Версия для печати
Вернуться к списку

УТРОМ - ДЕНЬГИ, ВЕЧЕРОМ - ОТКРЫТИЕ

Сейчас Демидовскими премиями отмечаются работы, которые проводились в 60-80-х годах. Наука финансировалась гораздо более щедро. А будет ли за что награждать наших ученых через десять-пятнадцать лет?

Мы постепенно привыкаем к тому, что о величии российской науки можно говорить только в прошедшем времени. Но справедливо ли это? Пожалуй, определенные причины для оптимизма, хотя и умеренного, имеются, и свидетельство тому - Демидовские премии, врученные в Российской академии наук.

Как и всегда, демидовских лауреатов определяли в трех номинациях - по физике, химии и материаловедению, а также в науках о Земле. Размер премии составил 15 тысяч долларов США.

Как заметил вручавший премии вице-президент РАН Геннадий Месяц, три направления, которые были удостоены награды в этом году, представляют "отрасли, которые являются основой существования нашей страны сегодня: информационные технологии, материаловедение, то есть металлы, на чем держится вся индустрия, и, наконец, нефть, нефтегазовые месторождения".

Лауреатом премии по физике стал руководитель Отделения квантовой радиофизики Физического института им. П. Н. Лебедева академик Олег Крохин - один из крупнейших специалистов в области квантовой электроники, создатель полупроводниковых лазеров - технологии, во многом определившей облик современного мира. Премию за разработки в области материаловедения получил научный руководитель Института металлургии и материаловедения им. А. А. Байкова академик Николай Лякишев за выдающийся вклад в металлургическую науку, а также разработку концепции развития черной металлургии страны. Третий лауреат - заведующий кафедрой Новосибирского госуниверситета академик Алексей Конторович, специалист в области геологии и геохимии нефти и газа, один из авторов "Энергетической стратегии России до 2020 года".

Вручение этих премий, конечно, не может не радовать, но оно же и настораживает. Как бы то ни было, этими премиями отмечаются работы, которые проводились в 60-80-х годах, когда наука в государстве финансировалась гораздо более щедро. А как обстоит дело с российскими исследованиями сейчас? Или, если поставить вопрос иначе: будет ли за что награждать через десять - пятнадцать лет?

- В наших институтах работы финансирует не только Академия наук. Некоторые исследования проводятся в рамках зарубежных проектов, - говорит академик Геннадий Месяц. - Но, конечно, если финансирование науки, по некоторым оценкам, уменьшилось в 10-15 раз, то крупных достижений ожидать трудно. Средняя зарплата научного сотрудника - шесть-семь тысяч рублей. Даже если добавить гранты и прочее, то профессор, доктор наук, заведующий лабораторией получает 300-350 долларов в месяц. Для сравнения, американский профессор получает минимум 5 тысяч долларов.

В 2005 году расходы государственного бюджета на гражданские научные исследования составили 56 миллиардов рублей, а доля РАН составила чуть больше 22 миллиардов рублей. Бюджет академии на следующий год еще не утвержден. Но чтобы оптимизировать структуру расходов РАН и тем самым несколько улучшить ее финансовое положение, государство планирует целый ряд мероприятий. В частности, в число преобразований входит сокращение числа институтов и, как следствие, сокращение числа сотрудников. А приведет ли такая жесткая мера к каким-нибудь улучшениям?

- Если даже мы сократим число научных сотрудников на 25 процентов, то и зарплата в лучшем случае увеличится только на 25 процентов, - говорит Геннадий Месяц. - Это нельзя назвать решением проблемы. Еще один вариант в качестве пилотного проекта предлагает академия - сделать применительно к РАН отдельную тарифную сетку оплаты, ввести отраслевую систему оплаты. Например, оплата труда по 18-й категории сегодня составляет три тысячи, а будет пять-шесть. Это, безусловно, важные моменты, но есть и закон сохранения денег - больше того, сколько есть в бюджете, не будет. Тарифная сетка дает возможность более аккуратно эти средства "разложить по полочкам" , но не более того.

Росту зарплаты мешает и еще одно обстоятельство - постоянно растущая инфляция. Так, в 2005 году официальный уровень инфляции составляет, по разным оценкам, от 10 до 11 процентов.

