Крупная коллекция семян – огромная ценность, это научный инструмент, позволяющий как поддерживать и улучшать качество семенного фонда в стране

Newsweek расследовал судьбу уникальной коллекции семян Николая Вавилова, существенная часть которой была утеряна после Великой Отечественной войны, а совсем незначительная нашла надежное убежище в международном хранилище, открытом на Шпицбергене на прошлой неделе.

Член НСДАП с 1934 года, СС – с 1937-го, Хейнц Брюхер так описывал в рабочих отчетах свою миссию на захваченных фашистами территориях СССР: «Покорение Востока сделало нас хозяевами тех областей, которые в будущем приобретут главную роль в обеспечении питанием немецкого народа». В 1943-м рейхсфюрер Гиммлер назначил Брюхера начальником команды СС по сбору ботанического материала в зоне оккупации. Молодой унтерштурмфюрер рьяно взялся за дело – самой желанной целью немецкого биолога была, конечно, коллекция семян академика Николая Вавилова.

Сам Вавилов умер в тюремной больнице в Саратове за несколько месяцев до назначения Брюхера – еще в 1940-м генетик проиграл научную битву с агрономом Трофимом Лысенко и был арестован по приказу Сталина. Вавилов оставил после себя самую большую коллекцию семян в мире (250 000 видов культурных растений) и огромную сеть селекционных станций, разбросанных по всему Союзу. Часть коллекции находилась на станциях. Её-то после войны и недосчитались. Несмотря на то что голодавшие ленинградские блокадники не тронули главные запасы, размер коллекции к концу войны сократился на четверть – до 180 000 семян.

Они и сегодня хранятся во Всероссийском институте растениеводства (ВИР) в Питере, но самой большой в мире коллекцию уже не назовешь – в открывшийся на прошлой неделе «Ноев ковчег» на Шпицбергене уже заложено 250 000 разных видов растений (будет еще больше), в том числе и небольшой подарок от ВИРа – несколько сотен «вавиловских» видов. Хранилище создали норвежцы на случай глобальной катастрофы, семена заложены в контейнеры и спрятаны в глубокой пещере, вырубленной в скале. Убежище, как говорят инженеры, выдержит даже взрыв ядерной бомбы.

Крупная коллекция семян – огромная ценность. Это научный инструмент, позволяющий как поддерживать и улучшать качество семенного фонда в стране, так и эффективно работать над получением новых сортов сельхозкультур. Это и страховочный фонд на тот случай, если война или природный катаклизм уничтожит часть растений на Земле. «Такое хранилище – ресурс, который может использоваться каждый день, в никогда не заканчивающейся битве с угрозами биоразнообразию в мире, – говорит директор международного фонда Bioversity Эмиль Фризон.

Если вид растения считается утерянным навсегда, воссоздать его зачастую непосильная задача даже для генной инженерии. «Ковчег» на Шпицбергене не единственный в мире, но самый большой, и что важнее – самый безопасный. Многие его побратимы в других странах со своей функцией «сохранить» не справились: разграблен генетический банк в Ираке, талибами разрушено хранилище в Афганистане, а на Филиппинах коллекцию семян в 2006 г. почти полностью уничтожил тайфун.

«Питерская коллекция также не застрахована – ведь обычный пожар в здании института, где до сих пор нет пожарной сигнализации, уничтожит ее за три часа», – переживает бывший директор ВИР Виктор Драгавцев. Он осуждает нынешнего главу института Николая Дзюбенко, который, отослав небольшую партию семян норвежцам, отказался отдавать дубликаты всей коллекции. «Для этого нужно лет двадцать и большие деньги», – отвечает директор ВИР. Его предшественник не согласен: «Всего-то требуется отдать немного семян, чтобы наполнить маленькую 15-сантиметровую пробирку, которую и достать-то без нашего согласия никто не сможет. Нам же бесплатно предлагают поместить и хранить!»

65 лет назад у советских селекционеров такого выбора не было. «Первым крупным “биопиратом” был Гитлер, – констатирует замдиректора ВИР Сергей Алексанян. – С помощью наших коллекций он хотел установить мировое господство над генетическими ресурсами. Сейчас много разговоров об украденных фашистами произведениях искусства, но вот о сортах пшеницы, сахарной свеклы, картофеля, подсолнечника все молчат, а это не менее ценные вещи, чем, например, полотна Врубеля». Newsweek впервые расследует судьбу ботанических коллекций и ученых во время и после войны.

ОХОТНИКИ ЗА СЕМЕНАМИ

В конце июля 1940 г., по пути в Закарпатье, академик Николай Вавилов заехал в киевский Институт сахарной свеклы в гости к своим ученикам Вячеславу и Елене Савицким. То, что увидел Вавилов, его поразило – аспирантка Савицких Мария Бордонос впервые в мире вывела вид односеменной свеклы, который обещал уменьшение трудозатрат на ее выращивание в десятки раз. Окончательный результат ученые планировали получить осенью 1941 г.

