http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=801527d7-e6b2-4509-b68e-9c78d13d4222&print=1© 2024 Российская академия наук
Король художников и художник королей Тициан Вечеллио по прозвищу Божественный, граф Палатинский, рыцарь Золотой шпоры, Первый художник Венецианской республики, принял в ученики художника-самоучку, приехавшего из голландского города Дордрехта, за его талант необычайно точно копировать стиль своего нового учителя. Но признанным мастером кисти, равным по калибру учителю, Ян ван Калькар не стал. В истории искусства он остался всего лишь иллюстратором знаменитой книги Джорджо Вазари «Жизнеописания прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов» (1550), а в истории науки он известен как иллюстратор учебника анатомии Андреаса Везалия, с которого начинается вся современная медицина.
Первая научная революция
Историки науки, как любые историки, любят даты, с помощью которых удобно периодизировать непрерывное течение истории. Одной из таких дат считается 1543 год, когда почти одновременно в Нюрнберге вышла в свет книга Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращении небесных сфер»), а в Базеле — Андреаса Везалия «De humani corporis fabrica libri septem» («О строении человеческого тела»). Публикация обеих этих книг теперь считается началом первой научной революции в Европе, началом Нового времени в науке и т. д. Одним словом, началом современной науки.
Резон в этом есть, обе книги были, по сути, ревизией основ устаревшего мировоззрения: геоцентрической модели Вселенной Птолемея (у Коперника) и строения человеческого тела Галена (у Везалия). И Птолемей, и Гален сформулировали свои теории во II веке н. э., и на протяжении тринадцати веков они считались истиной в последней инстанции, неоспоримой и даже непререкаемой, чего в науке по определению быть не может, даже если брать в расчет продолжительный научный застой после крушения римской цивилизации. Потом научные революции стали привычной вещью, сейчас мы их даже не замечаем, спохватываемся только тогда, когда вдруг понимаем, что без айфона мы ничто и звать нас никак.
Иное дело — времена Коперника и Везалия, тогда ломка научных догм меняла все мировоззрение человека. Шутка ли вдруг осознать, что не мир вращается вокруг тебя, а ты вместе со своим мирком крутишься как белка в колесе, и это колесико лишь мелкая часть грандиозной машины Вселенной. Или увидеть себя вывернутого наизнанку и живо представить себе, как пульсируют твои жилы, дергаются мышцы, трясется ливер, копятся в кишечнике каловые массы, и все это — ты любимый.
Коперник нарисовал и строго математически на основании астрономических таблиц обосновал гелиоцентрическую картину мира. При этом геоцентрическую картину Птолемея с вращением небесных сфер вокруг Земли Коперник не критиковал, напротив, только хвалил ее, но своими расчетами и чертежами не оставил от нее камня на камне. Везалий тоже не критиковал Галена, он просто этап за этапом описывал вскрытие человеческого тела, начиная со снятия кожи до полной разборки его на ткани и органы. Но при этом как бы невзначай зафиксировал около двух сотен несоответствий реальной анатомии человека у Галена, более того — обнаружил у него подмену человеческих органов гомологичными органами животных.
Разумеется, у ревизионистов Коперника и Везалия после публикации их трудов были неприятности, но до крайностей дело не дошло: их коллеги-ученые повозмущались, попредавали их анафеме, пописали на них доносы, на том и успокоились. Высшие власти были не против нового в науке: как неглупые люди, они понимали, что времена Аристотеля, Птолемея и Галена давным-давно прошли, и уж в чем другом, а в том, что касается здоровья и ориентации в пространстве, лучше руководствоваться более современными знаниями. Чувствовали скрытое благоволение властей и Коперник с Везалием, посвящая свои труды первый — папе Павлу III, второй — наследному инфанту Филипу, сыну короля Карла V.
Для Коперника, впрочем, это уже не имело никакого значения: на момент публикации его книги он находился в коме после инсульта и напечатанного экземпляра своей книги не дождался — умер. Для Везалия же все сложилось самым лучшим образом. Один экземпляр «De humani corporis fabrica libri septem» в изящном переплете из тонко выделанной и приятной на ощупь человеческой кожи с цветной ксилографией на титульном листе он нижайше послал Карлу V.
Самонадеянный юноша
Понятно, что никто из серьезных историков науки сейчас не скажет, читал ли и видел ли вообще эту книгу Карл V, король Испании и Германии, император Священной Римской империи, самый богатый и самый сильный в военном плане монарх в Европе того времени, да и во всем мире, пожалуй, тоже, то есть столь же влиятельный лидер, как президент Джо Байден сейчас. Но в ближнем окружении Карла V книгу по анатомии Везалия точно пролистали. Везалий получил титул придворного хирурга и пока служил при дворе как особа, приближенная к императору, несколько раз даже заменял личного врача Карла, когда тот отлучался.
