http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=701fceb5-3947-4bf9-8938-98d72c9525e7&print=1© 2024 Российская академия наук
Тем приятнее был наш разговор с Владимиром Комлевым — учёным, который занимается созданием биосовместимых материалов для инженерии костных тканей.
Справка STRF.ru:
Комлев Владимир Сергеевич, ведущий научный сотрудник Института металлургии и материаловедения им. А.А. Байкова РАН, кандидат технических наук. Владимир Комлев: «Я не терял связи с отечеством, даже когда получал стипендии в различных “феллоушипах”, выигрывал конкурсы. За границей я всегда иностранец» Учёный всегда немножко идеалист. Такая мысль приходит в голову, когда слышишь ответ г-н Комлева на первый вопрос, почему он выбрал именно эту область исследований?
— Вы знаете, что миллионы людей страдают от переломов, травм, остеопорозов? Им можно помочь, ускорить и облегчить реабилитационный период, например, с помощью специальных материалов, разрабатываемых в нашем институте. Ну, а в целом заниматься наукой интересно — это же философия, творчество.
К такому творчеству тянуло с детства?
— В общем, да. В школе меня увлекала химия, было интересно что-то исследовать. Правда, сами понимаете, без ошибок не обходилось — учителям порой приходилось вызывать родителей за всякие шалости.
Под шалостями Вы имеете в виду что-то вроде неудачных экспериментов, маленьких взрывов?
— Было и такое, — смеётся. Однако переходим к делу:
Сколько молодых сотрудников трудится в вашей лаборатории?
— Почти 70 процентов: всего 11 человек, из них семь в возрасте 25—27 лет. Конечно, почти нет сотрудников в возрасте от 30 до 40, зато приходит поколение от 20 до 30 лет. Правда, так было до кризиса. Посмотрим, какие коррективы внесёт сложившаяся экономическая ситуация.
Такие хорошие кадровые показатели далеко не во всех лабораториях. За счёт чего удаётся привлекать молодёжь?
— За счёт интересной научной тематики. Мы изучаем композитные, полимерные керамические материалы, а они применяются в медицине, в частности для инженерии костной ткани. Возможно, скоро будет развиваться новое научное направление — восстановление хрящевой ткани, кожных покровов и так далее.
Интересная тематика, кстати, позволяет привлекать внимание не только молодёжи, но и государственной власти, а, значит, и финансирование. Что опять-таки важно для молодых людей.
Интересная научная тематика позволяет привлекать не только молодёжь, но и финансирование Но внедрить-то результаты в медицине ой как не просто! Как правило, учёным приходится годами убеждать врачей в том, что данная разработка жизненно необходима их пациентам.
— Увы, это действительно так. Мы, например, очень активно сотрудничаем с Московским научно-исследовательским онкологическим институтом им. П.А. Герцена Росздрава. Предложили им наши материалы в 1999 году, а в ответ услышали: «Нам это, конечно, интересно, но мы лучше по старинке — вырежем у пациента ребро и вставим его в челюсть». Челюсть заживает, но вот ребро не заживает от полугода до года, человеку требуется длительная реабилитация. Заинтересовать врачей нашими разработками мы смогли лишь в 2003—2004 годах. Потребовалось на это полдесятилетия…
Вот ещё пример. В рамках кандидатской диссертации в 2000 году я разработал технологию изготовления керамических матриксов на основе карбонатгидроксиапатита. По ограниченным клиническим испытаниям он показывает результаты, сравнимые с аналогичными изделиями, закупаемыми за границей. Стоимость 0,4 грамма импортного материала до кризиса — три тысячи, сейчас — пять тысяч рублей. Себестоимость нашего — 200-300 рублей. По идее, государство должно сделать всё, чтобы переломить экспортную зависимость в данном вопросе, но складывается ощущение, что в этом, кроме меня, никто не заинтересован. В течение девяти лет разработку так и не удалось внедрить, хотя более ста онкологических больных было прооперировано в рамках клинических испытаний этого материала. Материала, который, повторю, как минимум не хуже зарубежных аналогов, а стоит дешевле на порядок!
Ну и как же такая невостребованность результатов может привлекать молодёжь?
— Молодому учёному очень важно знать, что его разработки нужны людям. Поэтому государство должно сократить все возможные бюрократические барьеры.
Вот, посмотрите, — и Владимир Комлев стал показывать увесистые папки: — здесь собраны только основные документы по внедрению этого материала: протоколы технических, токсикологических, клинических испытаний; технологические условия в пяти экземплярах (сшитые, сброшюрованные); справки… Я настолько устал от этой бюрократической возни, что последние два месяца решил не заниматься ею. Дело, таким образом, остановилось.
