http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=5d6522ac-1f5d-4da4-83b6-4f23fe8e0190&print=1© 2024 Российская академия наук
Андрей Александрович, в конце апреля премьер-министр РФ Михаил Фрадков подписал постановление правительства, предусматривающее поэтапное повышение оплаты труда сотрудников учреждений РАН в 2006-2008 годах. Когда ученые увидят результат этого документа и какова в итоге будет доля тарифной и надтарифной частей?
Зарплаты сотрудников Российской академии наук увеличились в среднем вдвое уже 1 мая. Не менее существенные повышения произойдут в следующем и в 2008 году, и таким образом мы выйдем на цифры, которые были названы президентом: средняя заработная плата ученых должна составить 30 тысяч рублей в месяц. Я намеренно говорю «в следующем году», а не «с 1 января», потому что срок начала следующего этапа будет зависеть от того, каким образом будут реализованы все задачи, которые мы вместе поставили перед Российской академией наук на первом этапе. Тарифная и надтарифная части заработной платы делятся примерно пополам. В тарифную часть входят базовые оклады, надтарифная часть – это различные стимулирующие и компенсирующие надбавки, например, связанные со степенями. Принципиально новым является то, что по крайней мере 30% общего объема выплат, то есть большая часть надтарифной доли привязаны к качеству работы ученого или преподавателя.
Решены ли вопросы, связанные с критериями оценки эффективности их работы?
Нет, не решены. Постановление Правительства РФ о реализации пилотного проекта совершенствования системы оплаты труда научных работников готовилось очень тяжело, было много организационных проблем, поэтому в этом вопросе у нас есть некоторая задержка. У нас была договоренность о том, что научное сообщество представит свои предложения по подготовке этих критериев, причем мы, конечно, ожидаем их в первую очередь со стороны академии наук. Мы понимаем, что это не должен быть поверхностный документ. Наука – это сфера, которую трудно формализовать, и в ней всегда должно быть место экспертной оценке. Другое дело, что эта оценка должна строиться на базе выработанных подходов. Есть определенный набор индикаторов, которые надо принимать во внимание. Это количество публикаций в авторитетных журналах, индексы цитирования, наличие международных грантов, участие в подготовке молодых специалистов и успешность этих специалистов, привлекательность той или иной школы для ученых из других стран. Ни один из этих критериев не может являться определяющим, про каждый из них можно сказать, что при определенных обстоятельствах он не дает объективной картины. Но мы считаем, что если сделать общую картину и оговорить особенности разных секторов науки (одно дело исследования в гуманитарной сфере, а другое – в инженерной), то некую карту оценки труда научного коллектива и отдельного ученого построить можно. Над этим мы работаем в министерстве, я знаю, что такая же работа идет в академии наук. Мы будем совместно обсуждать эти критерии, и я уверен, что здесь не может быть жесткой заданности, замороженности – система критериев должна все время развиваться, быть гибкой. Здесь обязательна обратная связь. Вот мы выработали комплекс критериев, на базе которого экспертное сообщество оценивает работу тех или иных ученых и коллективов, и в ходе этой оценки, несомненно, будут видны недостатки и недоработки этой системы. Это понятно, потому что у всех нас очень четко сформулировано внутреннее ощущение «кто есть кто» в научном мире. Но даже если мы могли бы просто тайным голосованием проранжировать научные коллективы, институты, ученых, то все равно перед нами стояла бы задача объяснить, почему этот человек или коллектив поставлен на первое место, а этот – на последнее. А значит, опять потребовались бы критерии, потребовалось бы обосновать, на чем базировалось мнение экспертов. Я так подробно об этом говорю, потому что дискуссия о том, правомерна или нет формализованная оценка труда ученых, идет непрерывно. Я думаю, что поставленная перед нами задача мотивации более активной работы ученых через ресурсное обеспечение, безусловно, важна, но не менее важно представить и обосновать систему оценки их труда. Это нужно и для общества, и для законодательной власти, которая определяет финансирование науки. Мы тратим деньги налогоплательщиков, а это означает, что мы должны объяснить, почему их нужно тратить на ту или иную исследовательскую работу.
