На
заседании президиума РАН встретились с Ренатом Сагдеевым. Посудачили о ситуации
в Сибирском отделении после выборов, а затем вспомнили о Роальде.
-
Брат приехал в Баку, там читал лекции, - сказал Ренат.
- О космонавтике? - поинтересовался я.
-
Скорее о космологии, именно с нее
начинаются современные космические исследования.
-
Но они, насколько мне известно, не очень популярны в Азербайджане? - осторожно
заметил я.
-
Это не так, - возразил Ренат. - Если брат куда-то приезжает, значит там интересуются
космическими исследования серьезно. Деталей не знаю пока, но убежден, что после
лекций брата появятся энтузиасты космонавтики - я это твердо знаю. Дело в том,
что Роальд умеет хорошо прогнозировать
будущее... Впрочем, вы об этом хорошо знаете: насколько я помню вы были чуть ли
не первым, кто брал интервью, когда Роальд стал директором Института космических
исследований. Он ведь точно предсказал пути развития отрасли... Разве не так?
Я
согласился с академиком Сагдеевым, хотя, честно говоря, запамятовал о том
интервью - ведь прошло более сорока лет. А потому перевел разговор на другую
тему:
-
С внучкой Эйзенхауэра Роальд разошелся?
-
Да, но они остались друзьями...
Началось
заседание президиума. Один из вопросов повестки дня: создание приборов, которые
могли бы работать на Международной космической станции. Их явно недостаточно.
Я
вспомнил, в нашей беседе с директором ИКИ академиком Роальдом Сагдеевым, что
случилась сорок лет назад, как раз и об этом шла речь.
Ох,
все-таки стремительно летит время!
Итак,
возвращение в прошлое. Глянем на него с позиций сегодняшнего дня.
1975
год. Триумф полета кораблей "Союз" и "Аполлон". В
резиденции посла США в Москве прием в честь астронавтов и космонавтов,
принимавших участие в программе. Приглашен и я, так как не только вел бортовую
пресс-конференцию от СССР с экипажем, но и успел побывать в Америке, где
встречался с президентом США Дж. Фордом.
Стоим
в сторонке с Борисом Егоровым и его очаровательной женой Наташей, сотрудниками
посольства, понемногу потягиваем превосходный виски (дефицит в то время в
СССР!), вспоминаем самые волнующие моменты полета двух кораблей. В зале
появляется довольно шумная группа людей
во главе с президентом Академии наук Келдышем. Все немного навеселе - ясно, что
они уже начали отмечать советско-американскую победу в космосе. Мстислав Всеволодович
вдруг решительно направляется к нам. Это несколько неожиданно. Он здоровается
со всеми, представляет своих попутчиков.
-
Это академики Петров, Виноградов, ну и совсем молодые Великов и Сагдеев, -
Келдыш улыбается, - я оставляю их в вашем распоряжении, а красавицу краду.
Разрешите вас пригласить на танец?! - нам становится понятно, что Келдыш не на
нас обратил внимание, а на Наташу.
Картина
незабываемая: седовласый красавец-мужчина и стройная элегантная актриса
кружатся в танце легко и изящно, настолько прекрасно, что все расступаются,
любуясь ими.
-
Пожалуй, это лучшее завершение программы, - шутит Роальд Сагдеев. Он стоит
рядом.
Я
соглашаюсь с ним, говорю, что сегодня и у Мстислава Всеволодовича прекрасный
день, видно, что он счастлив.
-
То, что этот полет состоялся столь успешно, безусловно, заслуга в первую
очередь Келдыша, - говорит Сагдеев.
-
Но он всегда был в тени...
-
Да, это так. Но повторяю, Мстислав Всеволодович был первым, кто не только
предложил этот проект, но все делал, чтобы он стал успешным. Я это знаю досконально,
потому что именно он настоял, чтобы я стал директором института...
В
тот вечер мы договорились с Роальдом Сагдеевым встретиться в спокойной
обстановке и подробно поговорить о работах института.
-
Только через некоторое время, - уточнил Сагдеев, - мне еще предстоит вжиться в
тематику, вникнуть в детали, иначе разговор получится поверхностным...
Несколько
раз я звонил в ИКИ, просил об интервью.
Сагдеев
не соглашался: мол, еще рано.
Но
в канун десятилетнего юбилея "Интеркосмоса" он уже не согласиться не
мог, так как Институт космических исследований Академии наук занимал ключевые
позиции в этой программе.
"Интеркосмос".
Первые 10 лет. Только факты.
"В
1966 году для координации действий различных министерств и ведомств по
разработке и выполнению международных программ решением Советского правительства
был создан Совет по международному сотрудничеству в области исследования и
использования космического пространства при Академии наук СССР, сокращенно
именуемый "Интеркосмос".
Наиболее
крупные программы Советский Союз осуществлял со странами социалистического содружества,
а также с Францией, США и Индией. Научная аппаратура была установлена на 12
спутниках серии "Интеркосмос". Более 10 французских и советско-французских
научных экспериментов было выполнено на советских космических аппаратах типа
"Луноход", "Марс", "Прогноз" и "Ореол".
