Версия для печати
Вернуться к списку

Михаил ГЕЛЬФАНД: ЗАОЧНАЯ ДИСКУССИЯ С ВИКТОРОМ ДАНИЛОВЫМ-ДАНИЛЬЯНОМ

Михаил, несколько дней назад, отвечая на вопросы нашего корреспондента, директор Института водных проблем (ИВП) РАН, член Совета директоров (СД) РАН, член-корреспондент РАН Виктор Данилов-Данильян сформулировал ряд тезисов. Как нам кажется, и это показывает Ваша недавняя дискуссия в радиоэфире с академиком Некипеловым, эти тезисы достаточно типичны для руководителей академии. С другой стороны, судя по достаточно многочисленным выступлениям фундаментальных ученых (российских и работающих за рубежом), имеющих высокий (измеримый) научный авторитет, эти люди имеют несколько иное мнение касательно некоторых элементов научно-организационной реформы в академическом секторе.

Мы зафиксируем «тезисы академиков», и просим Вас их прокомментировать.

1. Стимулирование притока молодежи в науку

Виктор Данилов-Данильян: «Первое – это увеличение зарплаты, потому что как только социально активный, способный, с живым умом молодой человек узнает, какая зарплата его ожидает в научно-исследовательском академическом институте, он тут же поворачивается к нему спиной. А во-вторых, должна быть перспектива. А для этого должна быть государственная поддержка научной деятельности, как таковой, в принципе. Поддержка нормальных жилищных условий, в том числе».

Михаил Гельфанд: «И первое, и второе, конечно, верно: даже не обремененный семьей человек не может работать, если ему негде жить, и если его зарплата не покрывает минимальных жизненных потребностей. Но это не единственное.

Представляется, что уважаемый Виктор Иванович все-таки смешивает две разные вещи: социальные проблемы молодых (и не только молодых!) ученых и проблемы именно научной перспективы. Среди первых, действительно, жилищные проблемы играют важную роль. В этой связи было бы крайне желательно сделать прозрачной программу выделения квартир для молодых ученых РАН, в частности, опубликовать критерии, объявить принципы (например, так и не ясно, в каком соотношении учитываются житейская ситуация и научные достижения претендентов). Среди социальных проблем нельзя забывать и непроясненную ситуацию с призывом на срочную военную службу аспирантов, особенно после перехода на болонскую систему бакалавр-магистр – почему-то руководители и академических институтов, и университетов редко об этом вспоминают.

Что же касается научных проблем, которых В.И.Данилов-Данильян касается в меньшей степени, то представляется, что главное тут – с самого начала работать в лабораториях сильных активных ученых, а потом – иметь возможность создать новую группу для решения собственных научных задач. Основным способом обеспечить этот механизм научного роста является увеличение доли грантового финансирования в бюджете фундаментальной науки. Это позволит сильным группам создавать дополнительные нормально финансируемые рабочие места для молодых сотрудников (аспирантов и постдоков), а успешным молодым ученым – соревноваться с «мэтрами» в содержательности проектов, а не в административных возможностях. Такой механизм создания новых групп представляется куда более естественным и эффективным, чем существующая практика медленного и постепенного карьерного роста за счет занятия освобождающихся (так и хочется написать, «выморочных») ставок в «старых» подразделениях.

2. Показатели результативности научного труда

Виктор Данилов-Данильян: «Мы в институте проводим подсчет баллов ПРНД, и вы знаете, к каким выводам мы приходим? Собственно говоря, это ни для кого не неожиданность, это было совершенно ясно – больше всего набирают их люди не творческие, но активные, те, кто катается по конференциям, потому что голова у них плохо работает, они не креативные люди. Они занимаются не наукой, а научной деятельностью, точнее – околонаучной деятельностью, и они набирают самое большое количество баллов. Надо заканчивать с этим подсчетом баллов, с этой глупостью».

«Система баллов сейчас совершенно не дает никакой возможности стимулировать молодых. Если к вам в институт пришел молодой, у него нет этих последних двух лет, он их в вузе провел, ему не за что начислять баллы, он оказывается не замыкающим, а замыкающим с большим отрывом. Мы уже у себя в институте думаем, изощряемся – а что можно в этих дурацких условиях сделать для того, чтобы молодые не чувствовали себя пятым сортом? И для этого приходится, хочешь ты или нет, ломать эту структуру, против нее идти, потому что она, если строго следовать всей этой белиберде, которая там написана, не дает таких возможностей».

