http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=67df67bd-5b73-4ccf-9cf4-d24d052c473b&print=1
© 2024 Российская академия наук
Кто получит миллион долларов за решение семи великих математических задач?
БУДУТ ЛИ РЕШЕНЫ ВЕЛИКИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ? ПОЧЕМУ ВЫДАЮЩИЕСЯ УЧЕНЫЕ НЕ СТАНОВЯТСЯ МИЛЛИОНЕРАМИ? СПОСОБНО ли ОБЪЕДИНЕНИЕ ТЕОРЕТИКОВ И ПРИКЛАДНИКОВ ВЫЗВАТЬ "ВЗРЫВ" В ПРАКТИЧЕСКОЙ МАТЕМАТИКЕ? ОБ этом КОРРЕСПОНДЕНТ "РГ" БЕСЕДУЕТ С ЛАУРЕАТОМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПРЕМИИ ЗА 2004 ГОД, АКАДЕМИКОМ-СЕКРЕТАРЕМ ОТДЕЛЕНИЯ МАТЕМАТИКИ РАН Людвигом ФАДДЕЕвым
Российская газета | Математику непросто даже в среде ученых: ведь его мало кто понимает. Наверное, поэтому вы не раз говорили, что мечтаете популяризировать свою науку. Но реально ли это сегодня?
Людвиг Фаддеев | Конечно, хотелось бы, чтобы математика была более доступна для широкого круга людей. К сожалению, это невозможно, если вы не профессионал. Музыку может понять человек, не знающий нот. На уровне чувств. А почувствовать математику, увы, нельзя. Впрочем, я люблю говорить, что сама по себе математика - это шестое чувство, оно дано очень немногим.
РГ | Но вот внимание самых широких масс к математике привлекло сообщение, что сотрудник Математического института имени Стеклова - Григорий Перельман может получить премию в миллион долларов за решение одной из семи великих задач тысячелетия - гипотезы Пуанкаре. Сейчас как раз минуло два года, отводимых на подтверждение результата. Так получит наш ученый заветный миллион?
Фаддеев | До сих пор неизвестно, найдено ли решение. Ведь газета "Нью-Йорк таймс" опубликовала непроверенную сенсацию. Что касается самой премии, то американский миллионер Клей действительно ее учредил. Решение гипотезы Пуанкаре очень важно для науки, оно повлияет на развитие той области математики, которая связана с топологией. А вот закончил Григорий Яковлевич Перельман эту работу или нет, мы не знаем, ведь свои результаты в международный журнал он не отправляет, они в основном опубликованы в виде рукописей, посланных на компьютер. По-видимому, в премии он не заинтересован, так как не стремится соблюсти правила официальной регистрации решения гипотезы.
РГ | Какая из великих нерешенных задач, на ваш взгляд, наиболее ценна для науки?
Фаддеев | Гипотеза Римана, которой уже более 160 лет. Если ее удастся решить, то последуют прорывы во многих областях математики. К гипотезе ученые нашли уже различные подходы. И, как это всегда бывает, если задача хорошая, но еще не решена, попутно возникают интересные результаты, которыми можно пользоваться.
РГ | Немногие ученые способны разобраться в работах, за которые вы удостоены высокой награды: в частности, это теория струн, теория солитонов. Но у этих секретных исследований есть вполне понятные продолжения. Скажем, представляя ваши работы, отмечалось, что на их основе создаются подводные лодки и торпеды, а также установки для термоядерных исследований "Токамак"...
Фаддеев | Здесь произошло какое-то недоразумение. Во-первых, я никогда не был засекреченным ученым, всегда вел только открытые исследования. Что касается "Токамака", то ни в одной статье по этим установкам мои результаты не цитируются.
Понимаете, специфика моей работы в том, что, скажем, при создании очень далекой от практики теории элементарных частиц возникают уравнения, которые могут стать полезными в самых разных областях, иметь множество ответвлений. Поэтому я говорю ученым других специальностей: смотрите, наверное, из этого может получиться что-то полезное и для вас.
РГ | Что дают мировой науке конгрессы математиков, которые проводятся, как Олимпиады, раз в четыре года?
Фаддеев | Наша наука синтетическая, она постоянно развивается, и нескольким тысячам ученых любопытно и поучительно узнавать, куда мы в своих исследованиях движемся. Эта традиция началась с 20-х годов прошлого века. А с 1952 года конгрессы Международного математического союза стали регулярными.
РГ | А Институт имени Эйлера вы создали также для интеграции наших математиков с зарубежными?
