Версия для печати
Вернуться к списку

ПУТЬ ИННОВАЦИЙ

Требуются менеджеры, которые могут организовать внедрение новых технологий и продуктов. Нужен объективный спрос промышленности на инновации. И много других условий, о которых говорит доктор химических наук, генеральный директор компании "Хайдекс" Ефим Вайнерман.

- Договоримся о терминах. Инновация есть научная разработка, превратившаяся в коммерческий продукт?

- Да. Но есть несколько аспектов. Можно говорить об инновации как о практическом использовании научной разработки, обладающей признаками новизны, экономической эффективности и т.п. Это - итог инновационной деятельности. Но она может объективно существовать и без практического применения, как некий "плод мыслей" ученого. Например, научное открытие - это тоже инновация. Причем, если открытие широкое и объемное, оно дает возможность создавать не только новые технологические процессы, новые виды техники, но и новые отрасли промышленности. Существуют и локальные инновации. Не в смысле их научной ограниченности. А в том смысле, что инновация может эффективно решать какую-то узкую производственную задачу, либо стать основой для создания нового продукта.

Другим словами, инновация возникает тогда, когда ученый, профессионал или специалист создает некий новый продукт своей деятельности. Это может быть открытие в области фундаментальной науки, той, которая познает законы природы. Но чаще всего это нечто новое, успешное в прикладной научной области. Ученые-прикладники обладают способностью видеть, как фундаментальное научное знание можно применить в какой-то конкретной области.

- В таком случае возникает вопрос: кто определяет, является ли инновацией фундаментальное научное открытие? Академия наук? Ученый совет?

- Этот вопрос касается в равной степени инноваций любого уровня. Для любой из них должна быть определена мотивация. На уровне фундаментальной науки мотивацией становится творчество. Некое озарение, философское обобщение исходного материала. Но путь или механизм этой инновации неясен, понять его невозможно. Существующая в голове ученого информация каким-то образом складывается в стройную картину, которая называется открытием. Как, например, периодический закон химических элементов, открытый Менделеевым. Исходный импульс может быть совершенно разный. Сказать, что побуждает человека придумывать что-то новое, невозможно. Само по себе научное знание может существовать без цели его конечного применения. Прямой связи здесь нет.

- Следовательно, должен существовать какой-то механизм превращения научного знания в промышленную технологию?

- Да. Дело в том, что люди, которые занимаются фундаментальной наукой, обычно лишены практической жилки. Их интересует познание само по себе. Хотя, конечно, они могут представлять, как может быть использовано их открытие. Но все-таки они немного не от мира сего. Применение этого знания в промышленности им просто не интересно. Вот почему многие фундаментальные открытия долгое время не находят практического применения. В СССР существовала так называемая прикладная наука, задачей которой и было перенесение фундаментальных знаний в область практического применения. Возможно, такое разделение науки было искусственным. Хотя в рамках старой формации определенная связь между академической фундаментальной и прикладной наукой все же существовала. Этот механизм передачи знаний действовал неплохо.

- Значит, на каком-то этапе должно происходить отчуждение фундаментального научного знания от этих самых "яйцеголовых"?

- Да, это правильно. Но надо понять, что в таком механистическом действии есть масса психологических моментов. И их надо учитывать, чтобы процесс этот шел безболезненно и эффективно. Сразу фундаментальную инновацию внедрить в производство невозможно. Надо создавать на базе научного открытия техническое решение. И создается такое решение, как правило, вместе с "яйцеголовыми". Разработку технического решения должен вести уже коллектив прикладников, которые знают производственные технологические процессы. Вот в такой комбинации и возникает технологический "взрыв". Так работали многие наши и зарубежные ученые по атомным проектам и многим другим.

- Как, например, ученый Роберт Оппенгеймер и полковник Лесли Гровс, возглавившие проект "Манхэттен"? Или Игорь Курчатов и Лаврентий Берия, руководившие созданием советской атомной бомбы?

- Существуют люди, которые наблюдают некое явление в природе. Например, радиоактивность. Они его поняли. Когда это понимание становится достоянием широкого круга научной общественности, оно попадает и к прикладникам. То есть к людям, которые ставят конкретные задачи и владеют методами решения. Такой альянс, соединение фундаментального знания с практикой, приводит к инновации.

- То есть всегда нужен некий проект?

- Абсолютно точно, это уже давно апробированная форма. Тут мы переходим к другому вопросу - как эффективно организовать проект. Я думаю, что закономерность одинаковая во всем мире. Воплощение фундаментальной идеи на практике требует участия совершенно разных специалистов. И главным среди них должен быть, по-моему, проектный менеджер.

