РУКОВОДИТЕЛЮ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ НАУКИ ИСПОЛНЯЕТСЯ 70 ЛЕТ
13.08.2014
Источник: Золотой рог,
Ирина Баранник
Нелегкая миссия досталась председателю
Дальневосточного отделения Российской академии наук, вице-президенту РАН
академику Валентину СЕРГИЕНКО - с минимальными потерями провести сквозь
штормовое море реформ действующие на Дальнем Востоке научные учреждения РАН.
И
хотя институты теперь подчиняются Федеральному агентству научных организаций
(ФАНО), весь свой опыт, знания, научный авторитет председатель ДВО РАН
направляет на поддержку бывших академических учреждений, выбивая застрявшие в
чиновничьих кабинетах финансовые средства на незавершенные проекты и
экспедиции, отрабатывая механизмы взаимодействия с ФАНО, решая многочисленные
организационные и кадровые проблемы. Благо, за академией наук, в соответствии с
новым уставом, сохранилась функция руководства научными исследованиями
организаций, подведомственных ФАНО.
За
этими повседневными заботами о будущем академической науки на Дальнем Востоке
академик Сергиенко отставил на второй план дела личные. А между тем 18 августа
известному ученому-химику и организатору науки исполняется 70 лет. Всю свою
трудовую жизнь наш земляк (Валентин Иванович родился и вырос в Ново-Сысоевке
Яковлевского района Приморского края) проработал во Владивостоке, сначала в
отделе химии Дальневосточного филиала Сибирского отделения Академии наук СССР,
а затем в организованном на его базе Институте химии ДВНЦ, впоследствии ДВО
РАН. На его счету научные разработки, внедренные в производство, например, по переработке
жидких радиоактивных отходов списанных со службы атомных подводных лодок.
ДОСЬЕ
«ЗР»:
Валентин
Сергиенко - действительный член Российской академии наук (2002), доктор
химических наук (1989), профессор, директор Института химии ДВО РАН (2002),
председатель Дальневосточного отделения РАН (2001), вице-президент РАН (2013).
Окончил физико-математический факультет Дальневосточного государственного
университета, в 1970 - аспирантуру. С 1965 г. работал в Отделе химии ДВФ СО АН
СССР, затем - в Институте химии ДВНЦ АН СССР (ДВО РАН). Прошел путь от
лаборанта до директора Института. Сергиенко возглавляет национальный комитет
Тихоокеанской научной ассоциации (PSA), главный редактор журнала «Вестник ДВО
РАН». Имеет свыше 360 научных публикаций, более 30 авторских свидетельств и
патентов. Лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники (1997).
Научные интересы В.И. Сергиенко связаны с изучением атомного и электронного
строения неорганических соединений и материалов на их основе, исследованием
динамики ионов в кристаллах, разработкой способов получения новых функциональных
материалов и физико-химических основ химических технологий.
Корреспондент
«ЗР» встретился с юбиляром, но разговор получился непарадный - о химии, физике
и жизни, вчерашней школе и сегодняшнем дне академической науки, о том, что
помогает справляться в сложных житейских ситуациях.
К химии через физику
- Валентин Иванович, почему все-таки
физика? Для парння из отдаленного села выбор нетипичный.
-
В то время в Ново-Сысоевке базировались три воинских части. Наша школа была,
совершенно потрясающая, потому что преподавали в ней выпускники МГУ, других
ведущих вузов страны - жены военнослужащих, приехавших в гарнизон за своими
мужьями. Наша англичанка (просто красавица, мы все ее очень любили) окончила
Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. У нас была замечательный химик,
выпускница Менделеевки. Учитель труда - из бывших военных, фронтовик, с
пацанами любил возиться. Школьный багаж полученных знаний позволил мне легко
учиться в университете.
Когда
я пошел в школу, то с соседнего аэродрома взлетали еще ПЕ-2, а потом пошла
реактивная авиация, позже появились ракетчики. Это были люди очень высокого
уровня, многие, как и мой отец, который тоже был военнослужащим, после
демобилизации оставались здесь жить.
Понятно,
что мальчишки хотели стать военными. И я сначала собирался в летчики, потому
что родился в день Военно-воздушного флота, потом начитался книжек и нацелился
в мореходное училище, решил, что море - это мое. До сих пор помню тот день,
когда впервые увидел его. Туманный Владивосток встретил ни с чем несравнимым
запахом водорослей... Но этим планам не суждено было исполниться: не прошел
медкомиссию.
