http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=0bad21f2-07e9-4771-bae5-47ce04aaf081&print=1© 2024 Российская академия наук
Главное, что нужно перенять в организации зарубежной науки, — это понимание, что основная польза от фундаментальных исследований не столько в практическом выходе новой продукции, сколько в подготовке образованных людей, — считает доктор химических наук Александр Дильман, к тридцати годам успевший поработать в качестве учёного в Германии и Франции. Сейчас молодой исследователь возглавляет научную группу в Институте органической химии им. Н.Д. Зелинского РАН, изучает фторсодержащие кремниевые реагенты и разрабатывает методы образования углерод-углеродной связи с использованием кремнийорганических реагентов. В перспективе эти фундаментальные труды должны привести к созданию простых методов получения фторсодержащих аминов, аминоспиртов, производных аминокислот и других продуктов, необходимых фармацевтической промышленности.
Справка STRF:
Дильман Александр Давидович, доктор химических наук, ведущий научный сотрудник Института органической химии им. Н.Д. Зелинского РАН. Александр Дильман: «При выборе места стажировки меня больше волновала не какая-то конкретная страна, город или университет, а уровень научного руководителя»
Александр Давидович, как получилось, что Вы начали сотрудничество с зарубежными ученым?
— Ещё во время моей работы над кандидатской диссертацией по теме «Химия N,N-бис(силилокси)енаминов» я познакомился на конференции с профессором из Мюнхена — Гербертом Майром. Он занимался кинетическими измерениями реакций различных соединений с бензгидрилиевыми катионами и предложил изучить мои соединения в его группе. Таким образом, в 2000 году я провел в Мюнхене четыре месяца по стипендии Германской службы академических обменов (Deutscher Akademischer Ausstauch Dienst). Полученные результаты стали частью моей диссертационной работы, которую я защитил в Институте органической химии.
Почему приняли решение после защиты кандидатской уехать за границу?
— На Западе принято, что человек, который хочет стать ученым, должен после защиты кандидатской диссертации пройти так называемую пост-доковскую стажировку (один или два года). При этом, человек попадает в совершенно другую научную группу. Пост-доковская ступень является важной образовательной составляющей, и я решил эту ступень пройти. При выборе места стажировки меня больше всего волновала не какая-то конкретная страна, город или университет, а уровень научного руководителя. Я знал, что руководитель, к которому я ехал, профессор Анри Каган, человек выдающийся. Таким образом, я провел 2002 год во Франции, в Институте молекулярной химии и материалов (Institut de Chimie Moleculaire et des Materiaux), где занимался родиевыми и иридиевыми карбеновыми комплексами.
Учёным во Франции работается лучше, чем в России?
— Во Франции, да и, наверное, в других европейских странах, комфортно работается только в том случае, если ты занимаешься исключительно наукой, то есть решаешь поставленную научным руководителем задачу. А если ты сам являешься научным руководителем (стать им на Западе очень сложно), возникают все те же проблемы — где взять деньги на исследование и где найти хороших сотрудников. Так что это миф, что на Западе всем очень хорошо.
Основная польза от стажировки во Франции для меня была не столько в научной работе, сколько в общении с людьми. В частности, общение с моим научным руководителем оказалось очень интересным, — я получил новые знания, понимание организации научного процесса. Но, к сожалению, во Франции стать научным руководителем сразу после пост-доковской стажировки нельзя, а мне уж больно хотелось поскорее начать что-то свое.
В России такую возможность получили сразу?
— Да, практически сразу. В 2003 году после возвращения из Франции я обратился к академику Владимиру Александровичу Тартаковскому, возглавлявшему лабораторию, куда я пришёл работать, с просьбой разрешить мне заниматься новой темой. Он согласился. Мне дали комнату, где было совершенно пусто — ни оборудования, ни реактивов. Но постепенно всё необходимое стало появляться. Руководитель моей кандидатской диссертации профессор Сёма Лейбович Иоффе помог электронными весами, вакуумным насосом, холодильником. Удалось получить и какие-то реактивы, после того, как походил с просьбами по институту. Отчасти на деньги, заработанные во Франции, заказал в стеклодувной мастерской немного посуды, которая также является неотъемлемой частью химической лаборатории. Примерно в то же время оказалось, что на основании кандидатской диссертации ВАК рекомендовал меня на грант президента «Молодые кандидаты», и вскоре я этот грант получил. Кроме того, через несколько месяцев я получил стипендию европейского фонда ИНТАС для молодых ученых. В результате удалось запустить экспериментальную работу и взять пару студентов. Значимый результат по химии фторкремниевых реагентов появился примерно через полтора года, и, когда я показал этот результат академику Владимиру Тартаковскому, получил дополнительную поддержку.
Кстати, что дают, помимо материальных поощрений, победы в конкурсах для молодых учёных? Считаете ли полезной вошедшую в моду «конкурсную практику»?
— Будучи студентом, я принимал участие в Менделеевском конкурсе студенческих научных работ. В нашем научно-исследовательском институте так же много раз участвовал в аналогичных состязаниях. Считаю «конкурсную практику» очень полезной, так как она позволяет молодому учёному получить необходимый опыт презентации своих результатов, учит отвечать на вопросы, в чём как раз проявляется владение материалом. Особенно приятно, когда успешное участие в конкурсах поощряется материально, ведь для студента или аспиранта, отдающего всего себя научной работе, финансовая поддержка очень важна.
Если не секрет, из каких составляющих сегодня складывается Ваш заработок? Довольны ли Вы зарплатой, материальным обеспечением исследовательского процесса?
— Мой доход складывается из нескольких составляющих: ставка ведущего научного сотрудника, гранты, преподавание. И, на мой взгляд, так и должно быть. Стоит отметить, что за последние несколько лет базовая ставка существенно выросла. Однако, помимо заработной платы, есть еще одна очень важная проблема. Для проведения эксперимента требуются довольно большие средства, прежде всего, на расходные материалы и оборудование, значительно подорожавшие за последние полгода из-за понижения курса рубля. Покупать необходимое можно только из грантовых денег, но размер гранта, как правило, небольшой и дорогостоящее оборудование приобрести на него практически невозможно. На старой приборной базе, без современных материалов химик работать не может, вернее, результаты такой работы в перспективе окажутся неконкурентоспособными. Их всех материальных вопросов этот сейчас беспокоит больше всего.
Чувствуете ли Вы в себе силы, потенциал заниматься не только исследованиями, но и реформированием сферы науки?
— В настоящий момент не так много молодых ученых, которые смогли бы в сложившейся ситуации проводить реформирование науки. Реформы должны быть взвешенными, чтобы не разрушить то, что есть. У человека, который берется за системные изменения, должно быть четкое представление о том, что нужно делать. Для того, чтобы такое представление сформировалось, необходимо посмотреть, как организован научно-образовательный процесс за рубежом, и что из этого можно применить у нас, а что нельзя. На мой взгляд, главное, что нужно перенять, — понимание того, что основная польза от фундаментальных исследований для государства, финансирующего науку, не столько в практическом выходе новой продукции, сколько в подготовке образованных людей. У меня есть некоторые соображения о том, что следовало бы поменять в организации научного процесса в России, однако в первую очередь мне хотелось бы продолжить заниматься любимой научно-исследовательской работой.