный альтруизм, направленный только на «своих», при котором негативное отношение к «чужакам» обостряется. К тому же в сложных конфликтах (борьба за ресурсы, влияние) сильна роль экономических и политических мотиваций, против которых пока бессильны любые вещества…

— Но ведь окситоциновый механизм — не единственный биологический регулятор социального поведения?

— Разумеется. В том, что вы пропустили даму в лифт, участвовало множество других тонких биохимических реакций, полученных в наследство по цепочке поколений. В том, как вы строите своё поведение, как формируете оценки, кого выбираете в друзья и в жёны, задействовано большое количество соединений и их взаимодействий. Всё очень сложно и тесно переплетено, и нельзя назвать доминирующий механизм, ответственный за тот или иной выбор человека. Опять же, напомню то, с чего начал: альтернативность генетического и общественного факторов, их чёткая разграниченность — мнимые. Невозможно нарисовать «тёмную» зону чисто биологических регуляторов, «светлую» — социальных, и «серую» — смешанных. Тот же язык, которому некому было научить Амалу и Камалу, происходит от более простых сигнальных систем, которыми овладели жившие в лесу «человеческие детеныши». С отправной точки цивилизации, с момента перехода наших предков к оседлости сменилось всего-то навсего 500 поколений. Для эволюции это мизер, несмотря на гигантский прогресс — технологический, социальный и культурный.

— То есть можно сказать, что в приветственно поднятой руке заложено и рыцарское поднятие забрала, и дружественные позы животных из одной группы?

— Именно с таких позиций и следует изучать мотивации современного человека, системы его поведенческих стереотипов, норм и ценностей. Этике пора перестать быть чисто философской дисциплиной и стать «генЭтикой». Воссоздание сложнейшей структуры факторов, которыми обусловлены поступки человека, невозможно без междисциплинарного подхода, без интеграции гуманитарных и биологических наук.