http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=64e8e488-6b03-4590-874e-49d1c3cb65d6&print=1© 2024 Российская академия наук
Среди главных решений, принятых ректором Южного федерального университета Мариной Боровской сразу после назначения, стало учреждение должности научного руководителя вуза и приглашение на этот пост академика Владимира Минкина. Это значит, что вектор развития университета сменился. Пять лет ЮФУ считался прежде всего «предпринимательским» вузом, теперь он возьмётся за развитие фундаментальных исследований
Одним из первых решений научного руководителя стало учреждение института экспертных советов — всего их создано 13, они охватывают основные естественнонаучные и гуманитарные направления ЮФУ. Само появление этого органа в структуре управления вузом говорит о новом, основополагающем явлении в концепции университета. Новообразованный в 2006 году ЮФУ был во многом заявлен как «предпринимательский вуз». Первый ректор Владислав Захаревич вдохновлялся опытом Массачусетского технологического института, представляющего собой мощную фабрику идей, готовых к производству. Сейчас можно сказать, что попытки реализовать эту идею в ЮФУ не принесли видимых результатов — возможно, как раз потому, что предпринимательская активность должна вырастать на мощной научной базе. Однако конкретно-утилитарная политика последних лет превратила главные фигуры фундаментальной университетской науки в серьёзных оппонентов руководства ЮФУ.
В своём программном заявлении новый ректор вуза Марина Боровская отчётливо смещает акценты в сторону утверждения ЮФУ в роли статусного исследовательского центра и источника формирования и внедрения образовательных стандартов вообще. Академик РАН, директор НИИ физической органической химии ЮФУ, заведующий кафедрой природных соединений химического факультета ЮФУ Владимир Исаакович Минкин, долгое время находившийся в оппозиции к генеральной линии, проводимой руководством университета, убеждён, что его главная роль — осуществление фундаментальных научных исследований.
Страна советов
— Почему понадобилось такое звено, как экспертные советы? Какие функции они призваны выполнять?
— По сути, основная задача этого органа заключена в его названии — проводить экспертизу. При вступлении в должность новый ректор Марина Боровская сформулировала основные положения обновлённой концепции развития ЮФУ, которые встретили одобрение Учёного совета. По существу, в них содержится отказ от декларированной ранее перспективы развития ЮФУ как инновационно-предпринимательского вуза. В части, относящейся к научно-исследовательской компоненте, основными задачами ставятся, во-первых, создание единого научно-образовательного пространства, во-вторых, формирование комплексной программы развития науки, в-третьих, вовлечение студентов в выполнение научных исследований, наконец, в-четвёртых, повышение статуса ЮФУ в научно-образовательной среде юга России. Все эти задачи концентрированы на существенном повышении значимости ведущихся в ЮФУ научных исследований, от уровня и объёма которых зависят и уровень предоставляемого университетом образования, и интерес к нему потенциальных работодателей.
Реализация этих задач потребует от руководства хорошей проработки и подготовки решений — они должны быть основаны на коллективной экспертной оценке. Это касается вычленения приоритетных направлений исследований, которые должны поддерживаться и ресурсно обеспечиваться в первую очередь. Тем самым предполагается создание действенных программ поддержки научной молодёжи, формулирования эффективной кадровой политики и прочее. Именно для этих целей формируются экспертные советы по 13 научным направлениям, включая все естественнонаучные, инженерные и гуманитарные направления, представленные в ЮФУ. Членами советов являются ведущие ученые и профессора ЮФУ. Привлекаются и ученые Южного научного центра РАН, а также профессора иностранных университетов. Основная задача научного руководителя — координация деятельности экспертных советов и представление их рекомендаций администрации.
— Концепция предпринимательского вуза, по вашему мнению, была обречена на неуспех?
— Уклон университета в сторону предпринимательства не получил одобрения ни в Минобрнауки, ни внутри вуза. Вообще говоря, федеральный университет создаётся не для того, чтобы заниматься предпринимательской деятельностью. Лично я всегда выступал против такой формулировки, и, по большому счёту, ничего из этого так и не вышло. Сегодня в отечественной промышленности только пять-шесть процентов занимают высокие технологии, вся остальная промышленность сырьевая. Какое может быть научное предпринимательство в такой среде? Задача классического университета, пусть даже соединённого с инженерным вузом, это не зарабатывание денег, а исследования.