Но после прогулки по экспериментальным полям, за чаем, как потом вспоминала Бордонос, начался очень тяжелый разговор: Вавилов громко возмущался, что приходится скрытно работать с линиями свеклы по требованию лысенковцев, и ругал самого Лысенко. Потом академик уехал, а через неделю, 6 августа, был арестован.

Тем временем в Германии уже разрабатывался план захвата коллекций Вавилова. В начале 1940-го директор немецкого Института биологии Фриц фон Веттштейн говорил о желании создать на базе советских ресурсов новый селекционный центр, а осенью 1941-го немецкое командование отдало приказ о захвате всех селекционных институтов и станций СССР.

По мнению кандидата биологических наук сотрудника Института истории естествознания и техники РАН Ольги Елиной, единого координационного центра по захвату коллекций у немцев не было. Большое количество ведомств и конкуренция среди них сильно осложняли работы по освоению коллекций семян, и это порой позволяло избежать полного разграбления. Но там, где не успевали немцы, «помогали» русские. Ученица Вавилова Евдокия Николаенко, бежавшая от фашистов с коллекцией семян пшеницы, была отправлена в лагерь, а спасенные семена при аресте высыпали на пол и прошлись по ним сапогами, рассказывает работавшая в ВИРе Татьяна Лассан.

Чета Савицких больше боялась советских репрессий, чем немцев. «Эвакуацией киевского Института сахарной свеклы в 1941-м руководил кандидат наук Ефим Тонкаль. Он потом говорил мне, что прибежал к Савицким, но застал только Елену Ивановну, которая отказалась уезжать без мужа. Их подождали, а потом все уехали, надеясь, что Савицкие догонят. А после войны у них в квартире нашли сооруженную Савицким нишу, которую он закрыл ковром и в которой прятался, когда пришел Тонкаль», – вспоминает бывший руководитель Всесоюзного селекционного центра по сахарной свекле Иван Балков.

Сама Савицкая, с которой Балкову удалось встретиться в США в 1978 г., говорила, что судьба Вавилова оказала решающее влияние на их планы и они сознательно избежали эвакуации в Киргизию. «Они поняли, что их ожидает, ведь еще до войны стали сажать генетиков», – говорит директор украинского Института сахарной свеклы Николай Роик. А в 1943-м вместе с переводчиком Арнольдом Штейнбрехером в командировку по украинским селекционным станциям выехал Хейнц Брюхер.

НАЦИСТ ПРОТИВ НАРКОТИКОВ

Вот что писал сам Брюхер о своем визите на украинские селекционные станции: «На площади 100 гектаров размещается, вероятно, самый обширный в России фонд растительных культур. Помимо 10 000 европейских растений здесь собрано 40 000 азиатских и американских видов…» Не смог Брюхер проехать и мимо Института сахарной свеклы. «После того как русский руководитель профессор Савицкий заявил о своей готовности передать нам интересовавшие нас образцы семян, компетентные немецкие инстанции так долго тянули волокиту с этой передачей, что в конце концов из-за внезапного вторжения русских не весь материал удалось сохранить», – пишет Брюхер.

Возможно, Брюхер в своих отчетах лукавил. Неизвестно, на кого он работал больше в конце войны – на СС или на себя лично. Неизвестно, что Брюхер успел вывезти из СССР в опытное хозяйство СС в австрийском замке Ланнах. Есть только свидетельства о 197 сортах ячменя, 66 сортах яровой пшеницы и 82 сортах овса, которые были там посеяны. В январе этого года, в ответ на заметку о Брюхере в журнале New Scientist, в редакцию пришел анонимный комментарий от очень осведомленного человека. В письме он обстоятельно разъяснил, как все было «на самом деле». Оказывается, «общее количество образцов, забранных к концу экспедиции в СССР, заполнило бы два рюкзака».

В журнал написал переводчик эсэсовского генетика Штейнбрехер, убеждены историк из Университета Йены Уве Хоссфельд и шведский генетик Карл-Густав Торнстрем – только он может знать такие подробности. Но подробности вызывают у исследователей сомнения. «Они посетили 18 институтов и собрали только два рюкзака? Смешно!» – убежден Торнстрем.

Он уверен, что Брюхер оставил себе вывезенную из СССР коллекцию. Это собрание, а также опыт, перенятый от советских ученых, пригодились бывшему эсэсовцу. Сначала он пытался получить приглашение в США, для чего написал большой отчет про энзимы в ячмене. «С научной точки зрения это имеет небольшую ценность. Я думаю, что он обманул американских военных, и они напрасно не отправили его в Нюрнберг. Они преувеличили его ценность для союзнических сил», – считает президент Растениеводческого общества США Генри Шэндс.

