Считается, что в период научно-технического прогресса, в век невиданного развития физических скоростей, нарастает и скорость социального развития, изменения ценностных приоритетов людей, формирования новых адаптационных стратегий жизни, различных форм национального самосознания. Причем в условиях переходного, трансформационного общества (каковым и является современная Россия) подобные процессы должны носить особенно выраженный, социально-рельефный характер.

Однако теория теорией, а как обстоит дело в реальной действительности? Что на самом деле происходит за колоссально изменившимся в последнее десятилетие фасадом Российской Федерации? Меняются ли духовно-психологическая инфраструктура общества, мировоззренческие приоритеты и ценностные доминанты массового сознания так же быстро, как экономическая инфраструктура государства и его политические институты?

Крупномасштабные социологические замеры состояния российского общества, проведенные Институтом комплексных социальных исследований Российской академии наук (ИКСИ РАН) в 1988 и 2004 гг., а также данные трех десятков общероссийских мониторинговых и тематических опросов, осуществленных Институтом с 1993 г., дают веские основания считать, что степень глубины и темпы изменения российского национального самосознания под воздействием трансформационных процессов не столь велики, как об этом принято зачастую говорить и писать.

Обращаясь к историческому самосознанию россиян, следует признать: советская парадигма, едва пошатнувшись под натиском "разоблачений" и отмываний белых пятен" истории в первой половине 90-х годов, продолжает демонстрировать свою удивительную устойчивость. Так, подавляющее большинство наших сограждан, причем независимо от возраста, пола, образовательно-профессиональных характеристик и места жительства, как и ранее, относят к основным предметам общенациональной гордости события и достижения советской истории. При этом, сравнительно с периодом шестилетней давности отмечается явное охлаждение (наверное, точнее будет сказать, социальное отрезвление) оценочной реакции россиян на события и процессы дореволюционной истории России.

Вместе с тем наряду с ярко выраженным консенсусным характером социально-исторического мировосприятия наблюдается (что вполне естественно) поколенческая и региональная специфика в отношении к различным этапам и явлениям российской истории. Так, Октябрьская революция 1917г. активнее выделяется в числе значимых событий представителями старшего поколения, а продвижение России по пути рыночной экономики - представителями молодежных групп. Именно заметная часть молодежи до 35 лет полагает, что в нынешней России происходит быстрый экономический подъем, ведущий к инновационному прорыву, успехам в сфере образования и науки.

Или, скажем, традиционалистская Россия, представленная, прежде всего, малой провинцией (средние и малые города, сельская местность), обращена, в первую очередь, к достижениям советской эпохи, в то время как регионы-рыночники (мегаполисы, крупные областные центры) проявляют более выраженную поддержку таким переменам в жизни нашего общества, которые связаны с ликвидацией "железного занавеса", демократизацией политической жизни, осуществлением рыночных преобразований.

Важно, однако, подчеркнуть, что возрастные и межрегиональные расхождения в историческом мировосприятии, как и в 90-е годы, не приводят к ценностному расколу российского общества. Причем по той же, что и ранее, главной причине: роль, своего рода, межпоколенческого буфера выполняют средние возрастные группы (как в мегаполисах, так и в провинции), которые своим взвешенным, сбалансированным отношением к событиям отечественной истории уравновешивают крайние позиции и оценки. Вот почему в целом можно утверждать, что, несмотря на некоторые расхождения во мнениях "отцов" и "детей" по отношению к историческому прошлому и современному этапу развития России, между различными поколениями россиян на сегодняшний день практически не существует глубоких разногласий и "разрывов" по поводу восприятия действительности.

И все же обнаруживается одно "но". И связано оно с историческим выбором общества, в котором россиянам хотелось бы сегодня жить. Наше исследование продемонстрировало, с одной стороны, явное предпочтение молодежи и большинства средних возрастных групп оставаться в нынешней России, со всеми ее проблемами и противоречиями, а с другой - очевидную ностальгию старших возрастных групп россиян по жизни в СССР, их желание оказаться в обществе "брежневского образца". Таким образом, историческое самосознание народа, как довольно цельная и жесткая мировоззренческая конструкция, продолжает оказывать влияние на процесс поиска современным россиянином "собственного места в благодатной эпохе".

