Версия для печати
Вернуться к списку

Экономист Юрий Голанд: Главная причина наших проблем — рабская привязанность к сырью

«Экономической науки в России как не было, так и нет. Ни один из наших экономистов не предсказал нынешний кризис». Услышав такое от очередного скептика, я сказал, что знаю по крайней мере одного. Этот человек спрогнозировал многие из тех кризисных ситуаций, в которые не раз попадала российская экономика за последнее двадцатилетие.

Впрочем, начинал он как физик. Работал в знаменитом Институте физпроблем. Был ученым секретарем Научного совета по проблеме «Физика низких температур», возглавлявшегося академиком П.Л. Капицей. Петр Леонидович активно поддержал обращение молодого коллеги к глубокому и всестороннему изучению НЭПа, считая, что этот короткий переходный отрезок нашей истории весьма поучителен.

Потом хобби переросло в новую профессию. Специалисты считают его фундаментальную монографию «Дискуссии по экономической политике в годы денежной реформы 1921—1924 годов» наиболее полной, строго научной работой по данной проблеме. А главное — это богатейший источник для извлечения уроков нынешними финансистами, экономистами, политиками.

В истекшем году он выступил на международной конференции в Риме, посвященной регулированию финансового рынка после кризисов, с докладом «Сравнение финансового кризиса 1998 года с текущим кризисом в России».

Мой собеседник — Юрий Голанд, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН, член Экспертного совета Комитета Госдумы РФ по экономической политике.

— Юрий Маркович, наших экономистов обвиняют в том, что никто из них не предсказал нынешний кризис, не дал загодя рекомендаций по его предотвращению и выходу из него. Справедливо?

— Какой кризис вы имеете в виду? Мировой или наш, внутренний? Это хотя и взаимосвязанные, но все же разные вещи.

— Тот и другой.

— Ну, видите ли, не только у нас, но и в США сейчас обвиняют экономистов в том же самом. Подавляющее число Нобелевских премий по экономике — у американцев. И в СМИ у них появились даже предложения: отменить эту нобелевскую номинацию, раз экономисты не в силах предсказывать кризисы, подобные нынешнему.

Как родился нынешний глобальный финансовый кризис? В его основе — особенности делового цикла американской экономики, стремление поддержать деловую активность расширением потребительского кредитования на фоне недостаточного государственного регулирования финансового рынка. Были придуманы финансовые механизмы, привязанные к ипотеке, которая играет большую роль в экономике США. Дешевые ипотечные кредиты набрали даже те, кто не мог их вернуть. Все, как на фундаменте, держалось на том, что заемщики будут платить. А когда перестали люди платить, все рухнуло. Обвал на финансовом рынке США перебросился и в другие страны. И потом уже кризис ударил по реальному сектору.

Предсказуема ли была такая ситуация? Некоторые американские экономисты еще несколько лет назад говорили, что надувается большой финансовый «пузырь», грозящий взрывом, но власти не обращали внимания на эти предостережения.

Связано это с нашим внутренним кризисом? В той степени, как мы зависим от мировых цен на нефть и другие наши экспортные товары, да. Когда возникают кризисы, падают цены на сырьевые товары, инвесторы из развитых стран забирают деньги с развивающихся, рискованных рынков. И это привело к обвалу нашего фондового рынка, а затем и сказалось на состоянии банковской системы и реального сектора.

Но все-таки главная причина наших проблем — не мировой кризис, а рабская привязанность экономики к сырью и в связи с этим наркотическая зависимость от мировых цен на нефть, газ, металлы.

— Это историческая ситуация?

— Да, еще с дореволюционных времен. Только до революции 1917 года была другая привязка — не к нефти (хотя Российская империя и занимала 1—2-е места в мире по добыче нефти), а к сельскохозяйственной продукции. Роль нефти играло зерно.

Зависимость нашей экономики от мировых цен на нефть стала очень заметной в 70-е годы прошлого века, когда они выросли почти в 10 раз. Выручка от экспорта всех товаров на протяжении 70-х годов возросла примерно в 5 раз. В основном именно за счет продажи нефти с 1960 по 1980 год она увеличилась примерно в 4 раза, что позволяло решать многие внутренние проблемы.