Существует ли окончательное решение о размерах и механизмах предполагаемого сокращения численности Академии наук?
В Постановлении есть общая цифра: до 2008 года сокращении бюджетных ставок должно составить 20%. Более того, в документе указана численность сотрудников, которая должна быть к 1 января 2009 года, и эти 20% там учтены, включая как научных сотрудников, так и вспомогательный персонал. Я хочу подчеркнуть, что речь идет не о том, что в академии не может быть большей численности, речь идет о том, что не может быть большей численности людей, которые получают зарплату за счет бюджета. Академия может перевести этих людей на финансирование за счет внебюджетных средств, это право академии. Но количество бюджетных ставок сократится. С одной стороны, нельзя сказать, что 20% за три года - это очень много, особенно учитывая, что в академии, как и в любой организации существует определенное количество людей, которые не являются достоянием российской науки. И есть определенное количество людей, которые в большей степени работают на промышленность, чем занимаются фундаментальными исследованиями. Но все равно это немалая цифра. Надо понимать, что это живые люди, это не 20% свободных ставок, на которых никто не работает, это более 20 тысяч человек. Каждый из нас понимает, что это болезненный процесс, который создаст проблемы для многих людей, и очень важно, чтобы этот процесс проходил с минимальными человеческими и социальными потерями. Конечно, главная тяжесть решения этой проблемы падает на академию наук, и министерство отдает себе отчет, насколько это сложная проблема, потому что она коснется, в том числе, и людей преклонного возраста, которые составляют честь и гордость отечественной науки.
Есть ли проблемы, связанные с пенсионным обеспечением занятых в госсекторе науки и образования, и как они решаются?
Проблемы есть. Как вы знаете, пенсионное обеспечение у нас носит не отраслевой характер. Мы считаем, что необходимо разработать механизмы поддержки людей, которые готовы и даже хотели бы выйти на пенсию. Думаем, что одним из направлений может быть создание специализированных фондов, в том числе активно сейчас обсуждаемых endowment, которые, на мой взгляд, позволят не только заниматься созданием альтернативных источников финансирования профессиональной научной деятельности, но и решать некоторые социальные проблемы. Во всяком случае, мы в министерстве рассматриваем такие варианты, и я надеюсь, вместе с академией подготовим предложения. Сначала надо принять принципиальное решение о создании такого типа фондов, а затем, возможно, будут отработаны дополнительные механизмы использования части этих средств на поддержку ученых, которые собираются выйти на пенсию. Сегодня таких возможностей нет. Я считаю, что ближайшие два с половиной года – это достаточный срок для того, чтобы эти решения были подготовлены и приняты.
Одним из самых волнующих вопросов для вузовской общественности сейчас является вопрос создания национальных университетов, которые получат мощную финансовую поддержку на федеральном уровне. При этом понятно, что речь идет не о механическом суммировании научного и технологического потенциала нескольких объединяемых вузов, а о принципиально новой модели высшей школы. Учитывая, что система образования нуждается сегодня в существенных изменениях, можно ли рассматривать новые университеты как экспериментальные полигоны, которые будут определять вектор развития высшего образования страны?
Для начала надо сказать, какие проблемы в профессиональном образовании, в высшей школе сейчас наиболее острые. Главное – это несоответствие между тем, что надо экономике, науке, социальной сфере, вообще обществу, и тем, что делает высшая школа. Несоответствие запросов рынка труда выпускникам высшей школы опасно не только с экономической точки зрения, но и с социальной. Потому что люди, которые получили образование но невостребованны в жизни, - это обманутые надежды, а значит, это база для социальных потрясений. И даже если этот обман произошел по их собственной инициативе в том смысле, что они сами выбирали вуз, все равно они чувствуют, что власть, государство этому обману способствовали, поддерживая и финансируя вузы, выдающие дипломы государственного образца, но не способствуя тому, чтобы люди, получившие эти дипломы, нашли себе место в жизни. Поэтому главная задача, которая стоит перед нашим образованием, - обеспечить соответствие запросов и предложений.
