http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=2c072753-602a-4050-bddc-adbe79e05f7a&print=1© 2024 Российская академия наук
КАК В 34 ГОДА СТАТЬ АКАДЕМИКОМ? КАКИЕ ТАЙНЫ МИРОЗДАНИЯ ОТКРОЕТ ГИГАНТСКИЙ УСКОРИТЕЛЬ В ЦЕРНЕ? ОБ ЭТОМ КОРРЕСПОНДЕНТ "РГ" БЕСЕДУЕТ С ЛАУРЕАТОМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПРЕМИИ РОССИИ В ОБЛАСТИ НАУКИ И ТЕХНИКИ ЗА 2005 ГОД, ДИРЕКТОРОМ ИНСТИТУТА ЯДЕРНОЙ ФИЗИКИ СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ РАН, АКАДЕМИКОМ АЛЕКСАНДРОМ СКРИНСКИМ.
Российская газета: Уже второй год как размер Госпремии России вырос до пяти миллионов рублей. Извините за любопытство, Александр Николаевич, но, может, вы уже распланировали, как распорядиться этой суммой?
Александр Скринский: Скажу честно, награждение стало для меня полной неожиданностью. И как поступить с этими деньгами, пока продумать не успел. Вопрос достаточно серьезный, к нему, как говорится, надо отнестись взвешенно.
РГ: Рассказывая о вас в связи с этой наградой, многие ученые подчеркивают: в истории академии Скринский остается самым молодым физиком-экспериментатором из всех избиравшихся действительных членов. В каком возрасте это произошло?
Скринский: Мне было 34 года. Так что я в списке молодых по возрасту избрания академиков занимаю третье место вслед за математиком Сергеем Соболевым и физиком-теоретиком Андреем Сахаровым. Правда, для ученых их профиля пик высших достижений чаще всего приходится как раз на молодые годы, а экспериментаторы должны набираться опыта, особенно в физике, поэтому признание к ним приходит с возрастом. Но мне очень повезло. Еще будучи студентом физфака МГУ я пришел в лабораторию выдающегося ученого Андрея Михайловича Будкера, и он пригласил меня заняться очень интересной темой, хотя многие авторитетные ученые мира считали ее бредом. Так я стал заниматься встречными пучками, которые сегодня являются одним из главных инструментов мировой науки в исследованиях свойств материи и, в частности, элементарных частиц.
РГ: Хотя само понятие "элементарные частицы" наводит на широкую публику ужас, можно хотя бы в общих чертах объяснить суть вашей работы?
Скринский: Где-то в середине 50-х годов физики, изучавшие ядерное строение атома, оказались в тупике. Дело в том, что для этого применялись частицы, которые разгоняли до скорости, близкой к световой, и ими обстреливали мишень. Но оказалось, что при таких скоростях все меньшая доля энергии частицы дает полезную информацию. И тогда ученые заговорили: вот хорошо бы столкнуть два встречных пучка. Тогда вся энергия будет работать на информацию. Но это казалось совершенно нереальным. Ведь плотность самих пучков была тогда так мизерна, что вероятность столкновений крайне мала. И тем не менее это удалось. Прорыв позволил сделать специальные накопители электронов, где они стали жить не как обычно миллисекунды, а часы. А когда мы собрали целые "армии" этих частиц, то сумели из них сформировать мощные пучки диаметром в доли миллиметра.
РГ: Академик Будкер любил рассказывать, как Курчатов "пробивал" на самом верху установки по встречным пучкам. Речь именно об этих экспериментах?
Скринский: Нет. У Андрея Михайловича появилась идея сталкивать электроны не между собой, а с позитронами. Это было куда заманчивей, так как рождаются новые частицы, например, мюоны, пи-мезоны и другие - лишь бы хватало энергии. С этой идеей Будкер пришел к Курчатову. Тот не был специалистом в области элементарных частиц, поэтому отправил наше предложение на отзыв трем ведущим в стране ученым. И отзыв получил почти мгновенно. Мол, очень интересно, но это абсолютная фантастика. Будкер, естественно, расстроился, а Курчатов, поглаживая свою знаменитую бороду, сказал: "Ну вот теперь давай готовить постановление правительства". Вроде бы зачем же он обращался за советом? Ведь был так всемогущ, что мог решить вопрос. Однако ему надо было удостовериться, что это дело стоящее. И вот по быстроте и запальчивости ответа понял, да, игра стоит свеч. И Курчатов на свой страх и риск поставил на только что закончивших
МГУ и Физтех, абсолютно "зеленых" научных сотрудников. Можно только поражаться, какой был у него нюх на все новое и перспективное. Через несколько лет мы провели первый в мире эксперимент, столкнув пучки электронов и позитронов, которые породили пи-мезоны. С тех пор этот метод стал доминирующим в физике элементарных частиц.
Кстати, когда мы только начали получать первые результаты, один из тех, к кому Курчатов обратился тогда за советом, академик Векслер, приехал познакомиться с нашими работами и сказал: "Я давал отрицательный отзыв, теперь признаю, что был не прав", и поздравил нас с таким успехом. Но он оказался лишь одним из трех, а двое других отмолчались. Кто это был, мы не знаем до сих пор.
