Версия для печати
Вернуться к списку

СО РАН: научно-методическое руководство, интеграция, популяризация

На протяжении всего срока существования Сибирского отделения Академии наук его ключевые задачи трансформировались и обновлялись. Менялась политическая и экономическая ситуация, заставляя ученых адаптироваться в быстро перестраивающемся мире. 65 лет — возраст, когда накоплены уже значительный опыт и знания, но вместе с тем есть желание применить их для организации будущего и понимание того, как это можно сделать.

Главный ученый секретарь СО РАН академик Дмитрий Маркович Маркович рассказывает о том, как живет Сибирское отделение сейчас и какие есть планы развития на ближайшие несколько лет.

Дмитрий Маркович

— В федеральном законе № 253 за Академией наук закреплена функция научно-методического руководства, что скрывается за этой формулировкой? И как реализована эта система?

— Научно-методическое руководство в идеале предполагает широкие возможности по формированию научной политики в стране и организации фундаментальных исследований, но сегодня, к сожалению, эта функция реализована для Российской академии наук в основном в форме экспертизы. Экспертизу проходят программы развития отдельных научных организаций и университетов, проекты фундаментальных исследований в рамках государственного задания (для таких организаций и федеральных органов исполнительной власти, ФОИВ, — это обязанность). Нередко бывают запросы на экспертизу конкретных технологических или экологических проектов, концепции готовящихся правительственных документов, законодательных актов. Кроме того, Академия наук участвует в разработке планов развития фундаментальных исследований на всех этапах. В частности, принятая постановлением Правительства в конце 2020 года Программа фундаментальных исследований в РФ на 2021—2030 годы готовилась с плотным участием РАН.

— Как именно работает система экспертизы?

— Организации, работающие по государственному заданию, предоставляют в Академию наук проекты развития научных тематик и отчетов по ним — Академия силами своих экспертов составляет экспертные заключения. В качестве экспертов выступают академики, члены-корреспонденты, профессора РАН, доктора наук, в отдельных случаях — кандидаты наук, у которых есть необходимое количество публикаций, опыт руководства грантами. Эксперт должен соответствовать определенным критериям. Академия формирует пул экспертов, кроме того, приветствуются инициативы и со стороны самих специалистов, если они соответствуют требуемым критериям. По каждому проекту или отчету привлекаются минимум два специалиста, которые готовят заключение. Если у них расходятся мнения, то подключают третьего. Экспертиза анонимная, имена экспертов не раскрываются. Это оплачиваемая деятельность, но сумма достаточно скромная, я бы сказал, что здесь люди работают за идею, не за деньги. Отрицательные результаты экспертизы предполагают корректировку проектов, вплоть до смены тематики, организации имеют на это право. Не все фундаментальные исследования в стране подпадают под экспертизу Академии наук, есть ряд организаций, выполняющих государственное задание по фундаментальным исследованиям, в которых специальным постановлением Правительства предусмотрен иной порядок оценки научной деятельности. Это, например, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Санкт-Петербургский государственный университет, НИЦ «Курчатовский институт» и ряд организаций, занимающихся оборонными тематиками. Иной порядок предполагает в том числе и внутреннюю экспертизу силами членов Академии наук, что также можно считать научно-методическим руководством.

— Помимо научных организаций, Академия наук осуществляет научно-методическое руководство и вузами, как оно организовано? Есть ли отличия от работы с научно-исследовательскими организациями?

— Академия наук и Сибирское отделение РАН в частности выполняет экспертизу тематик научных работ вузов и программ развития. Особенно это было важно в период рейтингования: мы заслушивали доклады ректоров по программам развития, анализировали результативность, в соответствии с этим составлялись экспертные заключения. В общем процессе рейтингования было две оценки: от РАН и от экспертных советов Комиссии по оценке результативности при Министерстве науки и высшего образования РФ и других ФОИВ, которые далее учитывались ведомственными комиссиями и окончательно межведомственной комиссией при принятии финального решения о присвоении той или иной категории. Надо отметить, что экспертиза программ развития осуществляется не только в отношении вузов, но и для федеральных исследовательских и научно-образовательных центров. Однако стоит сказать, что прямого механизма влияния Академии наук на научную тематику в университетах всё же нет.