— ЮФУ считается вузом, закрытым для внешних кадров: здесь нет широкой практики приглашённых профессоров, научных работников. Какова будет новая политика в этом отношении?
— Одна из задач экспертных советов как раз состоит в том, чтобы сделать предложения по конкретным кандидатурам, курсам, типам программ, которые целесообразно реализовать с использованием сторонних, в том числе и иностранных, профессоров. Определённые средства предусмотрены и для отправки наших магистрантов и аспирантов за рубеж. Недавно реанимированный Совет по науке при президенте РФ провёл заседание, возглавленное Владимиром Путиным, который поставил задачу по созданию института пост-доков (временная позиция в зарубежных вузах и научно-исследовательских учреждениях, которую занимают молодые ученые со степенью кандидата наук. — «Эксперт ЮГ»). Я был в десятках университетов за рубежом: пост-доки — это основная рабочая сила в исследовательских лабораториях на Западе. Естественно, её приток должен обеспечиваться приемлемой заработной платой или стипендией, нормальными жилищными условиями. Сейчас ЮФУ сдаёт и продолжает строить новые общежития, и если это будет поддержано достойными стипендиями, программа может оказаться очень эффективной. Я регулярно рассматриваю запросы о возможности получить в ЮФУ позицию пост-дока — не могу сказать, что из Европы, но из Индии, из азиатских стран: к нашим научным тематикам есть интерес. Но пост-доковская стипендия — это две-две с половиной тысячи долларов. Сегодня это три профессорских зарплаты.
Вуз в поиске производителя
— Одна из проблем ЮФУ — отсутствие собственных крупных производственных баз. Что можно сделать для того, чтобы увеличить число внедрений?
— Разумеется, необходимо прилагать усилия для поиска партнёров. Отчасти их отсутствие связано с тем, что ЮФУ — это ведь не технический вуз, хотя в его структуре и есть Таганрогский технологический институт. Правда, необходимо отметить, что у ТТИ есть очень серьёзные проекты с ТАНТК имени Бериева, с Атомкотломашем. Как раз одна из задач экспертных советов — формулировка так называемых проблемно-ориентированных исследований, которые будет проводить университет. Тех исследований, которые имеют перспективу поддержки со стороны реального сектора экономики. Особую группу в них составляют исследования, направленные на интересы Ростовской области. Недавно проходила выставка, которую посетил губернатор Василий Голубев, он интересовался рядом университетских проектов. Могу сказать о тех, которые представлял наш институт: один из них — переработка отходов растительного сырья. Ежегодно от переработки риса остаются десятки тысяч тонн рисовой шелухи, из которой можно извлекать силикагель (применяемый в промышленности высушенный гель поликремниевой кислоты. — «Эксперт ЮГ»). На Западе есть большие прогрессивные заводы, которые этим занимаются, и на недавнем форуме науки я знакомил вице-губернатора Игоря Гуськова с потенциальными партнёрами из Швейцарии. Они готовы построить в Ростовской области завод по производству силикагеля по лабораторной технологии, разработанной у нас в институте. Помимо этого, есть технология, позволяющая извлекать из луковой шелухи ценнейшие вещества — антиоксиданты, которые используются в производстве косметических и лекарственных препаратов.
— А за пределами региона может появиться интерес к разработкам института?
— Да, и он возрастает. Недавно у меня побывал коллега, который когда-то работал в НИИ физической и органической химии, а теперь приехал с запросом от имени одной швейцарской фирмы. Сегодня на Западе порядка 30 процентов сооружений делают из стекла. И они ищут такую технологию, которая позволяла бы изготавливать стёкла, меняющие цвет и тон. Таким окнам не нужны шторы: уровнем освещённости можно было бы управлять при помощи электрического пульта. Мы как раз можем это сделать.
— Вокруг ЮФУ в последние годы образовался пул малых предприятий. Будет ли в дальнейшем развиваться это направление?
— Конечно, их деятельность следует поддерживать, и они должны развиваться: просто не надо декларировать это как генеральную линию. Если фундаментальные исследования превращаются в разработки, на которые возникает спрос, — это хорошо. Это бывает не так уж часто, но ничего невозможного в этом нет. Считаю достижением нашего института то, что многолетние разработки биологически активных веществ получили встречный интерес со стороны одного из крупнейших российских предприятий, компании «Фармасофт»: она покупает у нас четыре патента.