Важное
место в международных связях отводилось созданию совместных средств сближения и
стыковки советских и американских космических кораблей и станций и испытанию
этих средств в условиях реального космического полета по проекту "Союз -
Аполлон"..."
Академик
разглядывал балалайку.
-
Подарок, - сказал он, - нашим коллегам в Тулузе. Через несколько дней там
открывается семинар по эксперименту "Аракс". Женя Мишин, наш молодой
сотрудник, примет в нем участие, - академик кивнул в сторону молодого человека,
который скромно стоял у двери. - Хороший сувенир - балалайка?
-
Французы, бесспорно, поддержат, - подтвердил я.
-Только
трудно было достать, - посетовал Мишин.
-
Счастливого пути, - попрощался академик с коллегой. - Вопросы есть? Нет? Ну и
хорошо...
Мишин
скрылся за дверью.
-
Толковый парень, - сказал Сагдеев, - и перспективный ученый. Ну а молодость не
помеха - чем раньше человек приобщается к науке, тем больше от него следует
ждать...
В
кабинет директора Института космических исследований меня привел приближавшийся
юбилей "Интеркосмоса", организации, созданной в 1966 году при
Академии наук СССР для координации всех международных программ страны. Многие
из них осуществляются учеными ИКИ.
Еще
годом ранее, после одного из посещений института, мне хотелось поговорить с его
руководителем. Но тогда Роальд Зиннурович Сагдеев сказал всего несколько слов:
"Прошу вас, чуть позже, когда работы, нами запланированные, будут осуществлены".
Действительно, весна и лето 1975-го были горячими для института: готовился
полет "Союз - Аполлон", разрабатывались научные программы спутников
"Интеркосмос", обсуждались советско-французские проекты, стартовал
индийский спутник "Ариабата". В одной лаборатории института
находились американские специалисты, в другой - ученые социалистических стран,
в третьей - индийцы...
Нельзя
было сказать, что сейчас в ИКИ наступило "затишье" - по-прежнему в
его коридорах звучала иностранная речь, но многое из того, о чем еще в прошлом
году директор и сотрудники говорили как о "будущем", ушло в прошлое.
Разговор
с Сагдеевым я начал так:
-
Юбилей - прекрасная возможность еще раз взглянуть на сделанное, оценить
минувшую работу, выделить главное. Для вас "Интеркосмос" тоже начался
десять лет назад?
-
Я пришел к космосу позже, - ответил он. -
Как раз десять лет назад в это время я был в Италии в международном
центре, где собрались специалисты из нескольких стран. В течение полугода мы
обсуждали самые интересные и нерешенные задачи по теории плазмы. Рождались совместные
проекты, планы, в том числе и в космосе. У меня был интерес к физике космоса
как у теоретика, которому не суть важно, где идут плазменные процессы - в
лаборатории или естественных условиях.
-
Интерес к плазме и привел вас в Институт космических исследований?
-
Конечно. Появилась возможность экспериментировать не в лаборатории, а в
космическом пространстве. Причем в минувшее десятилетие международное
сотрудничество в этой области стало бурно развиваться. Можно проиллюстрировать
это развитием программы "Интеркосмос".
Первые
работы ученых социалистических стран связаны с использованием сравнительно
простых приборов. Однако результаты были получены очень интересные, и это
вызвало качественный скачок в космическом приборостроении.
Родилось
новое поколение ученых с социалистических странах - специалистов по космической
физике. Некоторые из них получили международное признание. В частности, среди
руководителей такой авторитетной организации, как КОСПАР, сейчас представители
Болгарии, ГДР, Чехословакии, Польши.
-
Очевидно, рост авторитета отдельных ученых с бурным развитием космических наук
в этих странах? Но я вспоминаю начало
сотрудничества: тогда немало было скептиков, которые считали, что небольшие
страны не смогут на равных работать с "великими космическими державами"...
-
Жизнь опровергла это мнение. Ученые любой страны способны участвовать как
равноправные творческие партнеры в крупных международных космических
программах. И промышленность этих стран внесла достойный вклад в исследование
космоса. Причем при решении таких сложных проблем она поднялась на высший
уровень научно-технического прогресса.
-
Сотрудничество в космосе отражает смягчение международной обстановки,
стремление народов к взаимовыгодным контактам, развитию кооперации как в
общепланетарном масштабе, так и на Европейском континенте?
-
Вершиной этого процесса стал полет кораблей "Союз" и
"Аполлон" - уникальная демонстрация не только совместимости различных
космических систем, но и глубокий политический и социальный эксперимент. Он
показал, что две великие державы могут и должны вместе работать во имя
человечества...
-
Плюс сотрудничество с другими, не столь могучими странами? Теми, что вошли в
программу "Интеркосмос"?