— Участвует ли Академия наук в учебном процессе?

— Здесь есть пространство для развития. Например, что касается Новосибирского государственного университета, то среди его преподавателей много членов Академии, они заведуют кафедрами, ведут проекты. В других регионах это, наверное, реализовано в меньшей степени, но есть формат сотрудничества в рамках отдельных проектов или грантов, когда академик или член-корреспондент возглавляет и направляет работу. Лично у меня, к сожалению, уже нет времени на преподавание, да и нужно давать дорогу молодым, однако я периодически подключаюсь к работе со студентами в рамках отдельных проектов, не только в Новосибирске, но и в Томске, Красноярске. Было бы правильно, если бы у объединенных ученых советов СО РАН была функция анализа учебных программ, однако это потребовало бы от специалистов, входящих в ОУСы, больших затрат времени и сил, так что пока это вряд ли реализуемо в такой форме. Кроме того, неясно, насколько Минобрнауки и сами вузы настроены на более глубокое вовлечение Академии наук. Вопрос этот системный и связан с принципами научно-образовательной политики в стране в целом.

— Каким образом Академия наук формирует план фундаментальных исследований?

— Программа фундаментальных исследований составляется на десять лет, в 2020 году, как я уже сказал, была принята новая, которая будет реализовываться в ближайшее десятилетние. В существенной степени эту программу разрабатывала Академия наук с участием всех ФОИВ, которые выполняют государственное задание, крупных научных центров, университетов. После подготовки программа попала в Минобрнауки, где прошла ряд согласований и изменений. По некоторым пунктам изменения были довольно существенные, однако программа может корректироваться, особенно сейчас, в новых исторических условиях, с учетом вызовов настоящего времени. Для ее выполнения сформирован и действует Координационный совет Программы фундаментальных исследований под сопредседательством министра науки и высшего образования РФ Валерия Николаевича Фалькова и президента РАН академика Александра Михайловича Сергеева. У совета есть президиум, куда входят все вице-президенты РАН и председатели тематических секций. Структура секций близка к структуре тематических отделений РАН или ОУСов СО РАН, но не соответствует ей полностью, а отражает рубрикатор Программы фундаментальных исследований. Например, меня пригласили возглавить секцию технических наук, куда входят и энергетика, и механика, и машиностроение, и процессы управления, информационные и нанотехнологии, и даже часть медицинского приборостроения. Каждая секция включает несколько десятков человек, это члены Академии наук и представители крупных корпораций, например ГК «Росатом», «Ростех». Работа в рамках этого совета и корректировка Программы фундаментальных исследований — тоже часть научно-методического руководства Академии, как и дальнейшая экспертиза проектов, которые будут выполняться в рамках этой программы.

— В последний год в составе СО РАН появились новые центры, ориентированные на разные сферы исследований, Отделение выиграло один из грантов-миллионников, как будет развиваться эта сфера деятельности?

— Новые центры — один из векторов развития Академии в целом, не только Сибирского отделения, хотя инициатива исходила в большей степени от нас. Речь идет о выполнении конкретных проектов, но не за средства госзадания, а привлекая внешних заказчиков, форматы здесь могут быть разные. Мы начали эту работу, когда председателем стал Валентин Николаевич Пармон и была сформирована новая команда. Это может быть и экспертиза внебюджетных проектов, хотя, конечно, в таком случае ответственность экспертов значительно возрастает. Грант-стомиллионник, выполняемый ФГБУ «СО РАН» как головной организацией в консорциуме с рядом институтов, — это большой фундаментальный научный проект, который возглавляет академик Василий Михайлович Фомин. Центр по экологической безопасности, созданный для выполнения ряда совместных проектов с заинтересованными организациями, в том числе ГК «Норникель», — хороший пример возвращения функций научной организации в Академию наук. Если будут новые крупные проекты, то и структуры соответственно будут создаваться. Я бы не хотел пока перечислять организации, с которыми уже достигнуты договоренности о широкомасштабном взаимодействии, но они есть и их много. В этом случае важна функция Академии как интегратора мультидисциплинарных проектов: мы знаем, какими компетенциями обладает тот или иной институт, какие у него прорывные, выдающиеся результаты, и можем подобрать эффективную команду исполнителей под конкретные задачи промышленности. Аналогичной структуры в Минобрнауки нет, часто такую роль берет на себя университет или один из исследовательских институтов, но это возможно не всегда. Мы можем организовать процесс взаимодействия, создав структуру в СО РАН или соединяя компании напрямую с институтами, такой формат тоже работает. Это важная деятельность, которая позволяет привлекать дополнительно финансирование, в том числе для НИИ и университетов, чтобы они чувствовали научно-методическое руководство Академии, в том числе и в финансовом плане.