Могу рассказать о своем опыте. Я не раз занимался внедрением новых технологий и продуктов. Например, разрабатывал технологию получения кожеподобных материалов из экологически вредных отходов кожевенной промышленности или выпуском кедрового молока и другими проектами. Из того, что действительно могло быть сделано, удалось реализовать только примерно 30%. А 70% провалились. Причем не из-за плохих идей или неразработанных технологий. А именно потому, что не было менеджера. Причем, когда я брал на себя эти функции, я проигрывал. Если ты ученый - должен заниматься наукой и не браться не за свое дело. Представление, что достаточно что-то изобрести и все пойдет хорошо, - это иллюзия. Эти вещи лежат в области человеческой психики. Среди ученых принят один стиль общения, скажем более мягкий. Но когда речь идет, например, о финансировании проекта, здесь требуется жесткая организация. Все эмоциональные вещи, свойственные творческим людям становятся вредны.

- Кто же такой проектный менеджер? Должны ли быть у него какие-то особые качества?

- Его главная задача, если говорить обобщенно, - организация работы. Я думаю, в большинстве случаев он не должен глубоко понимать суть научного открытия. Конечно, какой-то эрудицией обладать ему надо. Но менеджмент - это особая область знаний и умений. Вот этого мы в прежние, советские, времена не понимали. Главное, он должен быть организатором, владеющим в большей степени экономическими законами и законами управления коллективом. Это умеют не так много людей. Ведь для проекта "Манхэттен" проводили отборочный конкурс среди менеджеров, искали наиболее эффективных в этом смысле людей. Я бы такому человеку платил много, потому что это должен быть человек с уникальными способностями. Это жутко нервная и напряженная работа.

- Каковы функции проектного менеджера?

- Он создает коллектив. То есть надо подобрать людей, каждому найти место. Реализация проектов - это, повторю, командная работа. Надо разработать структуру проекта, написать планы, распределить работу между людьми. В том числе написать и бизнес-план. Следовательно, надо представлять, какую продукт даст прибыль предприятию, когда выйдет на рынок. Причем, менеджер управляет коллективом ученых. Это, знаете, особое дело. Ты, как создатель идеи, думаешь, что ты главный. А оказывается, твоя роль - всего лишь 10-15% общего дела. Ученому приходится себя переделывать, когда вдруг оказывается, что в этом проекте не он главный. Хотя он отдает свою идею как своего ребенка. Но таковы законы жизни, и, наверное, это правильно.

Вот проектный менеджер и должен создать в коллективе психологически приемлемую обстановку. Там возникает много психологически сложных моментов. Если их игнорировать - проект обречен на провал. Наверное, это похоже на работу режиссера в театре, где одна из главных задач - гармонизовать отношения людей: каждый должен понимать свою роль и не обижаться, если она не главная. Это - тоже творческая работа.

- Таким образом, интеллектуальная собственность ученого должна отчуждаться. Человек совершил открытие, написал об этом в научном журнале. Приходит проектный менеджер и предлагает на основании этой идеи создать какой-то продукт. К кому эта интеллектуальная собственность переходит, что кому здесь принадлежит?

- Это проблема юридическая. Классический пример - Эдисон. Это один из немногих людей, сочетавших в себе талант ученого и талант бизнесмена.

- В отличие от русского ученого Яблочкова, да?

- Да, я думаю, Яблочков был выдающийся ученый, но таланта бизнесмена у него не было. И электрическая лампочка пришла в Россию из Америки. Как и радио Попова. Как и паровоз братьев Черепановых, который в конце концов построили англичане. Я не вижу в этом ничего плохого, прогресс человечества - это единый процесс, в котором участвуют люди разных стран. Есть мировое знание, которым пользуются все.

Теперь - об отчуждении интеллектуальной собственности. Ученый стоит за лабораторным столом, открывает какой-то белок, нуклеиновую кислоту. Публикует свое открытие в печати. В обществе есть механизмы и инстанции, которые это открытие могут оценить. Тянет на Нобелевскую премию или на какую-то другую. Это университет, академия наук. В принципе, для классического ученого, этого может быть и достаточно. Теперь представим себе, что мы в конце концов от ученого, открывшего двойную спираль, придем к Эдисону. Ученый, совершивший фундаментальное открытие, этим и удовлетворится, на этом остановится. У него нет внутреннего позыва думать о том, как это применить в жизни. Но есть люди другого свойства, они понимают, к какому практическому результату это может привести. Тогда наступает следующий этап: научное открытие превращается в изобретение. И здесь тоже должен быть чей-то приоритет, он фиксируется в патентах или в заявках на изобретение. И тогда возникает конкретный продукт, который можно продавать. Здесь уже процесса отчуждения нет. Если, конечно, у изобретателя нормальные партнеры, и они его не обманут. Хотя и такое случается. Особенно в нашей российской практике.

- Почему?

- У нас, к сожалению, механизма защит интеллектуальной собственности практически нет. Равно как нет защиты собственности вообще. Ты можешь получить патент на изобретение, и ты осознаешь, как его превратить в конечный продукт. Но без защиты идею твою просто украдут. Хотя бы потому, что здесь очень жесткие правила игры. Так во всем мире. На Западе получить гарантию прав тоже довольно сложно, но возможно, там механизм защиты собственности давно отработан. У нас собственность можно отнять. На Западе ее отнять нельзя ни при каких условиях. Патент - это собственность. Поэтому там бизнесмен сотрудничает с изобретателем.