Михаил Гельфанд: «Неимоверно тоскливо в очередной раз читать и комментировать один и тот же стандартный набор пропагандистских клише, тем более, что оппоненты бальной системы исчисления надбавок из среды академических начальников никогда не дают себе труда не только ответить на конкретные возражения, но хотя бы просто избавиться от противоречий в собственной аргументации.

Разумеется, система ПРНД является грубой. Она не предназначена для различения, в терминологии Виктора Ивановича, «творческих» и «активных» сотрудников. Цель этой системы иная – отделить тех, кто что-то делает, от тех, кто не делает ничего. В этом смысле тот факт, что «генераторы оказываются во втором эшелоне – не в третьем, не в четвертом, но во втором» является не упреком авторам ПРНД, а, скорее, признанием достаточного высокого качества системы, которая проводит эту грубую сортировку. Кстати, приводимый уважаемым В.И. Даниловым-Данильяном пример деятелей, получающих высокие баллы за счет «научного туризма», показывает, что что-то не так либо с конкретной процедурой исчисления ПРНД в руководимом им институте, либо с результативностью научной деятельности сотрудников института в целом. Легко убедиться, что если исчислять ПРНД в строгом соответствии с трехсторонним приказом, то главный вклад в ПРНД будут вносить научные публикации в рецензируемых изданиях, а вовсе не «околонаучная деятельность». Интересно, кроме того, кто финансирует этот «научный туризм»: дирекция института (а зачем?), организаторы – так может быть, эти «туристы» действительно делают что-то, представляющее интерес для коллег?

Возвращаясь к действительно важной – пожалуй, самой важной – проблеме поощрения «генераторов идей», следует сказать, что это должны быть не столько прибавки к зарплате, сколько возможность реализовать эти идеи. И здесь мы опять приходим к необходимости прозрачной системы конкурсных грантов, которые дали бы возможность таким людям не только выплачивать себе и своим сотрудникам достаточную зарплату, но и покупать оборудование и расходные материалы, ездить в экспедиции и на конференции. Словом, финансировать все то, что необходимо для полноценной научной жизни, вне зависимости от благорасположения власть предержащих. К сожалению, руководство РАН не озаботилось созданием такой системы, более того, даже скромную семипроцентную долю РФФИ в общем бюджете фундаментальной науки оно считает завышенной – а ведь это почти единственный независимый источник финансирования исследовательских групп. Я знаю только одну академическую программу, в которой распределение грантов не вызывает недоуменных вопросов, и примечательно, что как раз в этой программе велико значение публикационных критериев заявителей, и в этой программе и данные претендентов на гранты, и решения совета открыты для всех желающих.

И еще о критике ПРНД.

Возникла парадоксальная ситуация: этой критики много, но она ведется с настолько противоположных позиций, что взаимно аннигилирует. Есть радикальные предложения, исходящие, как правило, от успешно работающих представителей естественных наук, учитывать только журнальные публикации (надо отметить, что это будет близко к способам поощрения научной активности, применяемым и в других странах с неразвитой системой экспертизы). Есть противоположные варианты – разбавить публикационные критерии учетом большого количества дополнительных параметров, как правило, характеризующих не столько результат, сколько научный или, скорее даже, научно-организационный процесс (организацию конференций, членство в редколлегиях журналов, оппонирование диссертаций и т.п.). Следует отметить, что это прямо противоречит трехстороннему приказу, подписанному, в том числе, президентом РАН Ю.И.Осиповым. В то же время, такая возможность упомянута в так называемом разъяснительном письме вице-президента РАН А.Д.Некипелова, а также пропагандируется руководством профсоюза научных работников РАН. Самая же содержательная критика исходит, как правило, из институтов Сибирского отделения РАН, где объективные системы оценки научного труда применяются уже давно и успешно, и в этом смысле система ПРНД с ее едиными, и потому по необходимости грубыми правилами для всех наук именно для них, действительно, является шагом назад.