— Получается, что новые направления зависят от запросов со стороны компаний?

— Не совсем так. Сибирское отделение ведет постоянную работу по взаимодействию с промышленностью. Это непрерывный процесс. Например, сотрудничество с компанией «Хуавей», которая открыла свое отделение в Новосибирске, началось с СО РАН.

— Некоторые опасаются, что такое сотрудничество привет к оттоку кадров из институтов. Есть ли какие-то решения на случай такой ситуации?

— Нужно сказать, что в этом случае, например, с компанией «Хуавей» достигнут баланс. Конечно, небольшую часть сотрудников они привлекут в свой центр из институтов, но для большинства задач эффективней и проще работать, заключив договор с научной организацией, у которой уже есть задел. Институту работать по контрактам с такими заказчиками сложно, это работа на износ. На примере Института теплофизики я могу сказать, что подобные контракты важны для организации. С начала 1990-х и до прошлого года у нас был контракт с американской компанией, который позволил пережить это тяжелое время, сохранить сотрудников. Сейчас ИТ находится на втором месте после Института ядерной физики СО РАН по соотношению заработанных денег к полученным в рамках государственного задания.

Дмитрий Маркович: «Я придерживаюсь точки зрения, что идеями нужно делиться. Если идея действительно ценная — патентуй и продавай, если нет — отдай даром. Мозги есть, и они всегда будут генерировать что-то новое, я считаю, идеями надо делиться, иначе они умрут в исследователе или под сукном, какой в этом смысл?»

— Еще одна функция Академии наук — популяризация, какие есть заделы и планы в этом направлении?

— У нас есть издание СО РАН «Наука в Сибири», регулярно проходят лекции и дни открытых дверей в институтах, мы начали издавать альманах «Наука и технологии Сибири», и это позитивно сказалось на сотрудничестве с крупными компаниями, однако есть сферы, где мы недорабатываем. Не хватает освещения науки на телевидении, как в рамках специальных передач, так и в форме участия в различных программах членов РАН. Люди слабо представляют, чем занимаются ученые и Академия наук в частности, это необходимо исправлять. При этом я не могу сказать, что нас куда-то не пускают, скорее не доходят руки, всё время кажется, что есть более важные задачи и зачастую нет понимания, что популяризация тоже архиважна. Нужна более системная работа, может быть, новые форматы.

— Предполагаются ли какие-то новые форматы для работы со школьниками?

— Со школами работа ведется в нескольких направлениях, например есть подшефные школы у институтов, у ИТ — это гимназия № 3 в новосибирском Академгородке. Когда я работал в Красноярске, ребята из соседних школ тоже приходили в институты, так что, думаю, такая работа ведется во многих НИИ. Еще одно направление работы — школы РАН, но здесь есть ряд проблем: с финансированием (СО РАН не выделено дополнительного финансирования на реализацию этой программы), с общей координацией с другими аналогичными программами на уровне регионов (например, в Новосибирской области — с губернаторскими классами). Совершенно точно со школами необходимо работать. Когда я сам учился в Красноярском государственном университете (сейчас — Сибирский федеральный университет. — Прим. ред.), у нас был месяц педагогической практики, я преподавал физику десятому классу. Было довольно сложно, я сам был ненамного их старше, плюс в школе есть воспитательный момент — нужно организовать дисциплину. Я считаю, что от учителя много зависит: я сам пошел на физический факультет благодаря нашей учительнице, которая пришла в 9—10 классе, она умела нас успокоить без повышения голоса — все сидели спокойно, очень интересно рассказывала предмет, вовремя переходила на какие-то житейские истории. Благодаря ей я полюбил физику. Мне кажется, что школьная практика для студентов — правильная вещь, может быть, стоит расширять такую форму в университетах.