В
школе дружил с Сашей ГРОМОВЫМ, впоследствии Александром Валентиновичем, начальником
УФСБ РФ по Приморскому краю, мы с ним сидели за одной партой. Жаль, редко
сегодня видимся. Тогда мы оба бредили морем. Астрономия, физика, радиодело -
все было интересно. Он пошел в Дальрыбвтуз, а я - в университет, потому что там
была физика моря. Но физиком моря стала моя жена, а мои планы вновь
скорректировала жизнь.
Очень
рано умер отец, в семье было трое детей, и это означало, что надо уходить в
академический отпуск. Думаю, не без помощи студенческих друзей мне предложили
полставки лаборанта на кафедре теоретической физики, которую возглавлял Алексей
Данилович ЕРШОВ, личность уникальная и, можно сказать, задавшая вектор развития
физической науки в ДВГУ. Шестой лабораторией, в которую меня определили,
руководил Эдуард ИВАНОВ. Рядом работали молодые ученые Виталий ЮДИН, Валерий
БЕЛОКОНЬ, Людмила ЧЕБОТКЕВИЧ, Тамара ИВАНОВА, закончившие ДВГУ тремя годами
старше. Мощнейший был курс, между нами не было большой разницы в возрасте, что
определило дальнейшее общение, переросшее в дружбу.
Стипендия
22 рубля да плюс 35 рублей лаборантских дали возможность продолжить учебу. Думаю,
что это был очень серьезный поворот в моей жизни. А позже у нас была
10-месячная практика, меня оставили на кафедре, я читал химикам лекции по
физике. Думаю, что это и было из первых моих «соприкосновений» с химией.
Перескочить неизведанное
- Какие качества в ученых вы цените
более всего?
-
Порядочность и чистота человеческих отношений.
- Усидчивость для ученого много значит?
-
Она, конечно, важна. Но мне кажется, что в науке все-таки важнее иметь мозги,
которые немножко фонтанируют. Способность фантазировать позволяет порой
перескочить через то, что ты не знаешь. Иногда нужно принять какое-то
эвристическое решение, не имеющее строгого обоснования. Эксперимент только
фиксирует какие-то результаты, дальше тебе нужно их обсуждать и делать выводы.
И если ты работаешь на переднем фронте, в первой линии, ты обязательно выходишь
на неизведанное. И тут ученый должен взять на себя смелость сделать
предположение, сформулировать идею. И если у него нет смелости, нет полета
фантазии, он должен отступить, топтаться на месте, ждать, когда кто-нибудь
подскажет, и он двинется вперед.
Наверное,
это объясняет, почему почти все отличники по университету, отличники по жизни
не становятся большими учеными и открывателями. В жизни мы тоже сталкиваемся с
ситуациями, где нам не может помочь опыт прошлого. Говорят, история еще никогда
никого не учила. Старые знания лишь помогают жить, но ничему не учат…
- Вы в такой ситуации бывали?
-
Конечно, в научной работе прорывы почти всегда связаны с некими озарениями.
Наверное, любому ученому знакомо состояние, когда тебя все время мучит какая-то
задача, которая никак тебе не дается. Ты бодрствуешь, спишь, занят какими-то
делами, а она у тебя все время где-то в подкорке. Несколько раз я находил
решение во сне. Просыпаюсь и понимаю, что я придумал, как нужно сделать. Тогда
- быстрее в лабораторию, пробуешь, и дело пошло. Когда это все состоится, то
испытываешь ощущение некой легкости, необычайного подъема.
На
Фукусиму через Европу
- Что входит в круг ваших научных
интересов?
-
Мое основное направление - строение вещества, оно вытекает из базового
образования (теоретическая физика, специальность спектроскопия). Я владею всеми
видами спектроскопии, от атомной и молекулярной до электронной парамагнитной и
ядерного резонанса, что дает огромные возможности. На этом я сделал
кандидатскую и докторскую диссертации, работая в химии, хотя базового
химического образования не имею и иногда ощущаю в этом большой минус. Впрочем,
в случае необходимости всегда мог стать за станок и синтезировать нужные материалы.
В
последние годы мой интерес смещается из области исследований в поиск
технологических решений, касалось ли это антикоррозийной защиты, получения
пигментов и защитных покрытий на алюминиевых сплавах для судостроения и
авиации, сорбционных процессов.
- Переработка жидких радиоактивных
отходов в их числе?