Проект «Биосовместимые резорбируемые гибридные композиты для клеточной регенерации повреждённых костных тканей» разрабатывается в рамках ФЦП «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития научно-технологического комплекса России на 2007—2012 годы» и направлен на создание научно-технического задела по технологиям производства композитных материалов нового поколения, предназначенных для регенерации повреждённых костных тканей. Выполнение проекта позволит подготовить материалы для внедрения принципиально новых медицинских технологий, при помощи которых можно восстанавливать костные ткани человека, повреждённые в результате онкологических заболеваний, операционных вмешательств, травм.
Есть ли у Вас потребность в большем общении с коллегами?
— Мой мобильный обрывается от избытка общения: звонят не только из России, но и из Италии, Германии, Франции, Австрии. Конечно, такое общение нарабатывается постепенно, годами (за рубежом я проработал пять лет). Поэтому мы стараемся по крайней мере раз в год отправлять молодых учёных на конференции, где они могут выступить с устным докладом, найти точки соприкосновения с зарубежной научной средой. Сотрудничество — это не «встретился, увидел, поговорил», а рутинная работа, которая может длиться годами безрезультатно, а затем, после долгой переписки, может, удастся провести какой-то эксперимент.
Оборудование в институте хорошее? Нераспакованного в коридорах вроде бы не видно…
— Благодаря директору в институте есть почти всё для выполнения научных исследований. Если чего-то не хватает, мы обращаемся к коллегам из других НИИ за помощью. Кстати, в нашей лаборатории принято закреплять оборудование за каждым сотрудником: за кем-то — электронный микроскоп, за кем-то — рентгенофазовый анализатор.
В последнее время для молодых учёных предлагается масса различных конкурсов. Как Вы оцениваете эту возможность проявить себя?
— Вообще, конкурсы для молодёжи полезны, но неучастие в них не означает, что ты плохой учёный. Я знаю гениального итальянского химика, который проводит уникальные эксперименты по синтезу различных материалов. Но когда он выступает на конференции — все засыпают. У него нет дара подать результаты своих работ.
Учёный должен уметь не только проводить интересные эксперименты, но и рассказывать о них интересно, в том числе чтобы обеспечить финансирование своей работы. Этот дар надо развивать?
— Думаю, да. Учёный должен не только проводить хорошие эксперименты, но и уметь излагать свои мысли, интересно рассказать о своём научном результате, обеспечить финансирование работы. И в то же время уметь смотреть в будущее.
Я, например, двадцать процентов времени посвящаю исследовательской работе, ещё двадцать — написанию статей, изучению литературы, тридцать процентов занимает административная работа (встречи, конференции и т.д.).
Какими, на Ваш взгляд, должны быть первоочередные шаги государства, чтобы привлечь молодёжь в науку?
— Нужно создать хорошую исследовательскую базу и повысить качество образования. Нынешние студенты и аспиранты отличаются от тех, кто приходил в науку десять лет назад. Возможно, любовь к исследовательской деятельности нужно прививать уже в школе.
Серьёзный мотивирующий фактор для молодых и не только — финансирование. Никто не станет работать за пять тысяч рублей. Конечно, у государства должны быть какие-то критерии оценки, чтобы не повторилась ситуация 1980-х годов, когда миллионам научных сотрудников (эффективных и не эффективных) платили хорошую зарплату. Тут требуется комплексный подход, а не введение очередных ПРНД. Может, стоит взять на вооружение зарубежный опыт.
Молодому учёному важно знать, что его разработки нужны людям
Какой, например?
— Я думаю, что стоит изучать любой опыт и брать то, что в данный момент больше подходит нам. В Италии, допустим, чтобы получить стабильную позицию где-то в университете или в исследовательском институте, нужно провести много экспериментов, опубликовать кучу научных работ. Период, когда к тебе присматриваются, порой длится лет десять. Только потом учёный может получить постоянную позицию. В Германии ситуация несколько иная — там много так называемых «феллоушипов», куда берут молодых научных сотрудников поработать один-два года. Если же человек проявил себя, зарекомендовал, то карьерное развитие может быть интенсивным.
Какие цели Вы ставите перед собой в научном плане?
— В течение этого года хотелось бы довести до конечного эксперимента то, что уже сделано. И начать что-нибудь новое.
Вы хотите остаться в России или уехать?
— Я всегда оставался в России. Даже когда получал стипендии в различных «феллоушипах», выигрывал конкурсы — связи с отечеством не терял. Не понимаю, как я могу бросить свою Родину. Мне нравится здесь. Да, за рубежом иное качество жизни, иное отношение к ней, но там я чувствую себя иностранцем.