Экономическая наука: назрело жёсткое оздоровление

14.11.2011

Источник: Наука и технологии России, Σ Стерлигов Иван

Лев Якобсон: «Сегодня приток компетентных экономистов слабее притока диссертантов во много раз, но интегрированных в мировую науку людей у нас точно становится больше»

 

В интервью STRF.ru член президиума ВАК Лев Якобсон рассказал о радикальных способах вывода российской экономической науки из тяжёлого кризиса.

Справка STRF.ru:

Якобсон Лев Ильич, первый проректор, заведующий кафедрой экономики общественного сектора и государственного управления Высшей школы экономики (ВШЭ), член президиума Высшей аттестационной комиссии (ВАК) Минобрнауки России, председатель одного из диссертационных советов по экономике ВШЭ, доктор экономических наук

Непосредственным поводом для разговора со Львом Якобсоном стало его выступление в ходе обсуждения реформы диссертационных советов в рамках подготовки «Стратегии-2020». Лев Ильич, будучи членом президиума ВАК, высказал сомнение в том, смогут ли большинство членов диссоветов по экономике сдать бакалаврские экзамены по базовым профильным дисциплинам на уровне среднего американского вуза. При этом выгонять их из советов и отлучать от присуждения учёных степеней нельзя.

Почему же нельзя?

– Всё дело в истории экономической науки в России. В общественных науках ещё 30 лет назад у нас доминировали парадигмы, несхожие с принятыми на Западе. Более того, отличался даже формат научного дискурса. Любой «естественник» из тех, кто учился в СССР, изучал в вузе марксистскую философию, научный коммунизм, политэкономию. У него наверняка сложилось представление об этих науках как о чём-то выстроенном в «разговорном жанре». Этому можно найти аналоги в истории естественных наук, но в далёком прошлом, до их отделения от натурфилософии.

Стиль советской экономической науки в немалой степени связан с канонизацией стиля Маркса. А в этом стиле, в свою очередь, не так уж много специфически марксистского. Это общий стиль общественных наук середины XIX века. Маркс, как и некоторые его великие современники, был полуэкономист-полуфило-соф, тогда это было общепринято. Но на рубеже XIX–XX веков экономическая наука на Западе встала на путь математизации, окончательно отмежевавшись, в частности, от философии истории. Дальше этот переход к формализации шёл по нарастающей. В результате сегодня экономический мейнстрим говорит примерно на том же языке, что и физика, пусть пока намного менее изощрённо.

Очень часто и справедливо сетуют: «Сейчас кризис, а вы, экономисты, ничего не умеете». Действительно, мы мало умеем. Но постепенно движемся вперёд от обсуждения общих идей и принципов к построению разнообразных моделей, привязанных ко всё более богатому эмпирическому материалу, который обрабатывается всё более тонкими методами. Если открыть нормальный западный журнал, то станет ясно: теоретические статьи строятся более или менее в том же формате, что и в естественных науках, написаны на языке математики.

Хотелось бы ошибиться, но я не уверен, что хотя бы 10 процентов докторов экономических наук в России в состоянии понять такую статью. Сказывается элементарная нехватка подготовки, прежде всего математической. Её не хватает не только для того, чтобы написать, а чтобы хотя бы прочесть.

Необходимую для этого подготовку в большинстве советских экономических вузов не давали, да и сейчас в большинстве российских не дают. Каждому, кто изучал политэкономию в советском вузе, понятно, что это из другого мира.

Сегодняшние доктора наук учились в советское время. Даже при наличии таланта и добросовестности они зачастую не готовы к работе в том формате, который принят сейчас в мире. Хочу отметить: я учился на экономическом факультете МГУ на рубеже 1960-х–70-х годов и застал ещё то, что называлось «творческим марксизмом». До сих пор отношусь к этому течению с уважением. Посреди советской замшелости находились одарённые люди, которые очень смело размышляли об экономике. Но это была скорее философская рефлексия, чем экономическая наука в современном понимании.

Ещё одна линия в советское время называлась «конкретной экономикой», она дополняла «абстрактную» политэкономию. Это было нечто вроде инженерной работы. Марксизм по своей сути никак не мог выступить надёжной базой для таких прикладных работ, а ничего другого тогда систематически не изучали. А ведь это всё равно что инженера учить строить мосты без сопромата. Базировались на опыте, здравом смысле и смекалке. В конце концов, ведь мосты строили и в средние века.

Естественно, мы говорим не о вине, а о беде огромной части научного сообщества. Доступ в спецхраны с западными экономическими журналами был, вероятно, у одного из ста советских учёных-экономистов. У биологов или физиков такой проблемы не было.

Конечно, существовало небольшое ядро, поддерживающее связь с мировой экономической наукой. В основном преподаватели и выпускники немногочисленных отделений экономической кибернетики, математических методов, и т.д. Сейчас в целом ряде ведущих вузов и научных организаций на базе этого ядра что-то удалось сформировать, пусть и в формате догоняющего развития. Но в большинстве вузов такого ядра не было и нет.

Дело не в том, что кто-то глупый или ленивый. Представьте себе, что экзамен по физике в современном университете сдаёт какой-нибудь талантливый предшественник Галилея. С ним произойдёт то же, что с типичным советским доктором экономических наук на экзамене (речь о бакалавриате).

Но ведь нынешнее самовоспроизводство некомпетентных экономистов тоже напоминает катастрофу…

– Надо готовиться к обновлению, предупредив о нём заранее. Может быть, придётся ждать смены поколений. Тут нет худа без добра, ведь в российской науке существует возрастной провал: много молодёжи и пожилых, но мало людей в расцвете сил. И сегодня основная часть членов диссоветов – люди немолодые, если не сказать старые. Их уже, как правило, бесполезно тянуть в мировую экономическую науку и англоязычные журналы. Зато многие из тех, кто приходит в вузы в последнее время, подготовлены уже иначе. Однако есть две проблемы. Во-первых, определяют атмосферу, как правило, те, кому сейчас 60–70 и старше, а молодые вынуждены им следовать. Во-вторых, новое поколение, если можно так выразиться, сильно засорено.

Раньше научная карьера была очень престижной, а потом в науку пошли всяческие середнячки, а вслед за ними кандидатами и докторами экономики стало множество управленцев, никогда в науке не работавших. Было бы правильно ограничить поток диссертаций.

К сожалению, сегодня приток компетентных экономистов слабее притока диссертантов во много раз, но интегрированных в мировую науку людей у нас точно становится больше, хотя они всё ещё отнюдь не составляют большинства.

Может быть, их уже достаточно, чтобы организовать общественную аккредитацию взамен не справляющегося с тысячами «экономистов» ВАК?

– Вопрос в том, кто её будет проводить и на какие критерии станет опираться.

В России не существует консолидированного профессионального сообщества экономистов. Есть разные группы и группировки, но ни одна из них толком не институционализирована. Новая экономическая ассоциация первоначально создавалась как инклюзивное объединение, туда собрали всех – и консолидированного сообщества не получилось. Соответственно, единственная возможность – опора на международную науку. В идеале это означает включение иностранцев во все академические советы, не только диссертационные.

А в перспективе самая эффективная и простая мера – это всё-таки стандартный бакалаврский экзамен для почтенных докторов наук. Под видеозапись, чтобы не списывали. Письменный, независимый, с проверкой результатов. И всё встанет на свои места. Однако, чтобы пойти по этому пути, надо, во-первых, значительно увеличить долю преподавателей, получивших современную подготовку, а во-вторых, позаботиться о достойных пенсиях тем, кого не по их вине придётся заменять на кафедрах и в институтах
 



©РАН 2024