-
Мы начали заниматься этой проблемой еще в 1994 году. Состояние нашего атомного
флота требовало нестандартных научно-технических решений. Возглавлявший тогда
Институт химии член-корреспондент РАН Виктор ГЛУЩЕНКО поддержал это направление
работы и порекомендовал привлечь к исследованиям Валентина АВРАМЕНКО, который в
то время работал в ДВГУ. Мы перетянули его в академию и сразу же приступили к
работе, а уже в 1996 году состоялись первые эксперименты, в которых я тоже
принимал участие. Сегодня Валентин Александрович - член-корреспондент РАН,
заведующий отделом сорбционных технологий. На наших технологиях переработки ЖРО
действует предприятие ДальРАО. Жаль, что масштабировать этот уникальный опыт не
удается.
- Валентин Иванович, а как продвигаются
переговоры о применении ваших сорбентов в Японии, на аварийной атомной станции
Фукусима?
-
Подписаны первые контракты, но не напрямую, а через компанию из Германии. Мы в
этом проекте участвуем на субподряде.
- Важно, что именно ваша технология
будет работать на благое дело, тем более что нас с японцами объединяет одно
море, и мы заинтересованы, чтобы оно было чистым.
-
Поэтому мы и идем на сотрудничество. Справедливости ради стоит сказать, что за
эти три года в России можно было бы развернуть производство наших сорбентов, но
на это нужны были средства. В какие двери мы только ни стучались: помогите
создать производство, рынок - вот, наш сорбент будет востребован. Но и этого не
произошло. Между тем в Германии средства нашлись, и вскоре там запустят
производство. Сорбент, произведенный в Германии, японцы готовы покупать по
цене, значительно превышающей себестоимость. Досадно, что еще одна возможность
создания высокотехнологичного производства в Приморском крае упущена.
- Кроме того, за рубеж уходит ваша
технология.
-
Институт не стоит на месте, и на подходе другие разработки. Мы свой козырь в
кармане держим, уже в опытных образцах получен другой материал, который во
многом превосходит прежний. Пока работает та группа, которую мы собрали за
последние 20 лет, у нас есть хорошие перспективы.
А кто преемник?
-
Без ложной скромности можно сказать, что в Институте химии создана школа, и
работа ведется не по одному, а по нескольким направлениям. Нацелены они на
ликвидацию последствий радиоактивного загрязнения жидкостей, почвы, решение
проблем дезактивации различных материалов. И по всем направлениям есть хорошие
заделы и перспективные специалисты. Это и Вениамин ЖЕЛЕЗНОВ, впрочем, уже
доктор наук Вениамин Викторович, который начинал мальчишкой на подхвате, и
доктор наук Светлана БРАТСКАЯ, вообще химик от бога, и Валентин Авраменко, о
котором я уже говорил, и многие другие.
- Одним словом, есть кому передать
институт?
-
Не скрою, в последнее время все чаще об этом задумываюсь, дата круглая, подошла
как-то незаметно. Не буду называть конкретных фамилий, чтобы не напортить
потенциальным претендентам, скажу лишь, что достойных много, и некие подвижки,
вероятно, будут.
- Но вы же сохраняете влияние на
кадровую политику?
-
Пока есть какой-то авторитет, думаю, мое мнение и для ФАНО, и для кадровой
комиссии РАН значимым остается. Но того влияния, что было до реформы академии
наук, конечно, нет…
Трудный диалог с ФАНО
- Новый устав РАН все-таки оставляет за
академией определенную значимость?
-
Оставляет, но… Где решаются кадровые вопросы? Не в академии. Финансовые вопросы
кто решает? ФАНО. Единственное, на что ДВО РАН может как-то повлиять, это
конкурсные деньги (260 млн рублей), которые тоже перешли в ФАНО, но здесь
мнение научной общественности должно учитываться.
Но
есть и другая проблема - в некоторых научных учреждениях состоявшиеся ученые
просто не хотят быть руководителями, не желая менять определенную свободу на
жесткие рамки административной работы. Не так провел конкурс по закупке
материальных ценностей - штраф 30 тысяч, выехать за рубеж без разрешения ФАНО
нельзя, масса других ограничений и рутинных с точки зрения ученого дел.
Убежден,
что нужно привлекать к руководству институтами молодежь, которая не обременена
негативным опытом и не так пуглива, как старшее поколение, привыкшее
осторожничать. Нужны такие люди, которые будут смело вырабатывать новые
механизмы управления наукой в существующих условиях, в том числе и на платформе
ФАНО, раз такое решение принято.
- Состоялся ли на этот счет
содержательный разговор с недавно назначенным руководителем Дальневосточного
территориального управления ФАНО Андреем АКСЕНОВЫМ?
-
Разговор состоялся, но главным образом по поводу помещений, предоставленных
новому ведомству в нашем академическом здании. Впрочем, мои обращения и к
руководителю ФАНО Михаилу КОТЮКОВУ по различным вопросам жизнедеятельности
акадеических институтов конкретных результатов пока не дали.
