«Я не астроном, но знаю, где какой климат»
07.02.2012
Источник: Газета.ру,
Николай Подорванюк
Михаил Ковальчук о вступлении России в ESO и финансировании науки в России
О том, как российские ученые могут получить деньги на науку, на примере возможного вступления России в Европейскую Южную обсерваторию «Газете.Ru» рассказал Михаил Ковальчук, учёный секретарь совета при президенте РФ по науке, технологиям и образованию, директор НИЦ «Курчатовский институт» и Института кристаллографии РАН.
— Как сейчас обстоят дела со вступлением России в Европейскую Южную обсерваторию? В прошлом году и премьер-министр Владимир Путин обсуждал это с президентом РАН Юрием Осиповым, и президент России Дмитрий Медведев выражал свою поддержку этой инициативе…
— Все вопросы вступления в международную организацию связаны с простой вещью: надо сначала провести ревизию того, что сейчас делаем мы. У нас есть обширное астрономическое сообщество, есть астрономические обсерватории в Пулково, в Архызе. На них тратятся деньги. Сейчас речь идет о том, чтобы внести в обсерваторию в Чили очень большие деньги, сотни миллионов евро. Поэтому вопрос в окончательной беседе в министерстве или в академии наук заключался в том, что надо провести: а) ревизию того, что есть у нас; б) точно сформулировать программу работы, что мы делаем здесь.
То есть сказать, что мы ничего не делаем, строить ничего не будем и не можем, закрываем астрономию и давайте вступать туда.
Или скажем — давайте подтянем свои установки. Надо просто посмотреть и выяснить, может быть, закрыть какие-то институты или сделать их только учебной базой. Вот у нас с реакторами так было, мы провели анализ и выяснили, что есть, к примеру, реактор хороший, можно провести его апгрейд и он прекрасно будет работать, а есть реактор, который слабый и плохой (не буду говорить где) и он хорош для учебных дел. Так же и в астрономии. Просто там не прошел еще тот процесс, который, например, прошел в физике высоких энергий.
— А эта ревизия в астрономии — она сейчас проводится?
— Это вопрос не ко мне. Это вопрос к министерству или к академии наук. У меня в институте нет астрономии. Короче говоря, астрономическое сообщество само должно сгруппироваться, как в свое время сорганизовалось синхротронное и нейтронное, понимаете? Вы должны провести ревизию и точно сказать, чего вы хотите. Вам никто другой не скажет. Здесь как пока получается: люди ходят и просят деньги. Это путь бесперспективный, путь в никуда. Потому что все просят деньги и как бы все гуляют по кругу. Вы придите с программой и скажите: вот у нас в стране (это относится не только к астрономии, но в данном случае, раз вы задали вопрос) существует такое-то количество центров, в них столько-то человек работает, средний возраст такой-то, решаются такие-то задачи, такие-то результаты получены, такие-то международные контакты вон там-то, такие-то у нас установки. Дальше мы говорим: вот эти установки еще могут работать, если в них вложить, и могут получать результаты.
Такие-то установки надо закрыть. И нужно вступить в такие-то иностранные центры.
Вот тогда будет целая программа на 10—20 лет вперед, будет ясная картина. После этого можно будет говорить о деньгах.
А когда люди говорят, мол, дайте 300 миллионов евро, я думаю, никто денег не даст.
— Не 300 миллионов, а 150 миллионов.
— Да все равно. Я бы, если принимал решение, денег бы не дал, потому что непонятно, на что. Дайте картину этого поля, чтобы она была понятна любому человеку, обывателю, налогоплательщику. И потом человек, который принимает решение, уже имеет базу для того, чтобы перспективно, осознанно, с государственной точки зрения это решение принять. Это волюнтаристское решение — одному дать, второму не дать. Я правильно говорю? Я понятно вам говорю?
— Очень понятно.
— Очень хорошо.
— Есть уточняющий вопрос: а кто принимает окончательное решение?
— Это вопрос не по адресу. Я не принимаю окончательных решений. Вы меня спросили — я вам объяснил свою точку зрения. Вот я бы, как научный работник и как директор института, если бы ко мне пришли и сказали: дай денег, я бы сказал: нет, не дам. Дайте мне всю картину, от начала и до конца. А когда вы просите часть — это наперстничество. Все понятно?
— Все понятно, да…
— А в принципе, это важнейшее дело. Я, например, считаю, что надо вступать в ту обсерваторию, но это надо принимать как осознанное решение. Был вон еще проект некоего центра в Суффе, в Узбекистане. Давайте все на стол положим, на это посмотрим, и сами астрономы пусть скажут, что нужно.
И пусть привлекут международное сообщество. Которое, кстати, сейчас нам и говорит: дайте денег.
Поэтому им нужны наши деньги, и сегодня мы являемся затыкателем дыр европейского бюджета.
— Так можно часть денег «отбить» на заказах для Лыткаринского завода.
— Заказ, заказ… Так можно получить заказ для того, чтобы у нас что-то делать. Можно получить заказ, не можно — это ж опять слова!
— Для того чтобы у нас что-то делать, у нас плохой астроклимат.
— Да я все понимаю. Я не астроном, но знаю, где какой климат астрономический. Все, нет смысла дальше продолжать. Я вам другого не скажу. Я считаю, что деньги давать надо. Но только посмотрев картину целиком.
Когда государство переходит от щипковой деятельности к системной, частное решение не интересно.
Мы должны идти от вопроса развития астрономических исследований в стране: что делается в теоретической астрономии, на Кавказе, в Пулково, что мы делаем в космосе и т. д. На все надо посмотреть. Это и есть ответ. Я каждому, кто ко мне приходил, а ко мне приходили десятки, русским языком несколько лет тому назад сказал: «Будете ходить, тратить время — ничего не получите. Потому что время щипков закончилось, вам никто денег не даст просто так. Вы представьте программу и видение, которое будет ясно людям, принимающим решение и которых интересует будущее страны».