Впрочем, для наследственного лейб-медика в третьем поколении Везалия подобный карьерный взлет не был чем-то сказочным. Его дед был придворным врачом императора Священной Римской империи Максимилиана I, деда Карла V; отец — аптекарем принцессы Маргариты Австрийской, которая была регентом Нидерландов, пока ее племянник Карл V, рано лишившийся родителей, не подрос.
Очень вероятно, что не оригинальная подарочная книга императору в переплете из человеческой кожи (скорее всего казненного преступника) была причиной назначения Везалия в штат придворных медиков Карла V. Скорее она стала лишь поводом для тех, кто заведовал подбором кадров для ближнего окружения императора, тех людей, кто имел прямой доступ к августейшему телу, запросить личное дело молодого, не достигшего и 30 лет анатома из Падуанского университета и убедиться, что тот по всем показателям вполне подходит на вакантную должность лейб-хирурга.
Хорошая родословная и, главное, знаменитая падуанская школа медицины говорили в его пользу. В университете Падуи каждый десятый студент получал диплом доктора, тогда как в других европейских университетах число выпускников-врачей каждый год можно было пересчитать на пальцах одной руки. Кроме того, в Padua Studium подготовка врачей велась на трех кафедрах — теоретической медицины, практической медицины и хирургии. В свое время, за тридцать пять лет до Везалия, диплом доктора практической медицины там получил Коперник, и там же, в Падуе, он три года проработал врачом. Астрономией он увлекся, только вернувшись на родину в Польшу.
Везалий получил медицинское образование в бельгийском Левене и Париже, но доктором медицины, а затем профессором и заведующим кафедрой хирургии стал в возрасте 25 лет в Падуе. По установившейся традиции процесс обучения студентов анатомии и хирургии там был организован так. Лектор на кафедре читал учебник. Обычно это был учебник Модино, который в XIV веке составил своего рода хрестоматию из «Шестнадцати книг», или, как их еще называют, «Канона» Галена. Один ассистент лектора показывал то, что слышали студенты, на трупе. Второй ассистент — хирург — делал необходимое для этого вскрытие.
Студенты далеко не всегда видели то, что должны были увидеть, исходя из слов профессора. Профессор попадал в неловкое положение, стараясь убедить их и заодно в очередной раз самого себя, что на самом деле Гален имел в виду именно то, что они видели, потому что иного быть не могло. Нелепость ситуации была очевидна задолго до Везалия. На протяжении XIII-XV веков ученые-медики неоднократно публиковали трактаты об ошибках Галена, иногда в латинские переводы его «Канона» даже вносились правки, причем тоже не всегда верные. Потом в этих новых учебниках анатомии снова находились ошибки, и так продолжалось до тех пор, пока Везалий не осмелился разорвать порочный круг, написав свой учебник анатомии.
Молодому профессору анатомии Везалию не откажешь в самоуверенности. В предисловии своей книги «О строении человеческого тела» он пишет: «Мой опыт из-за моего возраста, еще не достигшего 28 лет, будет иметь мало авторитета. Не ускользает от меня и другое обстоятельство: что вследствие частого указания на неверность в сообщениях Галена мой труд подвергнется нападкам со стороны тех, кто не брался за анатомию так ревностно, как это имело место в итальянских школах, и кто уже в преклонном возрасте изнывает от зависти к правильным разоблачениям юноши. Им станет совестно, что хотя они и присваивают себе громкие имена в науке, но до сих пор вместе с прочими поклонниками Галена были слепы и не заметили того, что мы сейчас излагаем».
Современные историки медицины подсчитали, что Везалий внес около двух сотен исправлений в анатомию человека по Галену. Они же отмечают, что он сам многократно ошибался и потребовалось еще три века, чтобы учебники анатомии в целом соответствовали истинной анатомии человека, и что исправления вносятся в учебники до сих пор и будут вноситься в будущем по мере получения новых данных, которые в наше время хоть и редкость, но случаются.
Соотечественники
Написать такой учебник — сам по себе нелегкий труд: в «Строении человеческого тела» Везалия почти 700 страниц, но главная трудность была в другом — в его иллюстрировании. Хорошо было Копернику: у него в шести томах «De revolutionibus orbium coelestium» всего 190 страниц с двумя десятками простеньких геометрических рисунков из прямых линий, кругов и треугольников, остальное — таблицы и текст. Поручить его иллюстрирование можно было даже подмастерью, не говоря уже об опытном формшнайдере — резчике ксилографий — гравюр на дереве, которыми иллюстрировали тогда книги. В принципе Коперник мог обойтись вообще без иллюстраций, объяснив суть гелиоцентризма одними словами.