- Конечно. Особое место в деятельности Совета
"Интеркосмос" принадлежало кооперации ученых социалистических стран.
Сначала
эксперименты носили камерный характер - проектировались небольшие спутники. Постепенно
мы перешли к крупным проектам, в частности, по ракетному зондированию верхних
слоев атмосферы. Эти ракеты были битком набиты научной аппаратурой.
Использовалось огромное количество интегральных схем, электронных приборов. С
их разработкой рос уровень научного приборостроения.
Ученые
социалистических стран стали не "пассажирами" на спутниках и ракетах,
они превратились в их полновластных "хозяев". Создавались технические
средства эксплуатации космических аппаратов, позволяющие получать научную
информацию на приемные станции, расположенные в этих странах.
-
В орбиты "Интеркосмоса" входили и Индия, Швеция, Франция... Я знаю,
что вы особенно пристрастны к советско-французскому сотрудничеству. И балалайка,
уезжающая в Тулузу, - еще одно свидетельство этому...
-
Директор института не должен быть пристрастным. Личные же мои интересы как
ученого связаны с проектом "Аракс". Для меня он начался задолго до
переезда в Москву. И.А. Жулин, заместитель директора ИЗМИРАНа, однажды приехал
в Новосибирск, чтобы рассказать мне о необычном эксперименте. Вместе с
французами началось обсуждение проекта, и нужен был человек, имеющий большой
опыт работы с лабораторной плазмой. В 1970 году проект получил поддержку Совета
"Интеркосмос". Вскоре в Ереване наши ученые и французы встретились,
чтобы обсудить эту совместную работу. Название "Аракс" означает
"искусственное полярное сияние", и в то же время это дань уважения
городу Еревану, где нас так радушно встречали.
-
Вы довольны результатом?
-
Практически все задачи, которые мы ставили, выполнены. Мы тоже не ожидали
такого стопроцентного отклика на каждый залп электронной пушки... Впрочем, надо
рассказать по порядку, что я имею в виду.
На
ракете в районе острова Кергелен была поднята в космос электронная пушка. Пучок
частиц, следуя вдоль магнитных силовых
линий, сначала удалялся от Земли на 25 тыс. км, а затем возвращался. Его
наблюдали в районе Архангельска. Около 80 тыс. км - такова протяженность искусственного
северного сияния. Пучок шел не по вакууму, а сквозь космическую плазму, и поэтому
сильно деформировался. Он стал своеобразным скальпелем, вскрывающим неизвестные
процессы околоземной плазмы. Эксперимент необычный, он потребовал таланта многих
людей.
-
А сколько это было человек - десять, сто или тысяча?
-
Очень трудно подсчитать всех ученых, инженеров, рабочих, которые внесли свою
лепту в "Аракс". Полностью в течение пяти лет у нас - несколько
десятков, столь же во Франции. Но эпизодически число участников становилось в несколько
раз больше. Особенно когда требовалось решать сложные научные и технические
проблемы.
К
примеру, в Киеве рождалась электронная пушка. Работал Институт имени Патона.
Вокруг ракеты нужно было создать "плазменный зонтик" - ведь мы не
могли заземлить установку обычным способом. Устройство для создания плазменного
облака (роль Земли выполняла ионосфера) было разработано в Институте имени
Курчатова. Таким образом, можно смело сказать, что в международном сотрудничестве
принимало участие в той или иной форме очень многие научные учреждения страны.
-
Предположим, что мы встретились через пятьдесят лет. Какими проблемами
"Интеркосмос" или подобная организация будет заниматься?
-
Будет очень много работ с повседневным практическим использованием космической
техники для нужд Земли. А наука уйдет в дальний космос...
Потом
мы много раз встречались с Роальдом Сагдеевым. Поводы были разные, чаще всего
"политические". В годы перестройки Сагдеев был среди тех людей, на
которых опирался М.С. Горбачев. Он не возражал, когда Р.З. Сагдеев решил
жениться на внучке Эйзенхауэра - любовь: разве ей можно возражать?!
Перед
отъездом в Америку мы встретились с Роальдом. Я посетовал, мол, жаль, что он
оставляет Институт космических исследований, замену ему найти нелегко.
В
ответ он рассмеялся:
-
У нас немало талантливых людей, которые смогут занять эту должность и работать
хорошо, - а потом вдруг добавил уже вполне серьезно: "Знаешь, у меня есть
много идей, на реализацию которых здесь мне потребуется лет пятнадцать, а там я
смогу это сделать за пять лет..."
Я
запомнил эти слова, и часто вспоминаю их. Хочу спросить Роальда: удалось ли это
ему осуществить задуманное? И хотя наши судьбы пересекаются довольно часто -
здесь, в Москве, и иногда там, в США, - ответ этот вопрос получить не удается.
Так складываются обстоятельства, что посидеть вечерок, поговорить, просто
поднять чарку не случается. Может быть, это произойдет в Баку - городе, который
так притягивает нас обоих своей самобытностью, неповторимостью и теплотой...