То, что средние возрастные группы оказывают определяющее влияние на ценностно-исторический выбор желаемого типа общества, не случайно. Как показало исследование ИКСИ РАН 2004 г., наибольшая степень доходного благополучия характерна именно для представителей средних, т.е. наиболее экономически активных возрастов. Они же в большей степени выражают удовлетворенность как различными аспектами своей жизни, так и тем, как складывается их жизнь в целом. Вообще, как это ни парадоксально, но цифры свидетельствуют о том, что Россия продвигается именно по рыночному пути, где уровень материального благосостояния приходит в прямую зависимость от экономической активности и статуса занятости, а также от образования, квалификации, профессиональной принадлежности. И в этом коренное отличие нынешней ситуации от России до августовского кризиса 1998 г., когда основным фактором, дифференцирующим доходы людей, выступала форма собственности предприятия, на котором они работали.

Еще исследование 1998 г. наглядно показало, что для россиян одним из важнейших объектов общественного внимания, своего рода, несущей конструкцией мировосприятия, являются место и роль государства в экономической и социальной жизни. Результаты исследования 2004 г. не только подтвердили, но и показали обостренное восприятие нашими согражданами всего того, что связано с деятельностью государства в экономической и социальной сферах. Как и шесть лет назад, главная установка россиян направлена на доминирование государства в экономике, в управлении собственностью. Означает ли это, что большинство населения выступают за возврат к огосударствлению всего и вся, а тем более за переход к плановой экономике? Нет, не означает.

Во-первых, потому что, как уже отмечалось в прежних исследованиях ИКСИ РАН, у россиян нет антагонизма к рыночной экономике как таковой, хотя та ее модель, которая существует сейчас в России, большинством из них отторгается. Причем, не только потому, что они сами проиграли в процессе ее утверждения, но и потому, что она, с их точки зрения, наносит ущерб интересам государства и общества в целом. А во-вторых, как это показали оба исследования (1998 и 2004 гг.), при том, что все отрасли стратегического характера, по мнению россиян, должны быть "в руках" государства, в ряде отраслей нестратегического характера, особенно связанных с удовлетворением повседневных потребностей людей, большинство населения допускают доминирование смешанной экономики. Это относится к строительству и эксплуатации жилья, средствам массовой информации, дорожному строительству, финансовой сфере, телефонной связи, пищевой промышленности. Причем безусловный приоритет здесь россиянами отдается развитию частного сектора в пищевой промышленности и печатных СМИ.

Причем, как показало проведенное исследование, и представления о желаемом типе социально-экономического устройства страны, и представления о роли государства в экономике в целом и в конкретных отраслях, и представления о приоритетах государственной экономической политики относятся для большинства россиян к числу консенсусных позиций, т.е. разделяются большинством в любой демографической и социально-профессиональной группе. Более того, эти представления остаются очень устойчивыми, хотя по отдельным вопросам и могут слегка видоизменяться под влиянием нового опыта. А это значит, что в ближайшие годы не следует ждать существенного изменения позиций россиян в этом вопросе. Более того, в российском обществе нет сколько-нибудь массовых групп, которые способны были бы обеспечить качественный сдвиг представлений наших сограждан об оптимальной модели социально-экономического устройства страны и в среднесрочной перспективе.

Как показывают наши данные, если в вопросе о модели взаимоотношений общества, государства и отдельного человека в российском обществе сосуществуют группы с противоположными типами мировоззрения, и процесс социокультурной модернизации, хотя медленно, но все же идет, то с экономическими воззрениями россиян картина принципиально иная. И даже та часть россиян, которые выступают сторонниками индивидуальной свободы, личной ответственности, защиты прав человека, являясь носителями инновационного типа мышления, в вопросе об оптимальном для России типе социально-экономического устройства практически едина со всем остальным населением.