Иное дело — учебник анатомии, без иллюстраций он теряет смысл, и иллюстраций в нем должно быть много. По сути, это был нынче модный формат презентаций, разве что слов в подписях к рисункам в учебнике Везалия было побольше. Фотографии тогда и в помине не было, не говоря уже о трехмерной компьютерной графике. Все зависело от мастерства иллюстратора, художника-графика, как сейчас его называют. В хорошем учебнике анатомии того времени художник-иллюстратор должен был быть на уровне Леонардо, который тоже рисовал анатомические рисунки (правда, делал их в своих рукописях, а не в печатном виде), или хотя бы Дюрера, ксилографии которого тогда уже публиковались.
Везалию повезло: в 1536 году в Венецию учиться у Тициана приехал Ян ван Калькар. Как свидетельствует его имя, предки Яна были родом из города Калькара. Сейчас это небольшой городишко в немецкой земле Северный Рейн-Вестфалия с населением чуть больше 10 тыс. человек недалеко от голландской границы, а в те времена был богатым торговым городом, входившим в Семнадцать провинций, как тогда называли Нидерланды. В их состав входила и Фландрия, откуда был родом Везалий, то есть они были соотечественниками. Оба приехали в Италию, где могли реализовать свои таланты, бежав оттуда, где то и дело возникали горячие точки, как говорят сейчас, а тогда говорили просто: шла война. Перманентная война — то затухающая, то опять вспыхивающая, во многом благодаря имперским амбициям Карла V.
Двойник Тициана
Практически все, что известно историкам культуры про Яна ван Калькара, написано во втором томе «Книги о художниках» Карела ван Мандера, изданной в 1604 году, а написано там мало. Мандер родился на два года позже смерти Яна ван Калькара и писал про него с чужих слов, что немало его огорчало: «Из всех любимцев природы среди наших нидерландцев тем, которого она как бы прямо предназначила к тому, чтобы заставить умолкнуть Италию, хвалившуюся, будто ни один нидерландец не только не мог превзойти, но даже сравниться в изображении человеческих тел с ее знаменитыми мастерами, был, по моему мнению, необыкновенно искусный Ян ван Калькар. Значение его в искусстве я не в силах прославить настолько громко, насколько оно того заслуживает, и очень сожалею, что о таком выдающемся мастере я имею так мало сведений».
«Он родился в городе Калькар, в округе Клеве,— продолжает Мандер,— но я не знаю ни того, какие он нашел там произведения, которые могли пробудить в нем природную склонность к искусству, ни того, кто был его первым учителем. Я знаю только, что в 1536 или 1537 годах он жил в Венеции вместе с одной девушкой из Дордрехта, которую он увез от родителей, державших в своем доме разбойничий притон, о чем будет рассказано в жизнеописании Хемскерка. В Венеции Калькар сделался достойным учеником великого Тициана и не только воспринял его манеру живописи, но и достиг того, что, наконец, невозможно было различать их произведения.
Когда Голциус, к суждениям которого я имею полное доверие, находился в Неаполе и ему показали там несколько портретов, то он сейчас же сказал: “Это рука Тициана”. Но бывшие с ним живописцы на это ему заявили: “Вы правы и метко судите, и все-таки картины не его руки, а Яна ван Калькара”. Его манера живописи так схожа с манерой Тициана, что никакой знаток на свете не в состоянии отличить одну от другой. И Вазари, познакомившийся с ним в Неаполе, говорит, что не может признать его манеру живописи за нидерландскую.
В работах карандашом и пером он также проявлял необыкновенные способности и рисовал мощным штрихом; в этом его также нельзя было отличить от Тициана. Именно он сделал рисунки к драгоценной книге анатома Везалиуса, и превосходно исполненные им здесь фигуры указывают, каким выдающимся мастером он был в нашем искусстве. Кроме того, он нарисовал все или почти все — портреты итальянских живописцев, скульпторов и архитекторов, которые помещены в книге Джорджо Вазари. Они были нарисованы так хорошо и с такой твердостью, что исполнить лучше человеческая рука не может. К великому несчастью для живописи и для славы наших Нидерландов, он умер в Неаполе в лето от Рождества Христова 1546, еще молодым по годам, но зрелым по искусству».