РГ: Многие ваши работы, удостоенные самых высоких наград, - это сугубо фундаментальные исследования. Но ваш институт во все времена называли феноменом в Академии наук: "крутые" физики зарабатывают на контрактах больше, чем получают из бюджета. А говорят, что серьезная наука и рынок две вещи несовместные.
Скринский: Глубочайшее заблуждение. Вот звучат голоса, мол, фундаментальная наука стала очень дорогой игрушкой, она по карману только богатым странам. Многие без нее прекрасно обходятся и хорошо живут. А если надо узнать, что творится в фундаментальной науке, можно открыть научный журнал и, взяв эти знания, самим создавать высокие технологии. Это ошибка. Достаточно посмотреть, кто является законодателем мод в мире высоких технологий: США, Европа и Япония. И именно там сегодня огромное внимание уделяется фундаментальной науке. Она создает новые знания, и тот, кто их получает, имеет возможность первым превратить их в конкретные технологии. Более того, именно он лучше других знает, как это сделать, ведь сам прошел весь путь познания. К примеру, мы создавали мощные электронные ускорители для фундаментальных исследований, и они же стали нашей первой прикладной работой. Их продажа приносит прибыль, которая позволяет и платить ученым достойные деньги, и вести новые исследования. Точно так же нам удалось повернуть к рынку результаты и ряда других фундаментальных разработок. Сегодня бюджет института на 75 процентов состоит из доходов, которые мы получаем по договорам.
РГ: Рассказывают, что во времена СССР вас называли капиталистами. А как сейчас?
Скринский: В 1986 году один уважаемый академик после моего доклада сказал: "Вы же капиталистический остров в нашем социалистическом океане". А уже в 1993 году он же на таком же заседании заявил: "Да у вас же социализм, а мы все живем в капитализме". Да, у нас социализм, но какой? Сейчас всюду процветает принцип: зарабатывает тот, кто сумеет продать. Вроде бы правильно. Но нельзя ничего абсолютизировать. Сегодня в абсолютном большинстве институтов отдельная лаборатория, заключив выгодный контракт, отдает ему лишь незначительные суммы за услуги, оставляя себе львиную долю. Мы считаем, что это неправильно. Говоря образно, нельзя капитализм распространять на семью. Поэтому у нас контрактные деньги получает не лаборатория, а институт. Это позволяет платить научному сотруднику, который ведет сугубо фундаментальные исследования, а значит, создает задел на будущее, столько же, сколько получает сотрудник, выполнявший контрактную работу. Здесь есть и другая логика. Сегодня у тебя есть контракт, а сосед не сумел его заключить. И что же? Люди там начинают разбегаться или перестают работать. Попробуй потом поднять коллектив из лежачего положения. Мы не даем им погибнуть, поддерживаем из тех денег, которые добывают преуспевающие лаборатории.
РГ: Наша наука в тяжелейшие для нее годы сжалась как шагреневая кожа, число сотрудников во многих институтах сократилось в разы, молодые лица стали редкостью в лабораториях. Как обстоят дела у вас?
Скринский: Сейчас институт самый большой в академии, у нас работают 2700 человек. Причем треть - моложе 33 лет. К нам на практику приходят студенты и сразу же включаются в работу лабораторий, а значит, начинают получать зарплату. Кстати, у научных сотрудников в среднем она составляла на начало года 14 тысяч рублей.
РГ: Александр Николаевич, откройте тайну: говорят, за ваши заслуги вам подарили чуть ли не королевский трон. Правда?
Скринский: Да, получил к 60-летию от своего коллектива. Все сделано по форме: есть и корона, и держава весом 12 кг, и булава. Мы это творение поставили в зал Ученого совета, но не у стола, а в стороне. Я всегда говорю, что подарок с намеком: если в институте все хорошо, то для директора - это трон, а если плохо - электрический стул. О такой возможности директор должен постоянно помнить.
РГ: Однажды мы с вами встречались в Женеве, в знаменитом научном центре ЦЕРН. И я, честно говоря, удивился, увидев, как вы там бегали. Продолжаете?
Скринский: Обязательно. А зимой бегаю на лыжах, в этом году 15 км за 1 час 15 минут классикой. Кстати, могу вас повеселить. Как-то позвонила корреспондентка, и жена ответила - он на работе. Та поразилась, как, он еще ходит на работу? Думает, что меня под руки подводят к столу.
А если серьезно, то впереди - новые интереснейшие работы. Так что форму надо поддерживать. К примеру, одно из важнейших достижений института за последнее время - создание источников синхротронного излучения. Сейчас с их помощью ученые самых разных профессий - химики, физики, биологи, материаловеды - получают результаты мирового уровня. Еще одно направление - лазеры на свободных электронах. Мы сделали самый мощный в мире генератор террагерцового излучения. Его также используют биологи и химики и получают прорывные результаты в своих исследованиях. И конечно, жду с огромным нетерпением, когда в ЦЕРНе будет пущен Большой адронный коллайдер. В его создании, выиграв конкурс у многих ведущих институтов мира, мы активно участвуем. Эта не имеющая аналогов в мире гигантская установка, пуск которой намечен на будущий год, должна ответить на многие ключевые вопросы мироздания.