Другая задача образования, может быть, даже более сложная, связана с тем, что мы должны обеспечить соответствие нашего сегодняшнего образования завтрашним запросам. То есть мы должны ориентироваться на будущее. А мы, наша высшая школа, и настоящее не всегда отрабатывает. При этом абсолютно ясно, что речь идет не только о содержании образования, которое мы должны менять, но и о реализации в образовательном процессе новых требований, то есть о создании новых технологий.
Наконец, третья проблема - это люди, которые эти новые технологии смогут обеспечить, которые в рамках новых подходов и новых технологий будут способны давать новые знания. Таков круг задач на сегодня. Судя по внешним отзывам, по реакции студентов, выпускников, сейчас эта задача решается очень средне. Правда, надо сказать, что она не очень здорово решается во всем мире. Экономика, жизнь меняются так быстро, что система образования не успевает меняться.
Поэтому мы не можем сегодня все прописать и начать реализовывать, тем более что система образования – вещь долгоиграющая, и результат ее работы мы увидим в лучшем случае через пять лет, а то и позже. Поэтому, опробовав некоторые идеи с помощью федеральной программы развития образования, мы предложили в рамках национальных проектов запустить несколько пилотных проектов. Один из них – национальные федеральные университеты в двух округах. Почему были выбраны эти округа? В каждом из них по разным причинам очень специфические требования рынка труда. В Cибири, в Красноярске, недостаток рабочей силы, на юге, в Ростове – переизбыток. Поэтому новая система подготовки кадров – это был запросов регионов. И там, и там мы должны за счет системы образования адаптировать внешние запросы рынка труда к тому, как мы готовим молодых людей, и за счет этого изменить и экономическую, и социальную ситуацию в этих регионах.
Концепция, которую разрабатывали красноярцы, учитывает особенности не только региона, но и сегодняшнего времени, а кроме этого - учитывают и соответствие системы подготовки кадров рынку труда, и возможности привлечения рабочей силы из других регионов, и возможности участия высшей школы к адаптации мигрантов. Немного другая ситуация в Ростове. Там стоит задача как экономической, так и социальной адаптации южного региона к экономике страны. Если в Красноярске речь идет о создании мощного кампуса, то в Ростове разработана концепция сетевого университета. Но логика та же: новые технологии образования, новые преподаватели, в том числе привлеченные из других регионов, из бизнеса, может быть, из других стран.
Национальные университеты - это долгоиграющие проекты, рассчитанные не на год, не на два. Я думаю, что серьезные результаты проявятся лет через 8-10. Но запускать их нужно сейчас, если мы хотим решить существующие задачи экономики. И этот проект категорически нельзя рассматривать в отрыве от другого национального проекта – поддержки программ инновационного развития вузов.
Неоднократно заявлялось, что цель конкурса по поддержке инновационных программ вузов – не только финансовая поддержка вузов. Вторая задача, может быть, даже более амбициозная – определение критериев отбора лидеров в сфере высшего образования в стране. Подача заявок на конкурс уже завершена, сейчас идет их анализ. Можно ли говорить о том, что система оценки и ранжирования высших учебных заведений уже складывается?
На конкурс было подано 200 заявок. Это очень важно для нас, так как это означает, что по крайней мере две сотни вузов ориентированы на свое развитие, поскольку с самого начала из жестких конкурсных условий понятно, что это не просто раздача денег. И они готовы на внутренние изменения для того, чтобы поменять качество образования. На мой взгляд, это очень важная составляющая. Анализ заявок показал, что поддержки заслуживают многие из них. Часть заявок представляют собой целые проекты. То есть это не просто перечисление достижений вуза и предложения, как можно эти достижения улучшить, развить в случае получения дополнительных денег. Там предложены качественно новые программы развития, которые позволят в случае их поддержки обеспечить вузу-заявителю новое качество обучения, новое качество То, что мы получили несколько десятков таких предложений, означает, что высшая школа сегодня готова к преобразованиям.
