Версия для печати
Вернуться к списку

ПОСЛЕДСТВИЯ ПОСПЕЛИ. ПОЧЕМУ ГОРЧАТ ПЛОДЫ АКАДЕМИЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ?

- Арнольд Кириллович, вы единственный сенатор, который не проголосовал за законопроект о реорганизации госакадемий. Во время обсуждения документа вы говорили и писали о том, что отделение институтов от академии ни к чему хорошему не приведет. Подтвердились ли ваши опасения?

- Сразу хочу сказать, что я был в числе тех, кто еще несколько лет назад ратовал за реформу РАН. В работе Академии наук, безусловно, многое надо было менять. Накопившиеся проблемы и способы их решения активно обсуждались на прошлогоднем Общем собрании Академии наук, когда избирался новый президент РАН. Чем все это закончилось, известно: целостная, успешно работавшая структура со славной историей разгромлена, и то, что сейчас происходит, это, конечно, никакая не реформа. Очевидно, что заявленная правительством цель – повышение эффективности академической науки, не может быть достигнута предложенными средствами.

Проведенные преобразования дали обратный эффект: ни за развитие фундаментальной науки, ни за внедрение достижений ученых в практику теперь, по сути, никто не отвечает. Оставшаяся без институтов РАН лишена возможности напрямую влиять на научную политику, Минобрнауки занимается в основном вузами, ФАНО – имущественным комплексом бывших академических структур. За общий результат спросить не с кого. РАН теперь выведена из-под огня критики: вся ответственность за последствия реформ лежит на анонимных авторах закона и правительстве.

- А как вы оцениваете еще одну новацию ФЗ №253 – объединение РАН, РАМН и РАСХН?

- Это абсолютно бессмысленное и даже вредное действие. Три академии решают совершенно разные задачи и, соответственно, не сравнимы по научному уровню. Многие новые действительные члены РАН, перешедшие из Академии сельскохозяйственных наук, имеют показатели публикационной активности на уровне докторов и кандидатов наук академических институтов. Из 185 академиков РАСХН 18 вообще отсутствуют в базе данных РИНЦ, только у 13 человек индекс Хирша больше 10. В списках представителей высшего звена сельскохозяйственной науки можно увидеть бывших и настоящих министров, губернаторов и других чиновников федеральной власти. В РАМН ситуация несколько лучше. Но понятно, что в целом новое пополнение академии резко понижает ее общие научные показатели.

Многие институты РАСХН и РАМН не занимаются фундаментальными исследованиями, а решают практические задачи вроде обеспечения продовольственной безопасности страны и разработки новых методов лечения. Это необходимая работа, но по итогам оценки, если вести ее на общих основаниях, они окажутся «неэффективными», что вовсе не улучшит рейтинг новой РАН.

- Что вы можете сказать о плодах реформы как директор института, перешедшего в ведение ФАНО?

- На этом уровне тоже никаких положительных сдвигов. Резко упала координация работы институтов и по научной линии, и в рамках регионов: ею просто некому заниматься. В академии сократили аппарат, да теперь она и не имеет к НИИ прямого отношения. Раньше наши институты решали большинство организационных вопросов в рамках Сибирского отделения РАН. Теперь мы вынуждены, как ректоры вузов, с любой проблемой ездить в Москву. Не так давно Владимир Путин назвал подъем Сибири и Дальнего Востока «национальным приоритетом на весь XXI век». И как будем поднимать – управляя всеми процессами из центра?

Сотрудники институтов, сужу по своим коллегам, встревожены и ничего хорошего не ждут. Мы же все прекрасно понимаем: мораторий кончится, и к нам придут за имуществом. В общем, ситуация плачевная. К сожалению, все мрачные предсказания сбываются.

- А почему, понимая, что закон о реформе госакадемий вреден, вы при голосовании в Совете Федерации воздержались, а не высказались против?

- Дело в том, что при доработке законопроекта многие мои поправки были учтены. Более того, при нашем Комитете по науке, образованию и культуре была создана рабочая группа по мониторингу практики применения нового закона, перед которой поставлена задача минимизировать отрицательные эффекты от его реализации. Поскольку по большинству позиций мне пошли навстречу, и ряд вопросов пообещали решить позже, я воздержался при голосовании. Сейчас комитет собирает предложения по корректировке ФЗ№253. К концу года парламент должен принять изменения, поскольку установленный президентом страны мораторий на операции с имуществом академических организаций и решение кадровых вопросов истекает.

- Так вы верите, что ситуация всерьез изменится?

- Конечно, нет. Главный вопрос - о возврате академии институтов и научных центров, вряд ли решится, а все остальное - лакировка. Поймите, я делаю на своем уровне все, что могу. Тех, кто решается открыто критиковать действия правительства, к сожалению, мало: люди держатся за свои места.

- Не боитесь, идя против течения, потерять сенаторское кресло?

- Разговоры о моем возможном отзыве пошли сразу, как только я начал выступать против законопроекта, но меня они не испугали. Шутил по этому поводу: «Дальше Колымы не пошлют, меньше института не дадут». Я ученый и всегда могу вернуться к любимой работе.

- Недавно Правительство РФ утвердило новую редакцию госпрограммы «Развитие науки и технологий на 2013 – 2020 годы». Известно, что Совет Федерации рассматривал этот документ, и многие сенаторы, вы в том числе, отнеслись к нему критически. Что именно вызвало ваше недовольство?

