Версия для печати
Вернуться к списку

РАН и вузы: возможна дружба?

О новой научной инфраструктуре, зарплатах в РАН и возвращении учёных

О новой научной инфраструктуре, зарплатах в РАН и возвращении учёных-соотечественников рассказывает председатель Координационного совета по делам молодёжи в научной и образовательной сферах при президентском Совете по науке, технологиям и образованию Андрей Петров.

Справка STRF.ru:

Петров Андрей Евгеньевич, председатель Координационного совета по делам молодёжи в научной и образовательной сферах при президентском Совете по науке, технологиям и образованию, заместитель академика-секретаря Отделения историко-филологических наук РАН, кандидат исторических наук

Сейчас много говорят об увеличении оплаты труда в Академии. В цифрах всё выглядит впечатляюще — повышение в пять-шесть раз! Но если разобраться и соотнести это с окружающей реальностью, то вырисовывается, что реформа оплаты труда завершилась фактически ничем Андрей Петров: «Мне бы хотелось надеяться, что смещение акцентов — в данном случае перемещение такого весомого денежного мешка (90 миллиардов рублей) в сторону вузовской науки — не приведёт к противостоянию или конфронтации между ней и академической наукой» Ведущим вузам страны в течение трёх лет планируется выделить 90 миллиардов рублей. Таким образом государство предпринимает целенаправленные шаги по развитию в России вузовской науки. Как Вы относитесь к этой инициативе?

— По финансированию исследований Россия значительно отстаёт от всех научно-развитых стран. Так что благодаря выделению дополнительных средств есть шанс существенным образом поднять уровень исследований в университетах. Помимо денег, ещё важна сама инфраструктура и традиции. Хорошо бы, чтобы необходимое оборудование и реактивы поставляли в те организации, где сосредоточены лучшие умы и лучшие научные школы. Но по каким-то мне неочевидным причинам это происходит очень редко. Инфраструктура таких новообразований, как федеральные университеты (ЮФУ и СФУ), пока, к сожалению, развивается очень медленно. В своё время, когда они создавались, была идея проводить совместные научные исследования с РАН. Но выполнить это в полном объёме не получилось.

Мне бы хотелось надеяться, что смещение акцентов (в данном случае перемещение такого весомого денежного мешка в сторону вузовской науки) не приведёт к противостоянию или конфронтации между академической наукой и вузовской. Между учёными вообще не может быть конфликтов, они обычно случаются только между администраторами. Но порой административные границы очень существенно мешают взаимодействию научных коллективов.

Надо признать, что без необходимого доверия и поддержки государства РАН организационно гораздо слабее чем, скажем, АН СССР. Сейчас много говорят об увеличении оплаты труда в Академии. В цифрах всё выглядит впечатляюще — повышение в пять-шесть раз! Руководство Академии не устаёт благодарить власть за такое благодеяние. Но если разобраться и соотнести происходящее с окружающей реальностью, то вырисовывается, что реформа оплаты труда, которая прошла с таким большим трудом, завершилась фактически ничем. Средняя зарплата по Академии — 30 тысяч рублей, это уже даже не зарплата машиниста поезда в метро. А молодые учёные получают от 9 до 15 тысяч, то есть меньше ученика машиниста поезда.

Это и есть финансовый предел престижной профессии? Теперь можно требовать от учёных исследований мирового уровня?

Самое интересное, что повышение зарплаты фактически съело весь бюджет РАН, то есть не покупается оборудование, уменьшаются расходы на экспедиции, конференции и прочее. Это обидно, потому что всё должно быть гармонично. Даже маленькая зарплата не нужна, если нет ресурсов для проведения исследований, если люди будут приходить в институты, чтобы пить чай. Хотя учёные и эту китайскую церемонию приспособили для обсуждения научных проблем.

На вручении премии молодым учёным президент говорил, что настало время для создания новой инфраструктуры науки. Отдав должное советской организации фундаментальной науки, он признал, что сейчас эта система работает недостаточно эффективно, поэтому, чтобы достичь каких-то результатов в модернизации, надо существенным образом изменить инфраструктуру науки. Видимо, с этим прежде всего связаны меры по поддержке ведущих вузов, созданию когорты исследовательских университетов, выделению двух суперуниверситетов (МГУ, СПбГУ). Кроме того, уже появляются прецеденты создания неких прототипов национальных исследовательских лабораторий на подобии американских — огромные консорциумы Курчатника, Института кристаллографии, физических институтов, которые призваны совершать прорыв в ядерной физике, нанотехнологиях. Совсем недавно было объявлено о строительстве аналога Кремниевой долины в Сколково.