— Государство тоже заинтересовано в увеличении объёма внедрений от науки. А как оно этот интерес демонстрирует?
— Сегодня общая стратегия развития науки в нашем государстве копирует стратегию, принятую в Соединённых Штатах. Она состоит в реализации концепции «тройной спирали», озвученной в книге известного специалиста по экономике и методологии развития науки Генри Ицковица «Тройная спираль. Университеты — предприятия — государство. Инновации в действии». В основе своей эта идея верная: университеты и Академия наук — это источник фундаментального знания. Результаты их исследований передаются предприятиям для создания и развития инновационного производства, и эти процессы поддерживаются и контролируются государством. Но у нас эта цепочка разрушена: в России на фундаментальную науку тратится менее 0,6 процента ВВП — это примерно в пять раз меньше, чем в развитых странах. Помимо того, ошибочность этой стратегии в том, что руководство убеждено, будто вектор развития науки определяется бизнесом. Это в корне неверно: наука самодостаточна, она самостоятельно производит идеи. Электричество, лампочки, телевизор — всё это незапланированные изобретения, они появились в научных лабораториях. Несколько лет назад я познакомился с известным профессором, химиком, который работал в компании Bell Corporation. Я удивился: чистый теоретик, изучающий довольно специфические вещи, газовую реакцию — и корпорация, деятельность которой связана с кабелями, телефонами и так далее. Но он пояснил, что если в лаборатории такой компании работает крупный учёный, то это обязательно скажется на развитии предприятия: к нему поступают и чисто практические запросы.
Борьба за молодых учёных
— Около двух лет назад Минобрнауки начало проект «Мегагранты», в рамках которого ряд вузов смогли привлечь крупных учёных, создающих теперь научно-исследовательские лаборатории. Будет ли этот инструмент способствовать усилению отдачи от научной деятельности?
— У меня к мегагрантам неоднозначное отношение. Мы подавали две заявки, и они получили очень хорошие оценки. Но во второй волне мегагрантов их было всего 39 на всю страну, причём по нашей специализации, химии, в итоге выбран один проект, и то не чисто химический, а биохимический. Безусловно, это положительная тенденция, когда государство вкладывает значительные средства в развитие исследований. Тем более что для создания лабораторий и руководства ими приглашаются действительно крупные российские и зарубежные учёные. Но в то же время мегагранты не должны быть единственным путём развития. Мне лично представляется несколько странным привлечение учёных со стороны при наличии того потенциала, который имеется в российской Академии наук, во многих российских университетах. У нас есть всё: мощные научные коллективы, научная база, есть реальное производство — необходимо только поддержать молодых учёных, которых мы продолжаем терять. Зачем создавать «Сколково», если есть Троицкий центр в Подмосковье, есть сибирское отделение Академии наук? Мне кажется, если бы эти средства — а по меркам западной науки они не такие уж и большие — пошли на поддержание существующих проектов российских молодых учёных, это было бы правильней.
— Однако ЮФУ явно не хватает крупных научных проектов: его имя в последние годы не связано ни с созданием крупных научных лабораторий, ни с мегагрантами. Может, имеет смысл побороться за них?
— В ближайшее время будет следующая волна мегагрантов, но резко поменялись условия участия в них. Например, теперь партнёр должен принести столько же денег, сколько даёт Минобрнауки, уменьшилась общая сумма вложений государства. Я считаю, правила не должны меняться по ходу игры. Потом, зачем создавались эти проекты? Изначально цель состояла в том, чтобы поддержать научные направления, привлечь молодёжь, привезти крупных учёных, которые, быть может, положили бы начало новой школе. А теперь от них требуют: заработайте деньги. Это неправильно. Недавно были опубликованы результаты одного из наиболее престижных рейтингов образовательных учреждений, рейтинг The Times. В первых двух сотнях наших университетов нет вообще. А Московский госуниверситет на 276 месте. Посмотрите, по каким параметрам формируется этот рейтинг: 60 процентов веса в нём — это наука, 30 процентов — обучение, а коммерциализация составляет всего 2,5 процента.
— А насколько покрывают потребности науки те средства, которые сейчас выделяет государство?
