По законам инерции

- Валентин Иванович, с момента создания Федерального агентства научных организаций (ФАНО) прошло, кажется, достаточно времени. Можно говорить о том, в каком состоянии пребывает наука после реформы?

- Ну, во-первых, реформа делает свои первые шаги и говорить о состоянии науки после реформы некорректно. Фактическое состояние характеризует тот уровень, что был достигнут в предыдущий период. Решение о реструктуризации принято давно - четыре месяца как появился закон. Но фактически мы стоим в самом начале реорганизации и сталкиваемся с взаимным непониманием, как будут действовать научный комплекс под крышей ФАНО.

Возникли организационные проблемы. Идет вторая половина января, но финансирование еще не открыто, подходит время начисления и выплаты заработной платы. То же самое со стипендиями аспирантам и докторантам. С нас «сняли» заботу об имущественном комплексе. Но что делать с переходящими объектами производственного и жилищного строительства, где заказчиком выступало ДВО РАН. В бюджете средства на эти цели предусмотрены, но находятся они в ведении ФАНО. Существует некий временной отрезок – с полгода – за который необходимо эти вопросы решить. В противном случае за рамки 2014 года выйдет ввод в эксплуатацию уникального центра по производству подводной робототехники. В следующем году финансовые средства уже не предусмотрены.

Застройщиком центра было ДВО РАН. Но нас от этих забот освободили. А кого назначили? Даже в ФАНО не знают, кто этим сейчас должен заниматься. Функции забрали, но их никто не взял.

Пока что ни в одном из регионов не созданы региональные представительства ФАНО, хотя они уже должны действовать и принять на себя выполнение функций, что были изъяты у нас в соответствии с ФЗ-253.

Возникают вопросы: как будет содержаться имущество дальневосточного отделения? Сегодня это выпало из списка наших задач и стало функцией федерального агентства. Я по инерции получаю письма из институтов – у одного крыша потекла, у другого вышел из строя уникальный прибор, требуется срочный ремонт, но у нас нет полномочий.

Гладко было на бумаге

- В самом начале обсуждения реформирования науки много внимания уделялось как раз эффективному управлению имуществом.

- Академия наук никогда не была собственником имущественного комплекса. Он был в государственной собственности и находился у нас в оперативном управлении. Любые действия с имуществом, включая списание, аренду, передачу из одной организации в другую, мы проводили только после согласования с представителем собственника – территориальным органом Росимущества. Новый закон «освободил» нас от забот по управлению имуществом, но без имущества – зданий сооружений, приборов, научно-исследовательских судов, научную работу выполнить невозможно, если ты не чистый теоретик и тебе нужна только ручка и бумага. Обещанной свободы мы так и не получили, зато многие проекты оказались на грани срыва.

- Выходит, что новую структуру объявили, но сам механизм еще не настроили?

- Нет ни конкретной даты, ни понятия, когда он заработает. Я понимаю Михаила Котюкова (главу ФАНО). По его словам, в ФАНО существует колоссальная кадровая проблема. Как думали в начале – есть же в академии наук аппарат управления. Нужных людей надо просто перевести из одной структуры в другую с сохранением исполняемых обязанностей, но все оказалось значительно сложнее. ФАНО - это государственная служба, со своими требованиями к персоналу: возраст, квалификация и т.д. В итоге, аппарат до сих пор не укомплектован.

Нечеткие процедуры реформ порождают проблемы, с которыми, как нам казалось ранее, мы справились. Я имею в виду проблему старения научных кадров. В последние годы у нас произошли существенные положительные сдвиги. Средний возраст научных сотрудников, в том числе кандидатов и докторов наук стал снижаться, среди руководителей среднего звена доля молодых превысила 50%, а в общей численности превысила 27%. Казалось, что еще немного и кадровая брешь, образовавшаяся в начале 90-х, будет ликвидирована. Нынешняя ситуация порождает неопределенность, неуверенность в возможности продолжить свою работу и, как следствие, начало оттока высококвалифицированных специалистов. Речь идет не о молодых специалистах, а о уже сложившихся в науке личностях – кандидатах и докторах наук. Более того, среди намеревающихся покинуть Дальний Восток и Россию есть и члены академии и руководители научных учреждений. Эти тенденции вызывают наибольшую тревогу.

И Хирш с ними

- В управление наукой, по сути, запустили эффективных менеджеров. Насколько это шаг оказался оправдан?

- Может, прозвучит старомодно, но я считаю, что эффективность управления нужно оценивать результатами, а не какими-то абстрактными индикаторами или индексом Хирша (характеристика продуктивности ученого, основанная на количествах публикаций и цитирований этих публикаций). Кто бы спросил у Королева или Курчатова про этот индекс? Боюсь, он бы у них был нулевым!

Когда говорят, сколько у тебя статей вышло за рубежом, у меня возникает вопрос: почему за рубежом? Наша задача образовывать иностранцев? Я понимаю, если ты публикуешься в Nature или Science - это результат экстрокласса. Твои изыскания привлекают внимание всего мирового научного сообщества. Это может быть открытие нового свойства материи, черные дыры и т.д. Но есть узкая специализация. Ученый, например, занимается горным делом, процессами извлечения какого-то компонента из руды. Он из-за специфики никогда не опубликуется в Science. Как его можно поставить на одну и ту же площадку с физиком-теоретиком, с математиком, с экономистом? Получается уравниловка. Поставили в ряд все институты, и оказалось, что те из них, которые у всех на слуху, у которых колоссальные результаты, у них низкие индексы.