У
нас остановилась стройка инженерного корпуса Института проблем морских технологий,
о которой я уже не раз говорил на различных уровнях, 200 млн рублей, выделенных
ранее на оборудование, «зависли». А между тем это срывает не только плановый
ввод здания, но и гособоронзаказ, который должен выполняться в новом корпусе.
В
академических институтах сорвано несколько экспедиций. Чтобы оформить пакет
необходимых для их отправления документов, нужна подпись вышестоящего органа.
Но в ФАНО документы не подписывают. Почему? А потому что в регламенте 2006 года
в перечне организаций, уполномоченных подписывать такую документацию, ФАНО не
значится. Понятно, что нужно срочно вносить изменения, но, как говорят в
ведомстве, вопрос на рассмотрении. А тем временем наши давние партнеры из
Республики Корея недоумевают, почему экспедиция, участие в которой они заблаговременно
оплатили, откладывается.
- То есть заявленная инициаторами
реформы цель - освободить ученых от хозяйственных хлопот - пока не реализована?
-
К сожалению, таких хлопот лишь прибавилось, плюс отчеты в ФАНО, которые без
учета во времени чиновники ведомства требуют представить сегодня же к 15 часам.
Должен
защищать академию
-
Валентин Иванович, при создании Дальневосточного федерального университета Вы
возглавили Школу естественных наук, а недавно оставили этот пост. С чем связано
такое решение?
-
К сожалению, сотрудничество ДВО РАН и ДВФУ, на мой взгляд, складывается
довольно сложно. Более того, приходилось сталкиваться с попытками перевода
некоторых научно-исследовательских работ из академии наук в университет, а
также беззастенчивым использованием наших разработок для собственного пиара,
как это было, например, на круглом столе по проблемам развития морской
робототехники. Являясь председателем ДВО РАН, я должен защищать академию наук,
а не содействовать этому, на мой взгляд, неконструктивному процессу. Поэтому я
решил оставить пост руководителя Школы естественных наук. Не скрою, для меня
это было трудное решение.
Хотя
тот факт, что диалог с ДВФУ выстраивать все сложнее, отмечают и руководители
академических институтов. Специализированные кафедры и лаборатории,
организованные совместно с институтами ДВО, открываются тем временем во ВГУЭС,
хабаровских, сибирских вузах.
Один
из последних примеров - нереализованное предложение создать совместно с ДВФУ
Центр арктических исследований. В Тихоокеанском океанологическом институте ДВО
РАН есть соответствующая лаборатория, возглавляет которую доктор наук Игорь
Семилетов. Большую часть времени он пребывает в США, где также ведет научную
деятельность, но лабораторией руководит, руку на пульсе держит, ребята его
прекрасно работают, регулярно защищаются. Его тематика - метановая проблема,
парниковые газы, есть отличные результаты, публикации в Sсience и Nature,
индекс Хирша - около 40.
Наш
поход с Игорем Семилетовым к ректору ДВФУ Сергею ИВАНЦУ не увенчался успехом,
идея создания Центра арктических исследований поддержки не получила - тематика
вроде не в приоритетах. А через год она уже была в приоритетах, и грант в 150
млн. рублей получил Томский университет. Надо ли говорить, что Игорь Семилетов
теперь работает с ними.
Мне
кажется, нашим университетским коллегам подчас не хватает какого-то чутья на то
прогрессивное, что могло бы в очень короткое время сделать имя университету.
Начитался отчетов…
- Возглавляя ДВО РАН, вам приходится
погружаться и в другие науки, решать сложные хозяйственные задачи, как это
удается?
-
Иногда и сам удивляюсь (смеется). А если серьезно, то я почти десять лет был в
заместителях у председателя ДВО РАН академика Георгия ЕЛЯКОВА, он много ездил,
а я почти всегда был на месте, что давало возможность знакомиться с
документами, вникать в различные тонкости работы институтов. Картина того, что
делается в отделении, стала для меня совершенной понятной - и по результатам и
по потенциалу, в самых разных направлениях.
Думаю,
что ДВО выполняет академическую функцию на территории этого огромного региона в
полной мере. Если есть какие-то недоработки, то они связаны, прежде всего, с
недоразвитостью отделения, поскольку в силу довольно молодого возраста здесь
отсутствует или недостаточно развиты некоторые направления, например,
юридическое и международных отношений. У нас нет института нефти и газа,
органического синтеза. Между тем, сегодня в регион пришла труба, есть
потребность в кадрах высокой квалификации и современных научных разработках.