Почему же так? По какой причине социально-мировоззренческая, нравственно-этическая ментальность россиян еще как-то испытывает воздействия нового времени, а экономическое самосознание россиян как бы остановило стрелки своих часов? А все по той же, основополагающей причине - весьма специфического понимания россиянами социально-экономической роли государства в жизни общества. Как вытекает из результатов наших исследований, государство для россиян - это прежде всего инструмент реализации интересов общества, и именно его интересами как целого оно и должно руководствоваться в своей деятельности. Для российских граждан те или иные группы индивидов в борьбе друг с другом должны уметь отстаивать свои интересы, а государство, как выразитель общих интересов, должно, принимая во внимание интересы отдельных личностей и социальных групп, на базе общественного консенсуса проводить политику, направленную на благо народа как единого сообщества. Именно в силу права и долга государства представлять его интересы, все члены сообщества должны проявлять к нему максимальную лояльность и признавать его право вмешиваться в их жизнь, если это нужно для общества в целом, а государство, со своей стороны, должно о них заботиться.

Готовность и способность государства к такой заботе и ее реальная практическая реализация и есть основа всей этой системы отношений, легитимности власти государства и встречной готовности граждан выполнять требования власти, если угодно, их "послушания". Соответственно, социальная функция государства всегда будет доминировать в массовом сознании россиян над экономической в рамках данной модели отношений, ведь такой симбиоз строится на ответственности сильного (государства) за слабого (отдельного человека) при одновременном праве сильного проводить свою волю.

Это, безусловно, принципиально иная модель взаимоотношений личности и государства, нежели существующая в Западной Европе, где государство заботится не вообще о "благе народа", а выступает гарантом интересов именно личности в ее взаимоотношениях с государством и обществом. Однако, и это надо подчеркнуть особо, россияне не фетишизируют нынешнее Российское государство, а, напротив, относятся к нему весьма критически - ведь легитимно и одобряемо для них только такое государство, которое на первое место ставит не интересы государственного аппарата, а интересы той самой главной общности, выражаемой понятием "народ". И только законы такого государства россияне будут признавать справедливыми и готовы будут их соблюдать.

Данный вывод весьма красноречиво подтвердила реакция российских пенсионеров на первые шаги государства по замене социальных льгот денежными компенсациями.

Ожидания россиян совершенно конкретных, осязаемых и не отложенных на слишком долгую перспективу результатов деятельности государства отражаются на приоритетном выборе ими целей общенационального развития. Динамика позиции наших сограждан по данному вопросу за период 1998-2004 гг. показывает: россиян все меньше привлекает прежняя идеологическая риторика (причем, и традиционная, и либеральная), а очевидным становится поиск новых объединяющих ориентиров, в которых было бы меньше идеологии и больше внимания качеству жизни. Весьма характерно, что главными общенациональными целями, объединяющими позиции всех адаптационных групп россиян, стали: повышение качества жизни; наведение порядка во всех сферах жизни; создание равных возможностей для всех; прекращение процесса вырождения русской нации; усиление охраны здоровья населения; духовно-нравственное возрождение общества; превращение России в великую державу XXI в.

Стоило бы, однако, обратить внимание на такое существенное обстоятельство: ни один из названных целевых пунктов не может быть отнесен к числу высоких идеалов, имеющих общечеловеческое значение. Во всех случаях, по крайней мере в первых трех, речь идет просто о том, чтобы после периода неустройства, неурядиц и лишений вернуться к "нормальному" состоянию общественной жизни. Но, как отмечал когда-то Достоевский, едва только человек приобретает чаемые им "хлебы", перед ним сразу же возникает вопрос о смысле. Поэтому вряд ли стоит сомневаться, что как только устраивающая большинство населения нормализация ситуации в стране будет достигнута, проблема приоритетной цели, высокой общенациональной идеи немедленно встанет перед людьми во всей своей масштабности и значимости.