Но, впрочем, если бы речь шла только о низкой зарплате, то положение российской науки было бы не столь тяжелым: ни в одной стране мира зарплата ученых не сравнится с теми доходами, которые получают предприниматели или менеджеры крупных частных компаний. Собственно, ученый к сверхвысоким заработкам и не стремится, его желание - работать и получать результат. А для этого ему, кроме хорошей зарплаты, нужны еще и приборы.

На материальном обеспечении различных научных институтов отсутствие денег сказалось так же негативно, как и на кадровом. Более половины оборудования институтов имеют более чем десятилетний возраст.

- Реформы науки должны во главу угла ставить материальную поддержку науки, но здесь важна не только зарплата, но и возможность работать, - говорит академик Олег Крохин. - Молодежь уезжает туда, где лучше оборудование и легче получить научный результат. К счастью, уезжают не все, часть все же остается. Если заниматься статистикой, то в Физический институт им. П. Н. Лебедева приходит около тридцати процентов от того количества молодых сотрудников, которое нужно для стабильного состояния.

Итак, малое финансирование и, как следствие, три проблемы российской науки: низкие зарплаты, старое оборудование и недостаток новых кадров.

- Если эти три проблемы будут решены, то наука наша, бесспорно, возродится. И возродится она, кстати, очень быстро, так же, как произошло после революции: прошло всего десять лет и уже появились великие ученые, - полагает Геннадий Месяц.

Еще одна головная боль академии - упреки в том, что наука не оправдывает своего содержания, ибо научные разработки не находят применения в промышленности. Чтобы свести наконец вместе науку и производство, Минобрнауки предлагает ряд мер. В частности, создать особые зоны с льготной системой налогообложения и так называемые технопарки. Именно там-то, по мысли инициаторов проекта, российская наука расцветет пышным цветом и наконец-то станет приносить не только моральное удовлетворение, но и материальную прибыль.

Начинание это само по себе, может быть, и благое, но что-то настораживает в том, с каким пиететом произносятся слова, подобные "технопарку". Чем больше говорят о том, как необходимо взаимодействие науки и промышленности, тем сильнее впечатление, что российская индустрия никогда с научными разработками не дружила и единственное место, где наука могла существовать, - разнообразные НИИ и ГНЦ.

- Не могу сказать, что наука и промышленность взаимодействуют слабо в металлургии, - говорит академик Николай Лякишев. - Металлургия должна обновляться и совершенствоваться и без науки не может долго существовать, иначе она просто потеряет конкурентоспособность на мировом рынке. А мы сейчас продаем за рубеж 60 процентов того металла, который производим! Так что конкурентоспособность нашего металла пока достаточна. Прежде всего потому, что на промышленных предприятиях был хороший научный задел, который позволяет до сих пор держать технологию и качество производства на приличном уровне. Но и нынешние заводы все-таки не теряют связи с наукой. И я думаю, что в ближайшее время потребность в ней будет возрастать, так что те предприятия, которые не потеряли свои научные подразделения, будут очень востребованы. Возможно, это не быстро произойдет: заводы пока конкурентоспособны и могут продавать свою продукцию. Но бесконечно это продолжаться не может, потому что за рубежом технология совершенствуется очень быстро. А когда она совершенствуется, улучшается качество и конкурировать с ним будет все труднее. Надо тоже тянуться. А без науки это невозможно - так что выбора нет!

В отличие от прикладной науки, которая может рассчитывать на другие источники дохода, кроме государственного бюджета, фундаментальная наука имеет меньше поводов для оптимизма. Тем не менее, по словам Олега Крохина, основания для некоторого более светлого взгляда на будущее "чистых исследований" все же имеются. И, кстати, примерно по той же причине без развития фундаментальной науки конкурентоспособность прикладной будет неуклонно падать.

- Российская физика, хоть и переживает большие трудности, не разрушена. Прежде всего потому, что поколение ученых, которое сформировалось чуть пораньше, пока работает, - говорит Олег Крохин. - Так что я оцениваю состояние вполне удовлетворительно, хотя, конечно, работать тяжело. Но, понимаете, если не будет фундаментальной науки, то не будет и прикладной. Если мы говорим о физике, то, если не будет физиков-фундаменталыциков, не будет и прикладных физиков, потому что их надо учить. И куда они могут обратиться, чтобы научиться? Только к людям, занимающимся фундаментальной наукой... А готовить людей направленно, для решения определенных задач, я считаю, это даже нарушает Конституцию нашего государства. Ведь человек должен быть свободен в выборе после окончания вуза, а свободу дают только знания.