http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=14ef4e66-cf83-4834-9aa4-17a6e48d3b8f&print=1© 2024 Российская академия наук
Наука об улучшении человеческой породы
Надо быть невероятно внутренне цельным человеком, чтобы записать в своем дневнике: «Я ошибался в жизни два раза. Один раз по молодости лет и неопытности неверно определил одного паука. В другой раз такая же история вышла еще с одним представителем беспозвоночных. До 14 лет я верил в бога, а потом понял, что бога нет, и стал относиться к религиозным предрассудкам как каждый грамотный биолог. Но могу ли я утверждать, что до 14 лет ошибался? Это моя жизнь, моя дорога, и я не стану отрекаться от самого себя».
Слова эти принадлежат человеку, который создал оригинальную версию теоретической биологии – Николаю Константиновичу Кольцову (1872–1940). Но в России, кажется, действительно «проспали» этого выдающегося ученого. Хотя это именно Кольцов впервые в мировой науке, еще в начале XX века, выдвинул предположение о существовании молекулы наследственности и матричной репродукции. Точное число хромосом человека установлено тоже им.
А в 1921 году Кольцов организовал Русское евгеническое общество и учредил «Русский евгенический журнал» (он выходил с 1922 года, всего было издано семь томов). В первом номере именно этого журнала была напечатана программная статья профессора Николая Кольцова «Улучшение человеческой породы». В ней, между прочим, Кольцов заявлял: «Наука об улучшении пород животных называется зоотехнией; наука об улучшении человеческой породы, обычно называемая евгеникой, может быть названа также антропотехнией, так как она является не более как отделом зоотехнии». Под таким же названием в 1923 году работа вышла отдельной книжкой тиражом 4 тыс. экземпляров.
«Совсем недавно – только в двадцатом веке – сложилась новая биологическая наука, получившая название «евгеника» от греческих слов «еу» – хороший, благий, и «генос» – род, то есть наука о благородстве человека, – начинает свою книгу Кольцов. – Порода всякого вида животных и растений, а в том числе и человека, может быть изменена сознательно, путем подбора таких производителей, которые дадут наиболее желательную комбинацию признаков у потомства. Для задачи действительно изменить, облагородить человеческий род это – единственный путь, идя по которому можно добиться результатов».
Как будто в доказательство генетической теории – генеалогия самого Кольцова. Константин Сергеевич Алексеев (Станиславский) – троюродный брат Николая Кольцова. Родней ученому приходился и русский шахматный гений Александр Алехин. Да и сам Кольцов научился читать, когда ему не было еще и четырех лет.
Николай Кольцов, пожалуй, пример классического естествоиспытателя, биолога в аналитически чистом виде. «Становлюсь раздражительнее, неустойчивее: неужели же это любовный удар так повлиял? Или тут половая неудовлетворенность замешана? Иного объяснения не вижу», – запишет в дневнике 22-летний Кольцов. Выход? «…Рассеяться усиленной работой». Биолог он и есть биолог! Русский философ, современник Кольцова Николай Бердяев замечал, что русские обожествили естественные науки. Еще в 1927 году, например, на V Международном генетическом конгрессе Россию представляли… 64 человека! Золотой век генетики и евгеники!
Покровитель работ Кольцова и его друг, нарком здравоохранения Николай Семашко, рассуждает о генетических отличиях меньшевиков и большевиков. И недаром. Ведь сам Кольцов подчеркивал: «И до сих пор еще многие социологи наивно – с точки зрения биолога – полагают, что всякое улучшение в благосостоянии тех или иных групп населения, всякое повышение культурного уровня их должно неизбежно отразиться соответствующим улучшением в их потомстве и что именно это воздействие на среду и повышение культуры является лучшими способами для облагораживания человеческого рода. Современная биология этот путь отвергает». Естественно-научный вывод – как удар по главной догме марксизма: «Бытие определяет сознание». Молодая советская власть таких рассуждений не поощряла, а скоро и перестала прощать. Кстати, в 1948 году тот же Семашко на заседании Президиума Академии медицинских наук заявит, что «если ученый придает значение генам, то он признает биологический фатум».