Индикаторы для оценки науки нужны, прежде всего, как инструмент внутреннего аудита, но они должны формулироваться специалистами непосредственно работающими в науке, а не «эффективными» менеджерами. Нужно смотреть в корень, на результат. Что сделано в науке? Какова отдача? Что тот или этот работник внес в развитие науки, насколько был полезен его труд для страны и общества.

Ученое секвестрование

- У многих ученых сейчас есть опасение за фундаментальные исследования.

- Недавно прошел президентский совет по науке, где было дано поручение - прекратить финансирование фундаментальных исследований по федеральным целевым программам (ФЦП). Предлагается финансировать поисковые и фундаментальные исследования исключительно по грантам. Наверное, в этом есть что-то полезное, но нет наработанной практики и не ясны механизмы прохождения грантового процесса. Я знаю порядок работы в зарубежных исследовательских центрах и университетах. Да, там грантовое финансирование является доминирующим. Но при этом обязательно есть доля государственного или частного финансирования, которая обеспечивает устойчивость структуры, поддержание и своевременную модернизацию инфраструктуры учреждения.

- Очевидно, что эффективным менеджерам нужен результат здесь и сейчас. Фундаментальная наука не дает мгновенной выгоды, как быть ей в новых условиях?

- Задачи науки остаются неизменными, и они состоят в получении новых знаний об окружающем нас мире. Именно эти знания лежат в основе развития техники, промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения, развития человеческого общества, повышении обороноспособности. Наука имеет свою логику развития, и в каждой области есть период накопления новых знаний, период их осмысления и обобщения, за которым следует скачок, переход на новый уровень и снова период накопления, обобщения. Для науки очень опасны решения, продиктованные «высшими» соображениями людей, далеких от этой сферы. Дорого обходятся ошибки! Едва ли нужно напоминать решения, принятые в нашей стране в отношении генетики, кибернетики и других «продажных девок» капитализма. Поэтому говорить о мгновенной выгоде от развития фундаментальной науки неправильно. Но без развития науки уж точно никаких перспектив!

Можно, конечно, не развивать науку, но тогда нужно согласиться тем, что мы будем, потребляя импортную высокотехнологичную продукцию, финансировать развитие науки в других странах, согласиться со второсортным статусом государства, забыть о независимости государства в широком смысле слова и о его лидерских амбициях.

- Как и кем сейчас определяются приоритеты в науке?

- Это очень сложный вопрос. Строго говоря, приоритеты развития науки наиболее точно может определить само научное сообщество. Бизнес и власть могут определить, точнее, задать, вектор развития прикладных научных и технологических исследований, но развитие фундаментальных исследований управляется своей логикой, где чрезвычайно важна экспертная оценка, а она может быть сформирована только специалистами, участвующими в процессе. Говоря о развитии регионального научного комплекса, можно сказать, что в формировании приоритетов своего развития мы, прежде всего, ориентировались на приоритеты развития региона. Наши институты должны были «содействовать ускоренному социально-экономическому» развитию региона. Не думаю, что с появление ФАНО ситуация в корне изменится. Другое дело, что сегодня произошло фактическое разрушение сложившегося научного комплекса. Дальневосточное отделение РАН, являясь главным распорядителем бюджетных средств, отвечало за комплексное развитие науки в регионе, направляло финансовые и материальные ресурсы на развитие того или иного научного направления в соответствии с приоритетами развития региона. Была возможность быстро откликаться на возникающие потребности и вызовы. Сегодня ситуация кардинально изменилась. Институты Дальневосточного отделения выведены из подчинения и влияния Дальневосточного отделения РАН. Оперативное управление их деятельностью будет осуществлять ФАНО из Москвы или через свои территориальные структуры, которых пока нет.

У нас забрали все рычаги воздействия на научные коллективы. Сегодня организовать комплексную междисциплинарную программу ДВО РАН не может. Оперативное управление ушло в институт, а для института главным стало ФАНО. Оно и будет принимать решения о приоритетных направлениях научно-исследовательских работ.

- Можно сказать, что сейчас происходит с дальневосточным отделением РАН?

- Аппарат управления Дальневосточного отделения РАН по инерции продолжает свою деятельность, но в ближайшие месяцы он будет сокращен в четыре - пять раз, что сделает невозможным выполнение ряда важных управленческих функций. Раньше в управлении было 130 человек. Сегодня оставляют 15 в аппарате и 20 человек технического персонала.

Как пояснил министр образования и науки, для аппарата управления Академии достаточно 200 человек. В это количество входят все региональные отделения и научные центры. Как воплотить это в жизнь – не известно. Есть функционал, который мы по закону должны выполнять – но кто будет выполнять? Все идет к тому, что моим заместителям придется перейти на четверть ставки, а 70 - 80 высококлассных специалистов Президиума ДВО РАН просто сократят.

Но на будущее я смотрю с оптимизмом. Подавляющее число наших институтов - это сложившиеся творческие коллективы с большим опытом работы и устойчивыми традициями серьезных научных школ. Они жизнеспособны, а заделы, которые они имеют, достаточны для преодоления временных трудностей. Российская академия наук через несколько дней отметит свое 290-летие. Уверен, что выдержав попытку разгрома 2013 года, Академия наук сохранит и преумножит свой вес и авторитет в российском обществе и на международной арене.