Ограничений по количеству вузов, которые можно поддержать в рамках этого конкурса, нет, есть ограничения по количеству денег: объем финансирования по конкурсу на полтора года составляет 10 млрд. рублей. Если считать, что обязательным условием конкурса является софинансирование в размере не менее чем 20% от суммы, выделенной государством, то это означает, что не менее 12 млрд. рублей в течение ближайших полутора лет будут вложены в инновационное развитие высшей школы. Напомню, что примерно в ноябре будет объявлен уже следующий конкурс с финансированием вдвое большим – около 20 млрд. рублей на 2007-2008 годы плюс 20% внебюджетных средств. Таким образом, в течение ближайших двух с половиной лет в высшую школу помимо финансирования в рамках федеральной программы развития образования и обычного бюджетного финансирования будет вложено порядка 40 млрд. рублей. Это большие деньги, и мы вправе ожидать, что эти инвестиции обеспечат новое качество высшего образования. А главное, они позволят определить систему оценки работы вузов. Такая система сформируется в результате работы экспертной комиссии уже к 26 мая – это окончательный срок объявления результатов конкурса, но, я думаю, критерии оценки будут корректироваться по мере необходимости с учетом результатов первого этапа конкурса. Если этот опыт покажет себя положительно, я думаю, это будет еще один канал поддержки высшей школы в России.
Если говорить о механизмах господдержки научной и инновационной деятельности, насколько, на Ваш взгляд, эффективны существующие научные фонды и целесообразно ли создавать новые?
Научный фонд – это, несомненно, эффективный инструмент поддержки научных исследований как фундаментальных, так и прикладных, но точно так же можно утверждать, что это не исчерпывающий инструмент. Исчерпывающих инструментов не существует. Должен быть комплексный подход. Рассчитывать на то, что какой-то инструмент будет подобен волшебной палочке, не приходится. Наука многообразна, и инструменты должны быть многообразны. Фонды играют очень важную роль для поддержки индивидуумов, но особенность российской науки была и есть в том, что большую роль всегда играли школы, институты в глобальном смысле. Это ядра сети, ключевые центры. Наука не может быть реализована в отрыве от окружающей среды. Это тот случай, когда стены тоже много чего дают, ты оказываешься в соответствующей атмосфере. Не зря сегодня так дорого стоят бренды. Возьмем тот же бренд Академии наук. Сегодня этот бренд дорого стоит. Если бы мы закрыли академию, то нужно понимать, что мы разрушили бы капитализацию очень дорогого бренда. Точно так же неразумно взять курс исключительно на создание новых университетов, закрывая старые, даже если они по каким-то причинам имеют временные трудности – это тоже ликвидирует ту капитализацию, которая накоплена за много лет. Должен очень четко соблюдаться баланс. Если мы говорим о брендах, то мы должны говорить о базовом финансировании, а если мы говорим о приоритетах, то мы должны говорить о каких-то специализированных, целевых программах. Такая мозаика очень важна, и я не понимаю борьбы с пеной у рта между сторонниками научных фондов и их противниками. Сегодня абсолютно ясно, что без фондов поддержка науки немыслима, но точно так же немыслимо всю поддержку обеспечивать через фонды.
В продолжение темы важности научных фондов отмечу, что в 2006 и в 2005 годах им выделено столько денег из бюджета, сколько полагается в процентном отношении от объема финансирования науки. Раньше фонды всегда недофинансировались.
Среди механизмов господдержки науки все большее развитие получает система финансирования по федеральным целевым программам. Каких результатов удалось добиться при реализации ФЦНТП «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науки и техники»? На каких принципах будут строиться целевые программы в будущем?
За последний год мы качественно изменили подход к федеральной целевой программе «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науки и техники». Что мы сделали? Во-первых, увеличили программу за счет внепрограммных денег. Во-вторых, резко увеличили минимальную величину контракта, уменьшив количество контрактов. Изменили требования к этим контрактам, введя понятие комплексных проектов. Мы по-другому организовали работу, создав научно-координационный совет и рабочие группы, в которые вошли и ученые, и чиновники, и бизнесмены. Вспомните, на общем собрании Академии наук год назад половина претензий была связана с тем, что деньги идут непонятно куда и непонятно, как это все организовано.