Надо ли удивляться явно усилившейся к настоящему времени прагматической направленности массового сознания россиян? Думается, что не надо, тем более, если учесть сложившуюся к концу 90-х годов в общественных умонастроениях неоконсервативную волну. Ее главная доминанта - возвращение от западнических увлечений периода становления демократии к "исконно российским" представлениям, нравственным устоям и образу жизни. Традиционные ценности постепенно восстанавливают свое влияние на общество, переходящее от романтических увлечений к реальной жизни в условиях современного демократического устройства и рыночной экономики. Тем самым ценностно-смысловое ядро российского менталитета продолжает демонстрировать удивительную устойчивость и непохожесть. Даже в условиях системной трансформации российского общества, практически все аспекты и проблемы современного мира - демократия и рыночная экономика, свобода и социальная ответственность, отношения между личностью, обществом и государством, получают в России специфическое звучание и окраску. А это говорит о том, что и под воздействием глубоких экономических и социально-политических преобразований, общенациональный менталитет россиян представляет собой если не константу, то, во всяком случае, величину достаточно независимую, которую нельзя изменить по заказу или указу.

Одно из ярких подтверждений сказанного - отношение россиян к свободе. Как было показано в настоящем докладе, свобода для большинства российских граждан - это важнейшая смыслообразующая ценность, без которой им трудно представить полноценную жизнь. Однако содержательное наполнение понятия "свобода" в сознании россиян чаще всего существенно отличается от нормативного понимания свободы на Западе. В специфически российской интерпретации - это, скорее, личная независимость, возможность быть самому себе хозяином, чем реализация каких-либо политических прав, предполагающая взаимозависимость индивидов в гражданском обществе (а потому и подотчетность друг другу, взаимное ограничение возможности быть самому себе хозяином). В целом позицию "свободы-вольницы" разделяют свыше 60% россиян, тогда как "правовую" трактовку свободы - около 40%.

Исследования ИКСИ РАН позволяют констатировать, что у российских граждан имеются достаточно устойчивые представления о том, что есть демократия, каковы ее основные слагаемые. Причем это тот, в общем-то редкий, случай, когда представления наших сограждан мало чем отличаются от общепринятых в мире. Во всяком случае, положение, при котором вера в идеалы демократии сочетается со скептическим мнением относительно эффективности институтов, с помощью которых они реализуются, является не только российской спецификой, но носит фактически повсеместный характер.

Специфика же российской ситуации заключается в том, что, несмотря на все разговоры о кризисе демократии на Западе, подавляющее большинство населения не подвергают сомнению ни сам факт возможности ее существования, ни ее необходимость. В России же существование демократии до сих пор для многих не является очевидным, в том числе и потому, что идеальный образ демократии, сформированный на начальном этапе реформ, разошелся с реальной практикой социальных преобразований. Так, в 2004 г. лишь около 20% россиян считали современную Россию демократическим государством, тогда как большинство - 54, 3% были убеждены в обратном.

Как свидетельствуют результаты наших исследований, в течение последних шести лет продолжалась деполитизация массового сознания, размывание ядер основных идейно-политических групп. Одновременно формировалась "синтетическая" идеология, вбирающая в себя фрагменты ранее полярных идеологических течений (либеральные и патриотические ценности, социальная справедливость и рынок). Подобный синтез получил название "путинского консенсуса", который охватывает до 2/3 современного российского общества. В качестве ведущих парадигм массового общественного запроса сформировалась триада - благосостояние, порядок, социальная справедливость. Эта триада занимает ведущие позиции во всех электоральных группах.

На фоне общей деполитизации несколько возросли ценности русского этнического национализма, русской самобытности, также претендующей на роль некоей "синтетической идеологии". Носителями такого запроса являются современные активные слои общества, в том числе молодежь, что говорит о его перспективности. Однако этот "новый национализм" не носит мобилизационного характера, он является скорее компенсацией за слабую общегражданскую идентичность и выполняет функции замещающей локальной идентичности, что подтверждается, в частности, тем, что многие "новые русские националисты" готовы поддержать региональный сепаратизм.