Есть анекдотические предложения уравнять при оценке журналы разного уровня. Мотивируется это по-разному. Так, питерский биолог В.Шестопалов в своем письме в Генеральную прокуратуру РФ предлагает уравнять баллы за публикации в журнале “Proceedings of the National Academy of Sciences of the USA” и аналогичном по названию (но, увы, не по научному уровню) журнале «Доклады РАН», ссылаясь при этом на статью в Конституции РФ, гарантирующую равное вознаграждение за равный труд. Как человек, публиковавший и рецензировавший статьи в обоих этих журналах, должен сказать, что это отнюдь не равный труд: уровень требований к качеству, содержательности и новизне статей в PNAS на несколько порядков выше, чем в ДАН. Соответственно, и труда для того, чтобы получить результат, который удастся в нем опубликовать, приходится вложить куда как больше.

Более тонкая мотивировка состоит в том, что в российской науке есть некая специфика, не интересная остальному миру, и потому ее результаты иначе, чем в отечественных журналах, опубликованы быть не могут. Я готов признать, что аргументы такого рода могут выдвигать ученые, работающие, скажем, в области русской филологии (хотя и там это достаточно спорно), но когда это говорят представители естественных наук, это звучит как признание в собственной неполноценности. В этой связи мне бы хотелось вспомнить предыдущее интервью В.И.Данилова-Данильяна, опубликованное на сайте «Открытая Экономика»: сначала он вспоминает коллегу, влегкую опубликовавшего 60 статей в международных журналах, а потом сетует на то, что «если мы начинаем заниматься гидрографией или гидрологией какой-нибудь развивающейся страны, хоть Гондураса, то это интересует международный журнал гораздо больше, чем Енисей». Тут возникает сразу несколько вопросов. Как же этому коллеге удалось преодолеть барьер безразличия к российским проблемам? И чем же так беспокоит Гондурас редакторов международных – а вовсе не гондурасских – журналов (может, просто статьи лучше написаны)? И опять же, вспоминая упомянутых уважаемым Виктором Ивановичем «научных туристов», хочется спросить: а что, по каким-то загадочным причинам проблемы Енисея или, скажем, ледовых наводнений вызывают на конференциях больший интерес, чем в журналах? Тут каждое утверждение противоречит другому и не складывается в единую позицию. Это как в известном анекдоте: «Сара, что же это такое, ты брала у меня целый горшок, а отдала щербатый. – Во-первых, я брала у тебя щербатый горшок, во-вторых, отдала целый, а в-третьих, я у тебя вообще никакого горшка не брала».

Надо сказать, что очень поучительны уже первые результаты даже не выплат надбавок по ПРНД, а обсуждения положений в институтах РАН. У многих сотрудников чуть ли не впервые в жизни появился интерес к тому, цитируются ли их работы, каков уровень журнала, в котором они напечатаны, переводится ли он на английский язык, имеет ли электронную версию и т.п. То есть уже даже в этом ПРНД играет положительную роль. Надо сказать, что в нескольких институтах, в которых уже подведены предварительные итоги, среди лидеров оказывается много молодых исследователей и ученых из того самого упомянутого Виктором Ивановичем «исчезающего» слоя 40-50-летних; коллеги, с которыми мне удалось это обсудить, говорят, что список, составленный руководством института, выглядел бы совсем иначе. Разумеется, молодых исследователей сразу после института следует поддерживать другими способами, но для этого, а также для нивелировки неизбежных перекосов в надбавочном приказе предусмотрен особый фонд, распределяемый по усмотрению администрации. Одним из ожидаемых последствий учета объективных показателей стал большой отрыв лидеров. Во многих институтах это показалось психологически неприемлемо, и применялись различные уловки для того, чтобы подрезать рейтинг лидеров и приподнять аутсайдеров, благо такая возможность была упомянута в «разъяснении» вице-президента РАН.

Мне бы не хотелось, чтобы сказанное выше воспринималось как апология ПРНД. Это действительно несовершенный механизм, и крайне необходима его доводка и отладка. Я сравнивал, как реализуется приказ по надбавкам в полутора-двух дюжинах институтов различного профиля, и наряду с открытым саботажем (как пишет В.И.Данилов-Данильян, надо «ломать эту структуру, против нее идти, потому что она, если строго следовать всей этой белиберде, которая там написана, не дает таких возможностей» в расчете на то, что «в Академии наук сидят не последние дураки, и что на это будут смотреть сквозь пальцы») там встречается множество полезных нововведений.