- Как вы оцениваете кадровый потенциал
академической науки на Дальнем Востоке с точки зрения пополнения РАН новыми
членами?
-
Потенциал, на мой взгляд, весьма серьезный. И жаль, что многие ученые, говоря
спортивным языком, пересидели на скамейке запасных, не получив возможности даже
поучаствовать в выборах, а не то что избраться. За Дальневосточным отделением
изначально было закреплено 25-30 академических вакансий, но тогда было меньше
институтов, не было такого весомого кадрового потенциала. Когда я пришел в отдел
химии, там было три кандидата наук, позже приехал Юрий ГАГАРИНСКИЙ -
единственный доктор наук. А сегодня в ИХ 28 докторов наук, в активе которых
серьезные разработки, и наш институт далеко не исключение. Очевидно, прежние
квоты все-таки требуют пересмотра.
- Главная проблема академической науки
сегодня?
-
Невостребованность. Уникальные разработки ученых не находят своего потребителя.
Это и диагностическое оборудование центра «Арктика», позволяющее на ранних
стадиях выявлять недуги, и биологически активные препараты Тихоокеанского
института биоорганической химии, и системы водоочистки Института химии. Эти
примеры можно продолжить. Есть научный результат, который сам по себе еще не
является товаром, но очень убедителен и практически гарантирует, что здесь
будет некий положительный эффект от реализации, но невозможно пробить опытное
производство. Но, думаю, что санкции, которые обрушиваются на Россию, как
снежный ком, заставят все-таки что-то производить самим, а не только снимать
маржу с продажи сырья. А значит нужно пересмотреть отношение к отечественной
науке и взглянуть на наши наработки с иной точки зрения, поддерживая все то
передовое, что не только работает на оборону, но имеет и рыночный потенциал.
Со
Швейком веселей
- Как вы оцениваете сегодняшнее школьное
образование?
-
У меня есть внуки, и я вижу, как их образовывают. Сказать «никак» будет,
наверное, резковато, но многое в этом процессе меня тревожит, особенно, эта
нацеленность на результаты ЕГЭ, а не на знания и интерес ребят к конкретным дисциплинам.
Едва ли не у каждого - айпад, наушники, и до них не достучаться. Нельзя
сказать, что они плохие, в общем, нормальные ребята. Но, к сожалению, читают
очень мало. Мы ведь много читали, это всячески поощрялось, и как бы ни было
сложно добыть книжки, дома была библиотека.
- А вы сейчас что читаете?
-
В последнее время все больше политические вещи, аналитические обзоры. Но в
трудные минуты беру с полки любимые «Похождения бравого солдата Швейка».
Некоторые разделы знаю наизусть. Прочитаешь несколько страниц и становится
веселее.
- Музыка помогает привести мысли и
чувства в порядок? Что предпочитаете слушать?
-
Народные песни, больше - украинские. Мама очень хорошо пела. И когда мама с
отцом, сидя на крылечке, затягивали «Распрягайте, хлопцы, коней» слышно было на
полдеревни. Бывая в разных странах, покупаю диски с фольклорной музыкой.
Путешествуя по Америке, как-то приобрел диск с музыкой американских индейцев.
Звучание просто гипнотизирующее, под такие мелодии, наверное, можно
медитировать.- Хотя в моей фонотеке есть и классика, и Битлз, и хиты 70-80-х.
- Валентин Иванович, Вы занимаетесь
строением вещества, можно предположить, что дошли до самой первоосновы, до
самой сути. Верите ли вы в божий промысел?
-
Я закоренелый атеист, и тут нет вариантов…
- Ощущаете ли вы в повседневной жизни
мгновенья счастья, фиксируете их для себя?
-
В обыденной жизни в достаточно комфортной среде определить их здесь и сейчас,
пожалуй, сложно. Но, оглянувшись назад, понимаешь, что такие моменты были, они
вспоминаются и не выходят из головы. Минуты какого-то щенячьего счастья, когда
каждая клеточка счастлива, что все происходит именно так.
Первое,
что помню из таких моментов - я на плечах у отца, и мы идем по железной дороге
в наш новый дом (до этого мы занимали две комнаты в бараке). Передо мной два
блестящих рельса, уходящие вдаль. Рядом с отцом мама, чуть впереди скачет по
шпалам старший брат Сашка. И у меня какое-то распирающее, необычное, доселе
незнакомое чувство… Сегодня я понимаю - это и есть счастье.
Потом
много чего было: большой похвальный лист с профилем Сталина в четвертом классе,
найденное решение нерешаемой задачи уже в институте, какие-то личные моменты…
Наверное, именно они напитывают человека силой, способной провести через
жизненные испытания.