Все кончилось в 80-е годы, когда упали мировые цены на нефть, а США и другие западные страны подвергли СССР кредитной блокаде в ответ на ввод советских войск в Афганистан в 1979 году. С того времени, по существу, началось наше экономическое падение, которое не остановило ни то, что с приходом Горбачева нам снова стали давать кредиты, ни плохо подготовленные рыночные реформы. Наоборот, распад СССР и эти реформы только углубили общую кризисную ситуацию.

Положение стало улучшаться с началом текущего десятилетия, в первую очередь в результате благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры. Но мы, обладая достаточными для этого средствами, так и не сумели создать нормальную диверсифицированную, опирающуюся на высокие технологии экономику, которая может обеспечить потребности своей страны в основных продуктах и товарах. И власти сами внесли вклад в утерю этой реальной возможности. Потому что для высоких технологий нужны высококвалифицированные рабочие, инженеры, ученые. А многие из них в последние 15—20 лет или уехали, или оказались невостребованными по своей профессии.

— Мне вспоминается одна мысль П.Л. Капицы: даже создав в консерватории отделение по написанию гимнов или кантат, мы их не получим, если поизвелись люди, которые вообще умеют писать музыку. Никакие менеджеры не помогут, если нет профессионалов, специалистов, мастеров. А у нас не только «утечка умов». У нас еще и дистрофия профессионализма.

— Да, дефицит квалифицированных специалистов ощутим в самых разных областях, и он крайне затрудняет реализацию провозглашенного президентом Медведевым курса на модернизацию. Раньше уезжали ученые, выталкиваемые тем унизительным, нищенским состоянием, в которое наука была низвергнута в постперестроечной России. А ныне — новая волна отъездов. Теперь уже — специалистов, мастеров своего дела, разочаровавшихся в возможности поставить это дело на родине, да и просто опасающихся за свою жизнь, за жизнь близких людей. Ведь это вопрос не только денег. Это и вопрос обстановки в стране, престижа в обществе знаний и их носителей.

Вот недавно первый заместитель руководителя администрации президента России Владислав Сурков дал интервью, в котором признал, что «собственные наши интеллектуальные силы невелики». Естественно, если страну покидают лучшие ученые и специалисты, то ее интеллектуальные силы ослабевают. Но ведь это не природное явление, на него могут влиять власти. Наши ученые и инженеры успешно работают в других странах, а здесь они не могли себя реализовать, да и потенциал тех, кто остался, используется далеко не полностью. Чем жаловаться на слабость наших интеллектуальных сил, лучше повысить в обществе престиж знаний и их носителей, для чего, в частности, увеличить финансирование науки до необходимого уровня, при этом обеспечить доведение выделяемых средств до реальных исполнителей и реальную защиту прав интеллектуалной собственности, а также повысить качество среднего и высшего образования. Но не путем разрушения нашей системы обучения фундаментальным знаниям, а дополнением ее такими особенностями, взятыми за рубежом, как воспитание навыка дискуссий или практического использования знаний.

Сурков сделал вывод о необходимости привлекать из-за рубежа деньги, знания, технологии. Но для их привлечения нужно улучшить существующие правовые, экономические, организационные условия, и без развития собственных исследований мы не сумеем эффективно использовать зарубежные разработки.

Как раз на основе взаимодействия отечественных специалистов с иностранными были построены успешные дореволюционные проекты, реализованные под эгидой тогдашнего министра финансов Сергея Витте. При нем была проведена эффективная денежная реформа, удвоилось промышленное производство, совершен настоящий прорыв в строительстве железных дорог, а по отношению к Великой Транссибирской магистрали впервые были применены расхожие потом слова «русское чудо». Все это делалось в комплексе с расширением технического образования.

В советское время в стране также был успешный опыт реализации крупных научно-технических программ, правда, в основном в военной области и ценой больших затрат. Однако если говорить об экономической составляющей наших атомного и космического проектов, то это не только колоссальные бюджетные вложения, но прежде всего наличие и научных, и инженерных, и рабочих кадров, способных осуществить новейшие высокие технологии.

В этом дело, а не в споре о том, какая часть сведений об атомной бомбе или о «Фау-2» была предоставлена нашим разработчикам разведкой. Успех и этих проектов, и реформ Витте во многом объяснялся тем, что важная роль в них отдавалась первоклассным специалистам. А сейчас на ключевых позициях «успешные менеджеры», распределители денежных потоков, и я совсем не уверен, что им под силу решить проблемы модернизации, требующие глубоких специальных знаний.