Сегодня таких разговоров гораздо меньше. Конечно, претензии есть, но отношение поменялось. Потому что мы абсолютно прозрачны, мы всем показали, что сделано на эти деньги и что будет сделано еще. Логика будущей программы будет сохранена. Важно, что программа полностью сориентирована на приоритетах. Позиция министерства заключается в том, что мы обязаны часть научного бюджета жестко ориентировать на реализацию приоритетов.
С того момента, как была предложена и обсуждена стратегия модернизации госсектора российской науки, прошел год. Что изменилось за это время во всех сегментах российской науки?
Во-первых, изменилась тональность взаимодействия власти с научным и вузовским сообществом. Это наш общий результат. Много в этом направлении сделали и руководство Академии наук, и академические профсоюзы. Изменился тон дискуссий, мы перешли к конструктивному обсуждению. Это не значит, что нет противоречий. Они есть. Но по всем направлениям есть прогресс. И не только в тональности обсуждений. Изменения происходят. Давайте подумаем: разве год назад Академия могла взять на себя обязательство провести сокращение бюджетных ставок на 20%? Разве это можно было представить год назад? А сегодня академия вместе с министерством, вместе с профсоюзами берет на себя ответственность по оценке эффективности труда ученых! Причем не в тональности «мы сами знаем, что нам делать», а в тональности «давайте вместе это делать». Академия берет на себя определенную ответственность по инвентаризации имущественного комплекса и по его реформированию. Всерьез обсуждается вопрос по созданию внутри академии endowment с точки зрения принципиально других подходов к управлению имущественным комплексом, не используемым напрямую на научные нужды. Это всё вещи, которые год-полтора назад даже не воспринимались всерьез!
С другой стороны, конечно, важно, что мы, выступая от имени государства, заявляем о приоритете фундаментальной науки, о том, что государство несет ответственность за поддержку развития фундаментальных исследований. Кроме этого надо помнить, что работа над Постановлением по совершенствованию системы оплаты труда научных работников велась в тесном контакте с Министерством финансов, и без поддержки Минфина этот документ никогда бы свет не увидел. Таким образом, произошли серьезные организационные изменения. Я думаю, что это тесно связано со вторым важным изменением: стало больше доверия. Доверия ученых и вузовской общественности к власти и доверия власти к академии наук и вузовскому сообществу. Ведь сколько было разговоров, что «все равно чиновники нас обманут и ничего для нас не сделают», а с другой стороны – «все равно никто ничего менять не будет». Такие разговоры и сейчас продолжаются, но их стало гораздо меньше, и я могу сказать, что они исходят ни из Министерства, не от руководства Академии наук и не от руководства Союза ректоров.
Кроме этого я считаю очень важным, что мы реально оценили качество нашего образования. Мы прекратили разговоры о том, что наша система образования лучшая в мире. Сейчас все приняли, что проблемы есть, проблемы серьезные, и все озадачены тем, как эти проблемы решить. Конкурс по инновационным программам вузов, о котором мы уже говорили, показывает, что люди очень конструктивно работают над принципиально новыми решениями, выходящими за рамки старой, сложившейся системы. Представьте, в Красноярске речь идет о слиянии шести вузов, и ректоры этих вузов, которые прекрасно понимают, что речь идет о ликвидации юридических лиц и ректор останется только один, однозначно выступают за объединение! Тут же стоит отметить еще один позитивный сдвиг: в большинстве регионов местные власти очень серьезно относятся к проблемам не только общего образования, но и высшего образования, ответственность за которое формально лежит на федеральном уровне. Они участвуют во всех процессах самым активным образом.
Есть и некоторые формальные изменения. За последние два года средний возраст ректоров вузов, которые подчинены Рособразованию, уменьшился с 63 до 55 лет. Причем это не результат какой-то борьбы с пожилыми учеными и преподавателями. Во многих вузах они остаются и играют очень позитивную роль. Но они дают дорогу молодым людям. Это означает, что постепенно появляются молодые и на посту завкафедрой, и на посту ведущих профессоров. Таким образом, несмотря на огромное количество нерешенных еще вопросов, перемены есть. И главное, сегодня очевидно, что у всех есть желание и готовность эти вопросы совместно решать.