Я говорю об этом, потому что имею опыт работы и в нашей стране, и на Западе, где я тоже внедрял несколько новых технологических процессов. Подписываешь с хозяином предприятия лицензионное соглашение, как ты с ним работаешь, на каких условиях передаешь ему права своей интеллектуальной собственности. Работаешь, устанавливаешь оборудование, нажимаешь на кнопку - процесс пошел.

У нас это не работает. У нас не понимают, что интеллектуальная собственность - тоже собственность. Прихожу на предприятие, предлагаю идею. Хозяин говорит: отлично, давайте внедрять. Я ему: надо подписать лицензионное соглашение, в котором будут определены мои права. Он не понимает. Объясняю: вы должны у меня приобрести права за определенную сумму. А потом платить мне какую-то долю от прибыли. Вот это для хозяина завода оказывается большой неожиданностью. Но, если видят выгоду, все же соглашаются. Конечно, предприниматель рискует. Но в какой-то момент ему кажется, что он в новой технологии все понял, и ученому он ничего не платит. Находятся всегда тысячи причин, чтобы расторгнуть контракт. Но в результате хозяин предприятия проигрывает, у него инновация, то есть продукт, который можно продать, не работает. Поэтому у нас в стране доля инновационных продуктов в общей массе производства около 5%.

- Какая же выгода для предпринимателя?

- Инновации дают ему на рынке колоссальные преимущества. Если продукт востребован, прибыль может составлять 300% и более, причем это в нормально работающей экономике, где соблюдаются все законы. Это главный стимул для предпринимателя. Даже если мы говорим о новой технологии известного продукта. За счет сокращения затрат и при сохранении цены предприниматель расширяет рынок сбыта. Или, если сбрасывается цена при том же самом качестве, его продукт все равно будет более востребован, издержки покрываются за счет эффективной технологии. В любом случае, возникающий гэп позволяет зарабатывать миллионы. Но это - при условии добросовестной конкуренции на рынке. И повторю, при соблюдении законодательства.

- Со времен "разрушителей машин" работники, в принципе, против улучшений технологий, потому что это приводит к сокращению рабочих мест. Как влияют инновации на социальное развитие общества?

- Влияние инноваций, безусловно, положительное, но не везде. В развитых странах экономическая система такова, что инновации приводят к увеличению государственных доходов. А они направляются на социальные отчисления, и в том числе на поддержку высвобождающихся в результате этого людей. И эта поддержка главным образом выражается в переобучении работников.

У меня был опыт внедрения новой технологии на заводе в американском городе Олбани (штат Нью-Йорк). Частично новый проект оплачивала фирма, а частично - правительство штата. Должен сказать, что мой проект проходил серьезную экспертизу профессоров, приглашенных именно правительством. Потому что для штата это оказалось очень выгодным предприятием. Увеличение экономической эффективности производства в данном случае обеспечило новые доходы бюджета, которые и были направлены на социальные расходы. Богатые люди, владельцы предприятий, прекрасно понимают, что им не нужна напряженность в обществе. Поэтому они делятся с ним доходами. А государство перераспределяет средства в пользу населения.

- У нас много говорят об инновациях, но дело продвигается очень медленно. Вообще для России инновационный путь развития все-таки возможен или нет? В последнее время появились даже сомнения в том, что мы можем когда-либо выйти в число развитых стран.

- И я такие сомнения разделяю. Инновации - удел развитых стран. Развивающиеся страны пока могут только копировать новые технологии. Причем поначалу качество продукции очень низкое, и улучшается оно очень не быстро. Посмотрите на Китай. Нужно много лет, чтобы перейти от развивающейся экономики к развитой. Потому что все-таки в начале стоит проблема добывания хлеба насущного.

У нас бушует кризис. Наше государство предлагает так называемые "общественные работы". Но это что - лопата и метла, неквалифицированная работа, за которую дают похлебку. У нас пока что инновации существуют только на академическом уровне. До коммерческого продукта они почти не доходят. В результате "мозги" по-прежнему уезжают на Запад, где находят применение своим способностям и знаниям.

У нас в стране нет самого главного для инновационного развития - объективной потребности промышленности в обновлении производства. Вот пример. Минувшей весной глава Газпрома Алексей Миллер заявил, что газовая монополия будет закупать трубы только отечественного производства. Я видел этот прокатный стан. Сделан он в Германии, управляют им русские работники, обученные там же. Разве что установлен он немцами на российском предприятии. Но вся интеллектуальная "начинка" - увы, не наша. И я подозреваю, что изготовлена она не без участия наших ученых, работающих, например, на том же немецком заводе SMS MEER. Не думаю, что лучше заплатить за этот стан 600 млн. евро Германии, чем строить его своими силами. Они у нас пока еще есть. Нет только в них потребности.

Я смотрю на германский прокатный стан. Идет раскаленный металл. Это - раскаленная человеческая мысль. В этом стане воплощены высочайшие идеи и высочайшие технологии. За сколько лет мы сможем догнать Европу? Чтобы догнать, надо двигаться хотя бы в том же направлении. Пока что мы идем в направлении противоположном.