И наконец, еще об одном, наверное самом важном, вопросе, вытекающем не только из результатов, но и из самого духа исследований ИКСИ РАН - о сторонниках традиционализма и сторонниках модернизма в современном российском обществе. Уже не первый раз мы приходим к выводу о том, что при всем наличии в массовом сознании консенсусных позиций, в российском обществе существуют две группы противостоящих друг другу граждан по своему видению мира, пониманию роли государства и базовых ценностей в своей жизни. Одна группа составляет относительное большинство населения (41 %) и, являясь традиционалистами, отличается ярко выраженной патерналистской ориентацией, поддержкой принципов общества социального равенства. Другая представлена меньшинством российских граждан (26%), ориентированных на принципы личной ответственности, инициативы, на общество индивидуальной свободы. Треть населения может быть отнесена к промежуточной группе, тяготеющей по большинству значимых мировоззренческих вопросов к сторонникам последовательного традиционализма.

Разумеется, нет ничего катастрофического в том, что в российском обществе существуют группы людей, имеющих полярные типы мировоззрения. Это характерно в тех или иных соотношениях для любого общества. Вопрос в другом, как относиться (прежде всего на уровне политики) к тому, что одна и при том большая часть населения стремится жить отнюдь не по рыночным канонам, терпит серьезные социальные лишения в ходе проводимых реформ, а потому, не являясь их социальной базой, лишь с неизбежностью принимает реальности нового общественного строя. Другая же, меньшая по численности группа, обладая модернистским сознанием, использует жизненные стратегии, отвечающие канонам рыночной экономики, стремится реализовать свой ценностно-мировоззренческий, образовательный и профессиональный потенциал, и тем самым выступает опорным звеном в осуществлении реформ.

То, к чему приводят попытки реформаторов "ломать через колено" многопоколенные традиции и привычки миллионов людей, форсированными политическими и экономическими мерами отлучать их от социальной поддержки государства, имеющей место быть в течение многих десятилетий, хорошо известны. Так же, как хорошо понятны и возможные последствия искусственного насаждения в обществе ценностей модернизма, связанные с формированием к ним устойчивого чувства неприятия.

Осуществляя радикальные реформы в любой стране, а тем более в такой, как Россия, необходимо в полной мере осознавать: модернизация экономики и социокультурная модернизация, хотя и взаимосвязанные, но различные процессы. Разные по исходным предпосылкам, средствам, масштабам задействованного человеческого капитала, социально-психологическим ресурсам, объективно необходимого исторического времени. Но оба типа этих модернизаций в идеале можно синхронизировать, если придавать социокультурной составляющей общественных преобразований значение не меньшее, чем экономической.

В этой связи вспомним: если модернизационный рывок времен И.Сталина позволил вывести страну в число индустриальных держав, то социокультурная модернизация отстала от экономической на целый век. Внимание к экономической, точнее даже - военно-промышленной стороне модернизации настолько заслонило к 70-м годам прошлого века все остальные ее аспекты, что их значимость для успешной конкуренции России на международной арене оставалась просто вне поля зрения все последние десятилетия. В результате модернизационный рывок России "захлебнулся", а возможности для ускоренного движения к постмодерну оказались упущены. Социокультурная модернизация идет сегодня в стране своим естественным путем, а не ускоренными темпами, как должно было бы быть для обеспечения способности России успешно конкурировать на международной арене, а значит ее продвижение в ширь и в глубь общества зависит главным образом от смены поколений.

Вопрос для политического уяснения проблемы оказывается, в конечном счете, достаточно ясным: будем ли мы и дальше уповать на естественный процесс обновления человеческого потенциала, необходимого для системной модернизации страны, или, учтя ошибки XX в., приложим усилия к тому, чтобы осуществить управляемый рывок социокультурной модернизации, обеспечив тем самым возрождение России как конкурентоспособной державы?