Возможно, Брюхера отпустили с расчетом использовать его в дальнейшем, но не использовали. Так или иначе Брюхер был свободен и принялся колесить по Европе. В 1947 г. Брюхер в письме к своему другу Теодору Герцогу пишет: «В этот раз я смог легально приехать на машине в Австрию, чтобы забрать остатки посевов и научного материала». В 1948 г. он женился в Швеции и уехал в Буэнос-Айрес. «Есть свидетельства, что с собой Брюхер захватил багаж весом в 400 кг», – добавляет Торнстрем. Это и была часть вавиловской коллекции семян, убежден исследователь.

Бывший директор ВИР Драгавцев говорит, что мы никогда точно не узнаем, какие именно семена из советских коллекций были украдены: «Часть из них попала в генетический банк Швеции, есть информация, что часть семян из Украины попала в Южную Америку, но найти их следы не можем». В 1958 г. Петр Жуковский, бывший в то время директором ВИР, встретился в Аргентине с Брюхером. Тот сначала руководил вырубкой лесов, чтобы потом засеивать освободившиеся площади культурными растениями, а затем переключился на изучение дикого картофеля. Жил, судя по всему, небедно – владел небольшим поместьем.

«Опытный путешественник, полный физических сил, знаток диких и культурных картофелей, он очень помог мне в провинции Жужуй», – впоследствии писал Жуковский. Знал ли он, с кем встречался? «Вряд ли, – считает Сергей Алексанян из ВИР. – Не факт, что в КГБ многие знали, кто такой этот Брюхер».

Известно, что немец безвозмездно передал Жуковскому 700 местных сортов картофеля, каждого по 2–3 клубня, но отказался от приглашения приехать в Советский Союз. «Возможно, Жуковский его шантажировал, и поэтому тот отдал ему образцы картофеля», – предполагает Карл-Густав Торнстрем.

Как распорядился Брюхер украденной коллекцией, неизвестно. Коллеги вспоминают, что он вел очень уединенный образ жизни, практически ни с кем не вступая в контакт, чтобы избежать разговоров о своем прошлом. Гибель в автокатастрофе его жены и младшего сына сделала Брюхера еще более замкнутым. У него остался старший сын Свен, который категорически отказался беседовать с Newsweek, а вот внук Брюхера Густав смог о деде вспомнить только то, что он всегда любил побыть в одиночестве.

Американский исследователь Даниэль Гейд, который познакомился с Брюхером в 1975 г., вспоминает, что, еще не зная реальной его биографии, был убежден, что тот ярый антикоммунист и упертый наци, ненавидевший русских. «Он также был против табака, стимуляторов, алкоголя и рассказывал мне о своих разработках болезнетворного вируса, с помощью которого, как он надеялся, можно будет уничтожить все плантации коки», – вспоминает Гейд. В 1991-м Брюхер был убит при ограблении в своем поместье недалеко от города Мендоса. Виновными в убийстве признали двух парагвайцев, но те, кто знал Брюхера в последние его годы, не исключают, что немца убрала наркомафия.

СВЕКОЛЬНОЕ ЭМБАРГО

Трагически сложилась и судьба генетиков Савицких. Они уехали в Штаты из Западной Германии в 1947 г. Во времена оттепели Савицкий написал письмо, где просил разрешить ему вернуться. «Но ему не смогли простить сотрудничества с немцами, тогда воспоминания о войне были еще очень свежи. Он был готов отдать все, что у него есть, чтобы вернуться. Но получил отказ и поехал читать лекции в Западный Берлин, где ходил в Трептов-парк посмотреть на советских солдат. Просто стоял и смотрел. А в 1965-м умер от тоски», – рассказывает Николай Роик из киевского Института сахарной свеклы.

Тогда же в Европе Савицкий отдал свои уникальные семена, запретив передавать их СССР, так велика была его злость на Лысенко. «Мы до сих пор не имеем этих линий и возимся со своими», – говорит Иван Балков. Мария Бордонос, бывшая у Савицких аспиранткой, считала, что Савицкие вряд ли забрали в США семена, с которыми работали в Советском Союзе. «Не такие это были люди», – говорила она. «То, что было получено ими на Украине, – только промежуточный результат селекции, главное они сделали уже в Америке», – уверен Иван Балков. В 60-х, 20 лет спустя после последнего визита Вавилова в киевский институт, Савицкие все-таки вывели уникальную линию свеклы. «Действительно, на эту свеклу уходит в 40 раз меньше трудозатрат по сравнению с другими сортами», – говорит Балков. Сейчас линии сахарной свеклы Савицких занимают 100% посевов США и Европы.