Фаддеев | Это непростая история. Еще в конце 80-х годов на одном из заседаний пятнадцать членов политбюро ЦК КПСС вспоминали, как учили математику в школе, после чего приняли хорошее решение - о создании Международного института математиков, чтобы в нашу страну приезжали коллеги из других стран. Его открыли в Ленинграде, где расположен всемирно известный Математический институт имени Стеклова. Я предложил дать новому институту имя Эйлера, и мне же поручили его возглавить. Власти подобрали здание и 16 квартир для проживания приглашаемых иностранных ученых.
РГ | Которые чуть не стоили вам жизни...
Фаддеев | При попустительстве властей академические квартиры бандиты у нас отобрали. Ученых мы до сих пор приглашаем, но теперь на короткий срок, так как гостиницы дорогие. Мне эта история стоила инфаркта. Время было такое: все почему-то уверились, что я, как и многие мои ученики и коллеги, в России не останусь. А тогда зачем добру пропадать? А я никуда уезжать не собирался, хотя не раз предлагали возглавить институты за рубежом. Ни я, ни моя жена не мыслим жизни вне родной природы. К счастью, богатый зять построил нам дом в Комарове, и теперь, когда у меня в гостях бывают зарубежные коллеги, они уверены, что уровень моего благосостояния не ниже, чем у них.
РГ | Иногда возникает вопрос: почему очень богатыми людьми становятся не выдающиеся ученые, физики, математики с безупречной логикой и предвидением, а люди довольно среднего интеллекта?
Фаддеев | У нас интересная жизнь и интересная работа, зачем это менять? И дело даже не в совестливости и каких-то нравственных убеждениях. Бизнес - это особый мир, особый склад ума. Несколько знакомых мне выпускников университета стали успешными предпринимателями. Причем поднялись с нуля. Недавно один из них в ответ на вопрос, как он чувствует себя в роли банкира, ответил: "После того как я выучил квантовую механику, изучить финансы оказалось ерундой". Людей с хорошим образованием, которые идут в бизнес, надо поддерживать. А не тех, кто в нужное время и в нужном месте за гроши получили народное достояние.
РГ | Вернемся к науке. Говорят, чистых физиков больше нет, а с математическими формулами потерялась физическая сущность.
Фаддеев | Я сам - математический физик, так как мой образ мышления основан на математике. А есть настоящие физики, которые могут представить себе сложнейшие физические законы в более наглядном виде. И только потом оформляют их формулами. Лауреат Нобелевской премии Лев Ландау использовал термин "физический смысл". Значит, есть такое понятие, которым я не обладаю.
РГ | В известной шутке Ландау говорил, что лучший из физиков - Яков Френкель. Он все может объяснить с помощью простых алгебраических уравнений, а себя Лев Давыдович ставил на второе место, так как объяснялся дифференциальными.
Фаддеев | Еще Ландау любил рассказывать, как спорил с Капицей, куда отнести математику: может быть, в раздел спорта, как шахматы?
РГ | В физике есть еще нерешенные задачи?
Фаддеев | Остались две великие задачи. Одна - релятивистская теория элементарных частиц, вторая - описание структуры Вселенной. По-видимому, эти задачи будут решены, когда ученые смогут в единой теории объяснить и релятивистскую теорию Эйнштейна, и закон тяготения Ньютона, и квантовую теорию Планка. Когда такая единая теория будет создана, физика получит окончательную фундаментальную основу.
Кстати, с химией так и произошло. Ведь все химические процессы описываются известными уравнениями. Правда, сами химики недовольны, когда я так говорю. Тем не менее согласны, что все уравнения известны. Вопрос, как получать из них практические следствия.
РГ | Недавно промелькнула информация, что известная компьютерная корпорация заказала Институту имени Стеклова исследование "Теоретический анализ бизнес-связей". Иными словами, предлагается с помощью математических моделей совершенствовать процессы управления. Так может, это и есть те самые прикладные задачи, решать которые фундаментальную науку призывают нынешние реформаторы?
Фаддеев | Это была странная публикация, нам так и не удалось найти ее источник. Важнее другое. Разделение математики на теоретическую и прикладную очень условно. Ведь в прикладных задачах всегда используются данные теоретической математики, и, наоборот, прикладники могут диктовать теоретикам, чем заниматься. Эти два "крыла" науки друг друга оплодотворяют.
Кстати, недавно финские коллеги, работающие с американцами, мне рассказывали, что на основе некоторых соотношений, которые я получил в теории рассеяния, появилась конструкция очередного томографа и в США уже изготовлен опытный образец прибора. Что же касается объединения математиков-теоретиков и практиков, то наш бизнес еще не знает по-настоящему, чего он от нас хочет.