http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=4deafba6-f3d5-4d5e-a719-7ca4984bfc38&print=1© 2024 Российская академия наук
Зарубежные меценаты теперь обязаны предоставлять в министерство тьму-тьмущую бумаг: от подробного описания спонсируемого проекта и условий его финансирования до номеров счетов получателя и реквизитов грантодателя, копий подтверждения его регистрации и правоустанавливающих «ксив». За скобками остались лишь 13 иностранных благотворительных фондов: Совмин Северных стран, Совет государств Балтийского моря, Межгосударственный фонд гуманитарного сотрудничества государств — участников СНГ... Причем все бумаги должны быть переведены на русский с нотариальным засвидетельствованием перевода. Более того, министерство застолбило за собой право вето и в случае «несоответствия заявленных программ и проектов... приоритетным направлениям развития науки, технологий и техники в Российской Федерации».
Словом, приоритет в науке отныне определяет чиновник, и без его санкции в карман ученых не капнет ни цента. Причем добытого ими самими, без ущерба для родного бюджета. Да и желающих дать эти самые центы теперь в разы поубавится. Одно лишь требование описать спонсируемый проект способно отпугнуть любой международный фонд: когда объявляется конкурс на грант, то совершенно неизвестно, кто окажется победителем.
Казалось бы, правительство должно руками и ногами голосовать за иностранные гранты — это и пиар отечественной науки, и дополнительное ее финансирование, и стимул удержать ученых в родных пределах. Так в чем же дело? В битве властей с «иностранными агентами», в которые уже готовы записать лабораторных подопытных кроликов? В кампании по отмыванию иностранцами «грязных» денег?
Скорее ларчик открывается проще: дело в долгоиграющей схватке Минобрнауки с РАН за право «рулить» деньгами на науку и хозяйствовать на отведенных под нее площадях. Лишение строптивых академиков иностранных грантов, дающих им маломальскую финансовую независимость, — чувствительный удар по их позициям. Похоже, что в азарте этой схватки неизбежная теперь перспектива массового исхода остатков наших ученых чиновников не только не волнует, но даже вдохновляет: как говорится, нет человека — нет проблемы.