- Во-первых, Правительство РФ в нарушение всех регламентов утвердило столь важный документ без необходимых согласований. В сопроводительных документах к программе (Совет Федерации получил ее уже после утверждения) нет заключения Российской академии наук, которая в соответствии с ФЗ №253 должна проводить экспертизу всех государственных документов и программ. Во-вторых, вызывают много вопросов содержание программы и заложенные в ней контрольные цифры.

В заключении комитетов по науке, образованию и культуре и по федеративному устройству, региональной политике, местному самоуправлению Совета Федерации РФ выражается недоумение в связи с тем, что объем бюджетных ассигнований на реализацию актуальных подпрограмм сократился в разы. Почему это сделано, нам никто не объяснил. Руководство страны неоднократно подчеркивало важность укрепления научной базы как условия инновационного развития страны и обеспечения ее мирового лидерства. При этом финансирование российской фундаментальной науки составляет 0,16% ВВП, в то время как аналогичные цифры в США - 0,48%, Франции – 0,56%, Японии – 0,48%. Абсолютные и относительные цифры финансирования научных исследований у нас падают, при этом власти требуют от ученых обеспечить мировой уровень фундаментальных и поисковых исследований. Каким чудом это произойдет?

- Наверное, на этот вопрос могут ответить авторы госпрограммы.

- Мы очень хотим с ними встретиться. Намереваемся пригласить руководителей Министерства образования и науки, которое является разработчиком, заказчиком и исполнителем программы, на парламентские слушания. Предполагаем обсудить на этой встрече и итоги реформы РАН.

Вернемся к госпрограмме. Ее целевые индикаторы и показатели противоречат государственным интересам и не обеспечивают развития российской фундаментальной науки. Составители программы уверены в том, что основным результатом научной деятельности являются публикации в зарубежных журналах. Им, вероятно, надо объяснить, что многие авторитеты мировой науки имеют не более десятка публикаций, в которых закреплены выдающиеся научные достижения. Если бы советские ученые вместо дела за статьями гонялись, они не смогли бы обеспечить лидерство нашей страны в космосе и создании ядерного щита.

Что касается структуры госпрограммы, она вызывает полное недоумение. Перечень подпрограмм выглядит странным и надуманным. Понять, почему выбраны именно эти, а не другие точки приложения усилий, совершенно невозможно. В программе не конкретизируются термины «ответственный исполнитель», «непосредственный исполнитель», «соисполнитель», «участник» и не содержится объяснений, почему на эти роли назначены те или иные госорганы и организации. Так, единственным участником подпрограммы «Прикладные проблемно-ориентированные исследования и развитие научно-технологического задела в области перспективных технологий» определен НИЦ «Курчатовский институт». Он же вместе с Минфином должен выполнить подпрограмму «Развитие межотраслевой инфраструктуры сектора исследований и разработок». Неужели в решении этих важнейших государственных задач больше никто не будет участвовать?

В целом ряде подпрограмм ни участники, ни программно-целевые инструменты вообще не определены. Куда это годится? Меня возмутило и то, что из списка научных приоритетов исключена федеральная целевая программа «Мировой океан».

- Почему так получилось?

- В Минобрнауке ответили, что на эту ФЦП не хватило средств. Такое отношение со стороны руководства профильного министерства выглядит как противостояние политике руководства страны, ратующего за изучение Арктики и морского шельфа.

Мы вкладываем огромные деньги в космические исследования и очень мало уделяем внимания занимающему более двух третей поверхности Земли Мировому океану, с которым тесно связано будущее нашей цивилизации. В России есть четыре глубоководных обитаемых аппарата «Мир», которые могут погружаться на шесть километров. Однако вспоминают о них только в экстремальных ситуациях вроде катастроф на подводных лодках. В последние два года «Миры» стоят в Калининграде без работы: на их эксплуатацию элементарно нет денег.

При этом возможных направлений исследования и привлекательных идей великое множество. В ходе международной научно-исследовательской экспедиции «Миры» на Байкале», в которой я принимал непосредственное участие, были получены уникальные научные результаты. Нам удалось привлечь внимание власти и общества к проблемам исследования водных глубин. Кстати, этот проект был реализован в 2008-2010 годах благодаря привлечению частного капитала. За три года крупный предприниматель Михаил Слипенчук, позже избранный в Государственную Думу, вложил в обеспечение экспедиции восемь миллионов долларов. Конечно, участвовало и государство: в таких важных проектах его роль решающая.

Убежден, что программа «Мировой океан» должна быть восстановлена. Сейчас мы за это боремся и очень надеемся на поддержку общественности. Необходимо добиваться того, чтобы госпрограмма «Развитие науки и технологий на 2013–2020 годы» была коренным образом переработана. Она не решает поставленных задач, не соответствует приоритетам развития и модернизации страны. Ее делали неквалифицированные люди, для которых интересы государства – пустой звук. Стратегические документы такого уровня должны разрабатываться высококлассными специалистами, подобранными на конкурсной основе, проходить серьезную экспертизу, широко и открыто обсуждаться. Только в этом случае они смогут обеспечить России место в ряду мировых научных лидеров.