Вот, собственно, и все. Живописных работ Яна ван Калькара сохранилось крайне мало, в настоящее время к ним относят «Портрет бородатого мужчины» (Вена, Художественно-исторический музей), «Мужской портрет» (Антверпен, собрание Кашиопен), «Портрет Мельхиора ван Браувейлера» (Париж, Лувр). Как познакомились Везалий и Калькар (Падуя хоть и входила в состав Венецианской республики, но расстояние между ними больше 30 км, преодолеть их верхом потребовался бы целый день)? Почему Калькар, который был гораздо старше Везалия, авансом согласился иллюстрировать его анатомию, ведь дело весьма трудоемкое и без каких-либо гарантий, что книга будет издана? Почему он вообще практически перестал писать кистью? Сам ли Калькар резал по дереву гравюры или только рисовал, а в ксилографии его рисунки переводил безвестный или безвестные формшнайдеры? Обо всем этом и многом другом сейчас можно только гадать и строить версии.
Двойники Калькара
Самым простым объяснением переквалификации Яна ван Калькара из живописцев в графики было бы то, что второй Тициан в лице пришельца с севера для самого Тициана и всего цеха итальянских живописцев эпохи Высокого ренессанса на фоне тяжелейшего кризиса этой эпохи был явно лишним. Это укладывается в логику здравого смысла, чего не скажешь о других подробностях совместной работы анатома и художника.
Например, довольно странно читать, как в 1538 году Везалий публикует первый плод своего сотрудничества с Калькаром — шесть листов гравюр, три из которых якобы нарисовал сам анатом, а три других — Ян ван Калькар. Нет оснований отказывать Везалию в способности к рисованию, но в окончательном варианте «De humani corporis fabrica libri septem», куда вошли эти листы гравюр, нет ни одной дилетантски выполненной. Все они явно принадлежали резцу выдающегося таланта, не будет преувеличением сказать — гения ксилографии.
И уж совсем забавно выглядит обнаружение в Эрмитаже в 1964 году ведущим советским лимфологом, членом-корреспондентом АМН Д. А. Ждановым и старшим научным сотрудником музея Т. Д. Фомичевой прижизненного портрета Везалия кисти Яна Стефана ван Калькара (холст, масло, 104,5х85,5 см). В книге Везалия «О строении человеческого тела» есть гравированные портреты ее автора, сделанные Калькаром. Есть его портреты, написанные маслом, но все они либо скопированы с гравюр Калькара, как, например, кисти Пьера Понсе из Орлеанского музея изящных искусств, либо принадлежат людям, «недавно идентифицированным как Андреас Везалий» (как обычно указано в их атрибуции).
Среди последних — «Портрет мужчины в черном» в Эрмитаже, в котором увидевший его лимфолог Жданов узнал основоположника современной анатомии. Дмитрий Аркадьевич Жданов был признанным знатоком живописи, но на взгляд человека, не искушенного в живописи, не похож мужчина в черном на Везалия Яна ван Калькара, ну не похож — и все тут! Как, впрочем, и все остальные «недавно идентифицированные», которых уже десятка два набралось.
Гений маньеризма
Сегодня трудно понять психологию человека эпохи Возрождения, который с одинаковой охотой шел в драматический и атомический театры. Возможно, отношение к смерти было другое. Но что касается двух сотен ксилографий Яна ван Калькара в учебнике анатомии, на которых, как уже сказано, с человека пошагово снимается сначала кожа, потом слой за слоем — мышцы, потом он и вовсе разбирается на запчасти, то картина эта уж точно не отталкивающая, а даже по-своему увлекательная. Не поленитесь, посмотрите сами — в виртуальном виде книга «De humani corporis fabrica libri septem» бесплатно доступна в интернете.
Причина этого, наверное,— несомненный талант художника, причем большой талант, способный оживить труп так, что порой он даже вызывает улыбку. Например, скелет, опирающийся локтем на могильный памятник и упершийся черепом в кулак из фаланг пальцев в позе мыслителя Родена. Искусствоведы называют этот стиль маньеризмом и довольно многословно объясняют его суть. Если же коротко, то хотя семантически его исходное название по-итальянски maniera nuova (новый стиль) далеко от русского слова «манерность», суть маньеризма именно в этом.
В определенном смысле этот стиль моден и сейчас — почти все селфи делаются в стиле маньеризма: человек перед камерой принимает самую замысловатую позу и делает такое выражение лица, какого во всех остальных случаях жизни он постеснялся бы. Но для иллюстраций смерти в научных и учебных целях такой подход был, пожалуй, самым верным. Поверхность и изнанка человеческого тела в картинках забытого гения маньеризма Ренессанса Яна ван Калькара тому подтверждение.