http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=7ac7e47c-ae01-48a2-ab92-dc7edbfee054&print=1© 2024 Российская академия наук
Академик Валерий ТИШКОВ, удостоенный Демидовской премии 2018 года за выдающийся вклад в изучение истории и этнологии народов России, далеко не только кабинетный ученый. Его коллега член-корреспондент РАН, в недавнем прошлом - главный научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН, а ныне директор Кунсткамеры в Санкт-Петербурге Андрей Головнев однажды очень точно определил: «К нему едва ли подходит клише «в судьбе человека отразилась история страны». Он сам по себе и история, и двигатель истории, и ее аналитик». Валерий Александрович - научный руководитель Института этнологии и антропологии РАН, который он возглавлял более четверти века, и добился для него современного названия, директор учебно-научного Центра социальной антропологии РГГУ, самый цитируемый в стране этнолог и историк, академик-секретарь Отделения историко-филологических наук РАН (на этой должности он сменил выдающегося археолога, лауреата Демидовской премии 2004 года академика Анатолия Деревянко из Новосибирска), яркий политик (в 1992 году - федеральный министр, председатель Государственного комитета по делам национальностей) и общественный деятель (в 2006-2010 годах - член Общественной палаты РФ, в настоящее время - член президиума Совета по межнациональным отношениям при Президенте РФ).
Он - автор более чем 400 научных работ, в том числе 12 монографий, многие из которых получили большой резонанс и переведены на иностранные языки.
Вырос будущий ученый в Свердловской области, в Нижних Сергах, в красивейших местах, которые называют уральской Швейцарией, в семье школьных учителей. Родился В.Тишков в ноябре 1941 года, когда его отец уже был призван в Вооруженные силы, но повоевать не успел, оказавшись в так называемом Уманском котле на Западной Украине, где были окружены три наших армии. Там попал в плен и четыре года провел в немецких лагерях. «Когда он вернулся в Нижние Серги, даже не знал, что у него есть сын, - вспоминает Валерий Александрович. - И о пережитом никогда не говорил - все восстановил и воплотил в образную форму, как и другие страницы нашей семейной истории, мой младший брат Леонид, известный художник».
Окончив с золотой медалью среднюю школу, Валерий предпринял смелый шаг - отправился поступать в столичный университет и поступил в МГУ на исторический факультет. На третьем курсе начал специализироваться на истории Америки и под руководством будущего академика Григория Савостьянова, оказавшего большое влияние на его дальнейшую судьбу, на «отлично» защитил диплом «Позиции США на Потсдамской конференции». А потом по распределению поехал преподавать в Магадан, в Педагогический институт, где в 24-летнем возрасте стал самым молодым в стране деканом. На Крайнем Севере в общей сложности проработал четыре года (с перерывом на аспирантуру в Московском педагогическом институте, где под руководством академика Алексея Нарочницкого защитил кандидатскую диссертацию по истории Канады). После этого ученый окончательно вернулся в Москву, в Российскую академию наук, с которой связана вся его дальнейшая жизнь. «Американский» период его научной работы продолжался до конца 80-х и был очень насыщенным - с общением с заокеанскими коллегами, участием в крупных форумах, полевыми исследованиями этнических проблем индейцев в разных районах Северной Америки. Итоги - ряд высоко оцененных книг (одна из которых - «Освободительные движения в колониальной Канаде», ставшая основой докторской диссертации), а также бесценный опыт изучения разных народов, международный авторитет. В 1989 году на самом закате Советского Союза В.Тишков возглавил Институт этнографии РАН. А уже в 1992-м в названии института вместо традиционной «этнографии» появились слова «этнология и антропология». Вот как сам Валерий Александрович объяснил, в чем главный смысл такой перемены:
- Конец 80-х - начало 90-х - сложнейший, драматичный период в истории страны, когда межнациональные отношения накалились до предела. Власти не ожидали такого обострения, не знали, что делать, и вынуждены были прибегнуть к помощи ученых. Меня, в частности, привлекали к подготовке проекта Союзного договора (при этом замечу, что к знаменитому документу, подписанному в Беловежской пуще, я никакого отношения не имею), соответствующих резолюций Пленума ЦК по межнациональным отношениям и XXVIII съезда КПСС. Позже один историк нашел мою записку в ЦК с прогнозом, что будет, если СССР распадется. Прогноз оказался верным. И именно в этот период я окончательно переквалифицировался из историка в этнолога, перешел на российскую тематику - не только по гражданской необходимости, но и по долгу ученого. Время требовало безотлагательной внутренней ревизии нашего научного хозяйства. Дело в том, что в Советском Союзе официально существовала только этнография, или «народоописание», а этнологии - «народоизучения» - как бы не было. Такую классификацию ввел еще французский энциклопедист Андре-Мари Ампер в первой половине XIX века, и с тех пор во Франции, а позже и во всем мире они различаются как описательная и теоретическая части одного знания. В России, и особенно в СССР с его постоянно декларируемым интернационализмом, всегда культивировалась только одна часть. Но при всем огромном уважении к нашим этнографам, среди которых немало выдающихся исследователей, чтобы понять этнокультурные особенности многочисленных народов огромной территории, вникнуть в их взаимоотношения, истоки конфликтов, надо не только их описывать, но и глубоко изучать. Поэтому переход от «чистой» этнографии с ее богатыми традициями к этнологии и социально-культурной антропологии представлялся мне неизбежной необходимостью, вписывающей к тому же нашу область в общемировое знание. Такой переход потребовал немалых усилий. Мы не только переименовали институт - с добавлением таких направлений, как проблемы этничности и этнонациональных конфликтов, политическая антропология, теория этнологической науки, - но и создали Ассоциацию антропологов и этнологов России. Благодаря моей инициативе в вузах удалось ввести подготовку по специальности «антропология и этнология», утвержденную министерством. В целом на создание новой дисциплины ушло два десятка лет, и жизнь показала: время потрачено не зря.
- В 1992 году при президенте Ельцине вы поработали в Правительстве Российской Федерации в качестве министра по делам национальностей, но недолго - всего семь месяцев. Как вообще, на ваш взгляд, должны строиться отношения между учеными, особенно из такой социально важной сферы, как ваша, и властными структурами?
- Из правительства я ушел по собственному желанию, будучи несогласным с национальной политикой тогдашнего руководства, к тому же хотел заниматься своим делом. При этом я убежден, что ученый, особенно гуманитарий, если он хочет что-то изменить к лучшему, не может дистанцироваться от происходящих событий, он должен занимать активную позицию. Конечно, главный результат его труда - книги, вклад в сокровищницу знаний, но основанные на нем практические дела не менее важны. Полностью мои отношения с властью не прерывались никогда, и я надеюсь, что кое-что сделал для корректировки ее решений, а значит, и для моей родной страны, ее людей. Это касается разрешения конфликтов в Кабардино-Балкарии, Южной Осетии, Чечне, в других регионах. В целом же полагаю, что созданная мною в течение многих лет российская школа интерпретивной социально-культурной антропологии и этнологического мониторинга предлагает модели, помогающие гасить этнические конфликты в самых разных странах - от Украины до Каталонии - но прежде всего в России. Разумеется, между рецептами ученых и тем, как они реализуются на практике, всегда есть дистанция. Политическая жизнь невероятно сложна, на нее влияет огромное количество разных факторов, однако без научной проработки политика будет нищей.