И Академии, и вузам, и курирующим их чиновникам надо найти пути консолидации усилий. В этом сейчас — единственная возможность достичь каких-то реальных результатов модернизации страны Всё новое, как правило, вызывает недоверие и настороженность у общественности, что выражается в критике отдельных инициатив. И это понятно: создаётся какая-то принципиально новая конструкция организации научных исследований. Она пока выглядит неким дубликатом существующих традиционных институций отечественной науки, таких как 286-летняя РАН и другие госакадемии. При этом пока эти новообразования не обнаружили своих радикальных преимуществ, кроме, пожалуй, больших авансов и обильного финансирования. Вероятно, за всеми этими действиями стоит какая-то программа, но её цели мне лично не очевидны. Возможно, всё прояснится в ближайшее время.

Мне кажется, что в данных условиях и Академии, и вузам, и курирующим их чиновникам надо найти пути консолидации усилий. В этом сейчас — единственная возможность достичь каких-то реальных результатов модернизации страны. Ведь сколько бы научных структур мы не создавали, количество ведущих учёных у нас уменьшается год от года. Это закономерности демографического кризиса, антинаучной политики 1990-х годов, состояния конкурентной борьбы за человеческий капитал в нашей стране. Именно поэтому сегодня создание новых структур, развивающих науку в России, неизбежно связано с изъятием обладателей тех самых мозгов и идей из каких-то уже существующих научных структур. Если речь идёт о сознательном создании конкурентной среды в научном менеджменте, то важно, чтобы в этом соревновании не потерялся собственно учёный, а конкурирующие фирмы не истратили («провоевали») его деньги на оборудование, зарплату, жильё и реактивы.

Какова в этой ситуации судьба РАН?

— Я могу сказать как историк: структуры, живущие по 280 лет, просто так никуда не исчезают. Более того, уже сейчас в РАН налицо положительные изменения. Она становится более открытой в своих внешних связях, прозрачнее в механизме принятия решений, более чутко реагирует на запросы общества, что, кстати, всегда от неё требовали в профильном министерстве. Примером в данном случае могут служить почти 170 проектов по пяти приоритетным направлениям технологического прорыва, которые были подготовлены и переданы в президентскую комиссию по модернизации. Я думаю, Академия постепенно будет перестраиваться в соответствии с запросами жизни. России необходим такой институт, как Академия, обеспечивающий свободный поиск фундаментального знания. Задача же современных научных менеджеров — находить способы актуализации и использования научных разработок.

Как Вы относитесь к проекту по возвращению учёных? Кого нужно приглашать, какие условия создавать, и способна ли Россия реально конкурировать за лучшие умы наравне с ведущими вузами мира?

— Надо отметить, что тему возвращения учёных первыми подняло отнюдь не правительство, не президент, не премьер. Задолго до этого в РАН была создана комиссия по работе с уехавшими соотечественниками. Её члены собираются, обсуждают совместные проекты, изучают ситуацию: с кем из наших соотечественников сохраняются рабочие контакты, кто имеет шансы здесь закрепиться. То есть вопрос прорабатывается на «нижнем уровне» достаточно давно.

Рассуждая о судьбе Академии, я могу сказать как историк: структуры, живущие по 280 лет, просто так никуда не исчезают. Более того, уже сейчас в РАН налицо положительные изменения Я думаю, Россия способна успешно конкурировать не только в борьбе за наших соотечественников, но и за лучших зарубежных учёных. Большие возможности открываются в связи с формированием так называемой Кремниевой долины. Кроме того, далеко не все соотечественники, даже наиболее выдающиеся, получают лаборатории и кафедры в зарубежных университетах, имеют там постоянные позиции. Многие из них готовы вернуться в Россию, с их стороны в этом есть реальная заинтересованность.

Наши основные игроки на научно-образовательном поле — госакадемии, Российский союз ректоров, Минобрнауки и т.д. На первых порах они могли бы создать своего рода экспертные пулы из числа наиболее успешных соотечественников и постепенно привлекать их к разнообразным работам, включая экспертизу проектов. Доверие научной экспертизе в России пока не на высоком уровне, с этим связано много дискуссий. Это можно преодолеть за счёт привлечения диаспоры. Первые робкие шаги в этом направлении сделаны в прошлом году в рамках ФЦП «Кадры». Этот опыт нужно расширять.

В целом же я разделяю подход к этой проблеме, сформулированный президентом РАН, академиком Ю. С. Осиповым: мы не против возвращения учёных, но важно, чтобы они на равных с российскими исследователями конкурировали за лучшие условия в честной научной (а не административной) борьбе.