http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=7df00078-1f53-4ec0-b82d-a65763e0238a&print=1© 2024 Российская академия наук
Встреча лауреатов Нобелевской премии, 62-я по счёту, открылась 1 июля на юге Германии в городе Линдау. Своими впечатлениями делится журналист Ольга Закутняя.
Прошло полтора дня встречи. Вчера с утра про космологию и астрофизику рассказывали Брайан Шмидт, Джон Мазер и Джордж Смут. На прозрачках последнего все фразы были написаны на четырёх языках, в том числе по-русски. Оно и понятно – наш эмгэушный профессор. С Брайаном Шмидтом (кстати, кажется, самый молодой нобелевский лауреат) потом была пресс-конференция – он признался, что Нобелевская премия почти не повлияла на его занятия наукой, но очень сильно уменьшила количество времени, которое он может отдавать исследованиям. Отметил, что премия – это очень важный повод снова напомнить обществу про важность образования, так что, выходит, выполняет почти только пиар-функции.
Далее была секция про климат, но из-за пресс-конференции я пропустила первый доклад. Два последующих поставили по принципу «кто кого»: вначале Марио Молина говорил о том, что надо снижать объёмы выбросов, так как они вызывают глобальное потепление, а если даже не вызывают, то хуже не будет. Потом Ивар Гиаевер (Giaever) произнёс зажигательную речь о том, что все разговоры о глобальном потеплении – это religion, потому что ты не можешь в нём сомневаться, а данные по глобальному потеплению получены на основании локальных измерений (пусть и уходящих очень далеко по времени). Завершил же словами о том, что всё меняется. Завершающий доклад – про эффективность biofuels, Гартмута Михеля. Меня он сильно поразил: эффективность почти любого биотоплива, по его словам, очень низка, гораздо более продуктивно заставлять эти площади солнечными батареями. Если же придумать хороший способ покрыть передачи энергии, то какой-то минимальный кусок Сахары может обеспечить всю Германию.
На этом утренние пленарные заседания завершились, после обеда начались встречи с молодыми учёными – отдельные семинары или «вопросы-ответы». Туда журналистов не пускают. Вообще. И это, наверное, единственное, что мне не нравится – прессу очень сильно отделяют от учёных. Даже не на банкетах (хотя на банкетах столы тоже подписаны, но следят менее строго, да и по ходу всё равно все мешаются), а в научной части. Мотивируют тем, что лауреатам надо общаться с молодыми учёными. Наверное, в этом есть какая-то истина, но всё равно обидно, потому что некоторых людей послушала бы с удовольствием. Да и в принципе, идея «пресса=пресса», а «учёные=учёные» не кажется мне особенно плодотворной.
Вечером первого дня был приём, устроенный посольством Сингапура. С рассказами о том, что за благодатная земля – Сингапур и как там хорошо учёным и нанотехнологиям. Вообще, рассказ был довольно интересный, но только вот чересчур рекламный – оттого вызывал у молодых исследователей приступы здорового смеха.
По утрам для молодых учёных проходят также «научные завтраки», туда прессу тоже не пускают.
Второй день, первая часть пленарки – физика частиц: Мартинус Вельтман рассказывал про бозон Хиггса, а вернее про то, как стали строить инструменты, на которых можно получить бозон Хиггса, и что такое бозон Хиггса. Напоследок он пообещал, что завтра мы будем смотреть пресс-конференцию CERN в прямом эфире (см. предыдущий пост). Выступавший следом за ним Карло Руббиа говорил уже о наблюдениях нейтрино, нейтринных аномалиях и том, что они могут дать Стандартной Модели (или уже за Стандартной Моделью). Наконец, последний доклад Дэвида Гросса касался квантовой механики. Он был в большей степени обзорным: от конференций, когда квантовая теория казалась «уродцем» рядом с классической теорией, до настоящего времени, когда квантовая теория была много раз подтверждена в экспериментах, оказалась разумной и сложно модифицируемой. В конце перечислил также то, что предстоит узнать «за пределами» квантовой теории: барионная асимметрия, нейтрино, квантовая космология и пр.
Два следующих доклада были уже более специальные: Альберт Ферт о спинтронике и Уильям Филипс – о моделировании магнитного поля применительно к нейтральным атомам (чтобы они вели себя как электроны). Насколько я поняла, делалось это с помощью фотонов, которые каким-то хитрым образом заставляли атомы отклоняться так, как это происходило бы с электронами в реальном магнитном поле. Правда, он не пояснил (или я пропустила), зачем это надо.
Наконец, завершающий доклад этой пленарки вышел совсем уж философским. Назывался он вполне спокойно «Настоящая М-теория», так что я подумала, что речь пойдёт про теорию струн, но всё оказалось совсем иначе. Брайан Джозефсон говорил о... наверное, о философии в духе Пенроуза. Начав с того, насколько математика описывает реальность (по мере усложнения теории математика и реальность просто разошлись), он закончил тем, что, вероятно, в наше описание мира следует включить «сознание» (spirituality – духовность, но тут речь идёт, скорее, о живом сознании) как действующую сущность. Есть какой-то замкнутый треугольник: сознание творит математику (описание и законы мира), из которой вырастает физика (реальный мир), которая затем воплощается в сознании (жизнь и сознание), которое снова творит математику... Именно творит, то есть речь про акт творения там шла вполне серьёзно.
Ещё одно любопытное наблюдение – два раза в этой поездке я слышала теорию, которая бытует в США: любая теоретическая статья, написанная и опубликованная в Штатах сейчас, повторяет то, что было сделано в СССР 20–40 лет назад. Одна девочка описала это примерно так: ты что-то пишешь, потом тебе звонит кто-то рассерженный и говорит, что об этом было написано в СССР тогда-то... но, естественно, на русском. Потом пошла речь о том, на каком языке надо публиковаться.