Уже будучи признанным во всем мире генетиком, в работе «Родословные наших выдвиженцев» Кольцов отметит как важнейшую особенность «богатство русской народной массы ценными генами». Евгений Раменский, биограф Н.К. Кольцова, по этому поводу пишет: «К началу ХХ века мы были молодым народом с высокой рождаемостью. За «перерасход» со Сталина никто не смел спросить. А сам он не беспокоился. Счет за растрату и уничтожение главных и бесценных – людских богатств будет представлен много позже, и не политической оппозицией, а нашей печальной духовной и материальной действительностью. Страна платит по нему сегодня… Оскудевший ценными генами благодаря рукотворным усилиям – отрицательному искусственному отбору, русский народ был превращен в ослабевший народ, исторически проигравший» (Раменский Е.В. Николай Кольцов: биолог, обогнавший время. – М.: Наука, 2012. – 388 с.).
История евгеники, история одного из ее создателей Н.К. Кольцова – лишнее доказательство того, что научные идеи имеют свою собственную, не зависящую от воли человека логику развития. Человек зачастую служит лишь катализатором, триггером, запускающим процесс.
С этой точки зрения несколько наивно выглядит обращение в 1939 году Кольцова к Сталину: «Я резко оборвал свои интересы в евгенике, сам, без каких бы то ни было внешних давлений, закрыл евгеническое общество, председателем которого я был, прекратил издание евгенического журнала, который издавался Госиздатом под моей редакцией, и закрыл евгенический отдел Института Экспериментальной Биологии».
Но поздно, поздно… Механизм отрицательного эволюционного отбора, запущенный революцией, работал уже неумолимо и бесперебойно. Генофонд страны «корректировался» в соответствии с представлениями недоучек – руководителей партии и правительства. (Если угодно – «негативная» евгеника.) Как будто именно их имея в виду, Кольцов пишет в своей книге «Улучшение человеческой породы»: «Самое ценное в евгеническом смысле то, что во время революции и после ее производится переоценка ценности отдельных граждан, и люди… имеют больше шансов выплыть на поверхность и, как выражаются генетики, «проявить фенотипно своей генотип», чтобы затем сделаться родоначальниками более многочисленных одаренных потомков… Когда человечество дорастет до широких евгенических идеалов, дорастет до сознания, что сохранение представителей активного типа имеет абсолютную генетическую ценность вне зависимости от их временного фенотипного образа мыслей, тогда революции – переустройства социального внешнего порядка – приобретут в полной мере свой благодетельный, в евгеническом смысле, характер».
Как руководители Советского государства, «выплывшие на поверхность» во время революции, проявили «фенотипно свой генотип», известно. Характерна в этом отношении судьба С.В. Чехонина – художника, оформившего обложку и издательскую марку кольцовской брошюры «Улучшение человеческой породы». Чехонин участвовал в разработке одного из первых советских военных флагов и государственной печати РСФСР . Ученик Ильи Репина, член художественного объединения «Мир искусства» Сергей Васильевич Чехонин в 1928 году эмигрировал из СССР в Париж. Как будто чувствовал…
6 августа 1940 года был арестован академик, выдающийся генетик Николай Иванович Вавилов (умрет в саратовской тюрьме в январе 1943 года от истощения и пыток). Кольцов тоже находится под следствием по делу Н.И. Вавилова. Но его вроде бы не трогают, хотя и снимают со всех занимаемых должностей.
В ноябре 1940-го Николай Константинович Кольцов приезжает вместе с супругой, Марией Полиевктовной, на научную конференцию в Ленинград. Останавливаются в гостинице «Европейская». Кольцов готовит речь «Морфология и химия» для юбилейного заседания Московского общества испытателей природы. 27 ноября после ужина в ресторане «Европейской» ему стало плохо; 2 декабря он скончался в ленинградской больнице. Сразу же после этого покончила с собой и его жена – отравилась заранее приготовленным ядом. Ее предсмертная записка: «Сейчас кончилась большая, красивая, цельная жизнь. Во время болезни как-то ночью он мне сказал: «Как я желал, чтобы все проснулись, чтобы все проснулись». Еще в день припадка он много работал в библиотеке и был счастлив. Мы говорили с ним, что мы «happy, happy, happy».
В Москву, на прощание и похороны, были отправлены два гроба…