— Тот бюджет, который мы сегодня получаем, составляет примерно четверть того, что нам необходимо. Остальное мы зарабатываем на проектах, грантах, хоздоговорах. И вот получаемая от государства четверть позволяет нам планово заполнить штатное расписание ровно на четверть же. И я постоянно говорил об этом на встречах разного уровня, в том числе с президентом Путиным, премьер-министром Медведевым: мы не можем рассчитывать на долгосрочное сотрудничество с молодыми учёными, если не предложим им стабильного штатного расписания и заработка, пусть даже не самого высокого. Академик Виталий Гинзбург, нобелевский лауреат, говорил, что для того, чтобы развивалась наука, необходимы четыре условия: зарплата, жильё, оборудование, быстрота принятия решений. А наше Минобрнауки активно борется за внедрение программно-целевой системы, при этом не обеспечив научным институтам должного и стабильного штатного расписания.
— Есть ощущение, что российское образование пока не научилось осваивать большие бюджеты. Что, по вашему мнению, необходимо изменить, чтобы повысить эффективность?
— Необходимо принципиально иначе отнестись к роли науки. У нас — то ли по старинке, то ли от недостатка понимания — считается, что если в науку вкладываются средства, то она должна возвращать их какими-либо внедрениями. В развитых странах, где существует прочная связь между наукой и промышленностью, ситуация иная. Сама по себе наука должна предлагать новые идеи, проекты, не рождённые простой логикой. А внедрения осуществляются промышленниками, которые, конкурируя между собой, обращаются к науке. Я работал во многих университетах — американских, канадских, европейских. В них есть такие структуры, которые называются smart institutes («умные институты». — «Эксперт ЮГ»), в которых ко мне еженедельно, несмотря на то, что я был приглашённым профессором, приходили представители бизнеса с вопросом: «а что у вас нового?». Вот эти люди и должны появиться в научном процессе — менеджеры от промышленности, которые думают о результате, о поиске новых идей. У нас же всё поставлено с ног на голову — и нет людей, которым по-настоящему нужны новые технологии.
— С быстротой у нас тоже не очень хорошо: многие научные деятели жалуются на чрезмерную забюрократизированность взаимоотношений науки и государства. Вы сталкиваетесь с этой проблемой?
— Разумеется. Мы ежегодно заполняем сотни страниц специальных форм на финансирование, получение различных грантов. Я как-то в Соединённых Штатах писал заявку на проект, и она занимала две страницы. У нас же отдельные группы чиновников получают зарплаты за то, что разрабатывают и меняют формы. Ещё одна проблема — оборудование. Несмотря на то, что на оснащение научных лабораторий были затрачены приличные средства, по техническому оснащению мы остаёмся на низком уровне. Закон 94-ФЗ, по которому мы должны закупать все расходные средства, говорит, что в конце каждого года мы должны запланировать, какие реактивы будем закупать в декабре следующего. Это же абсурд! Один из мегагрантов по химии получил профессор Александр Кабанов, молодой и очень способный учёный, работающий в Йельском университете. Он говорит, что, несмотря на то, что министерство старается ему помогать, он не может вести свой проект, потому что ему нужны препараты быстрого действия, а после того, как он делает заявку, заполняет документы, провозит реактивы через таможню, проходит четыре-пять месяцев! Конечно, наша бюрократия — это плотная завеса, препятствующая развитию науки.
— Курс, взятый Минобром, ведёт к тому, что вузы — и наука — должны стать самоокупаемыми. А как вы считаете, должно ли государство устраняться от финансирования науки?
— В Соединённых Штатах государство вкладывает в науку столько же, сколько и бизнес. На Западе не приходится беспокоиться о том, чтобы существовала промышленность, которая будет стимулировать развитие науки в поисках инноваций. Американский президент Барак Обама в обстановке рецессии поднимал уровень инвестиций в фундаментальную науку; во Франции Николя Саркози на фоне падения курса евро утраивал средства, которые государство направляло на фундаментальные исследования. Необходимо понимать, что всё-таки главный источник возникновения идей — это фундаментальная наука, и государство должно быть заинтересовано в этом. Но я хочу сказать, что вообще-то люди идут в науку не из-за денег. У нас в институте работает десятка полтора-два молодых ребят, замечательных учёных, и те деньги, которые они могут здесь заработать, даже получая президентские гранты, в общем-то, очень небольшие. Они могли бы уйти в бизнес или уехать за границу, но у них есть тяга к науке. И вот такие в хорошем смысле слова психи всё равно будут заниматься исследованиями здесь, вне зависимости от того, платят им или не платят.