Мне кажется, Министерству образования и науки стоило бы затребовать и тщательно проанализировать как сами положения, так и первичные данные, положенные в основу вычислений. Следует также незамедлительно выпустить разъяснения по некоторым пунктам, вызывающим наибольшие затруднения при толковании приказа. В частности, необходимо внятно сказать, как исчисляется общий фонд надбавок; уточнить пункт о 30%, распределяемых по программам РАН (этот пункт, насколько мне известно, был введен для того, чтобы учесть интеграционные программы СО РАН, и не должен распространяться на другие академические программы, и тем более, на гранты РФФИ и т.д.); указать, что понимается под «международными индексами цитирования журналов» и откуда институты должны брать эти индексы; разрешить институтам, ведущим междисциплинарные исследования, считать ПРНД отдельно по направлениям исследований. Более дискуссионным, но также насущным является выравнивание баллов за публикации по областям (скажем, импакт-факторы журналов по молекулярной биологии в среднем бывают выше, чем у журналов по зоологии) и установление более плавной, чем нынешняя линейная, формулы вычисления надбавки по ПРНД.

Еще более важно уже сейчас понимать, что будет с системой вычисления надбавок за результативность после завершения так называемого пилотного проекта. Некоторые руководители РАН высказываются в том смысле, что все это временная напасть, которую надо перетерпеть, благо недолго осталось, всего полтора года. Если это действительно так, то да, незачем огород городить.

Следует также внести ясность про объемы «надбавочного» фонда: в существующей формулировке приказа не вполне ясно написано составляет ли он фиксированную долю от фонда зарплат? Если да, то - какую? Если нет, то - как он определяется? Как он будет изменяться в дальнейшем? Как он связан с сокращениями (хочется надеяться, что никак)? Неясность в этих вопросах сильно вредит «надбавочному проекту» в глазах научных сотрудников.

Я считаю, что система выплат по ПРНД должна быть сохранена ровно до тех пор, пока в стране не появится полноценная система конкурсного финансирования научных исследований. Но следует отдавать себе отчет, что весь современный международный опыт показывает, что только прозрачная система разнообразных грантов способна обеспечить действительно динамичное развитие науки, и именно на ее создание должны быть направлены основные усилия. ПРНД в этом смысле является только временной мерой».

3. Позиционирование фундаментальной науки

Виктор Данилов-Данильян: «Для того, чтобы государство могло нормально выстроить экономику, нужно заниматься вертикально интегрированными структурами. На самой верхотуре этих вертикально интегрированных структур должна находиться наука, фундаментальная и отраслевая, и фундаментальная должна быть ориентирована на потребности отраслевой науки. Эта постановка вопроса уже давным-давно забыта, хотя все крупнейшие компании всего мира живут именно так».

Михаил Гельфанд: «И здесь тоже что-то не очень ясно. «Крупнейшие компании всего мира» живут по описанной В.И.Даниловым-Данильяном схеме не потому, что их такими создало государство – это был результат естественного развития рыночной конкуренции. В нашей же стране государство должно не создавать «вертикально интегрированные структуры» (сколько можно вертикалей!), а, с одной стороны, поддерживать через гибкую систему грантов фундаментальные исследования, не ориентированные на немедленный прикладной результат (но ориентированные на результат научный), а с другой – создавать условия для развития наукоемких производств, внедренческих компаний и т.д. и т.п., которые будут сами выбирать, какие научные открытия могут быть дальше использованы в прикладных разработках.

Роль же фундаментальной науки – не только и не столько в том, что ее результаты могут быть немедленно востребованы в производстве, а совсем в другом. Именно из сильных научных лабораторий и из аудиторий, в которых читают лекции активно работающие ученые, выходят наиболее квалифицированные кадры для высокотехнологического производства. Без участия ученых, работающих на переднем крае науки, невозможна экспертиза различных государственных проектов и, шире, выбор перспективных направлений развития. Ну и, наконец, сильная фундаментальная наука – один из существенных факторов государственного престижа».

Вот что я считаю действительно важным и полезным – так это попытки ввести систему стимулирования научных сотрудников по объективным критериям и проект ФЦП по кадрам. Про первое я подробно написал выше; второе – предмет отдельного разговора. Если коротко, то надо отметить, что это практически первая государственная программа, ориентированная на массовую относительно адекватную по размерам поддержку активно работающих научных коллективов, причем не только уже существующих, но и вновь создаваемых под руководством молодых ученых. Тут критически важными являются две вещи: сохранить эту программу именно как способ поддержки исследовательских групп, а не целых институтов, и обеспечить действительно честное и открытое проведение конкурсов. Созданием соответствующей инфраструктуры надо начинать заниматься незамедлительно».