http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=89f00db5-5eb3-41f1-a00c-0b36ec49ed15&print=1© 2024 Российская академия наук
— Прежде чем говорить о том, как нам восстановить науку, следует понять, «откуда есть пошла» сегодняшняя реформа. Говоря прямо, в постсоветскую эпоху исследования перестали быть государственным приоритетом. И начало событий произошло гораздо раньше, в 2004-м, когда создали единое Министерство образования и науки, и стало понятно, что последняя не рассматривается как самостоятельная отрасль. Тогда же в одном из документов МОН было установлено, что в стране достаточно иметь 200 исследовательских институтов. Все последующие годы проводилась такая же политика сокращения научных организаций и перевода науки в университеты, и в 2013-м закономерно наступило то, что наступило.
Сегодня стоит посмотреть: что же, на самом деле, является в стране приоритетом номер один? Если внимательно проанализировать ситуацию, то это финансовый сектор. Так называемые институты развития нацелены, прежде всего, на получение не новых знаний и технологий на их основе, а на экономический результат. У руля везде тоже стоят финансисты.
— Характерно, что главой ФАНО России был назначен бывший замминистра финансов.
— Да, это тоже симптоматично. Но денежная система — как бы кровь организма, доставляющая питательные вещества по адресу. А есть мозг, вырабатывающий и принимающий решения. Он не может быть замещен ничем другим. Финансовый сектор очень важен, но доминировать не способен по определению. И есть смысл говорить об исправлении неудачной реформы научной системы России в более широком контексте — как о коррекции общегосударственных приоритетов. Первым из них должен стать человек. Его жизнь — абсолютная ценность, но это глобальный постулат, если не рассматривать совсем уж пещерные режимы и сообщества. Важнейшим стратегическим приоритетом в России следует признать фундаментальную науку. Именно она служит первоосновой и для образования, и для технологий, и, в конечном итоге, для любого производства. На рубеже столетий была совершена очень серьезная, на уровне парадигмы, ошибка в системе образования — взят курс на подготовку не творцов, а «квалифицированных потребителей». На практике это значит, что, инженер, к примеру, должен быть всего лишь грамотным пользователем привнесенной откуда-то извне технологии, не изобретая ничего нового. Такая философия и привела к сегодняшней реформе науки, хотя реформа, по сути — это изменение, не касающееся сущности, а у РАН она как раз поменялась: Академия прекратила быть главной исследовательской системой страны — научной организацией мирового уровня.
— Извините, мы немного сбились с темы государственных приоритетов.
— Да. Вторым из них, особенно сейчас, следует считать сохранение и приумножение интеллекта нации. В первую очередь, это зависит от уровня образования и культуры, без чего недостижима глобальная конкурентоспособность. Здесь тоже не обойтись без науки. Третий приоритет — качество жизни, которое предполагает соответствие определенным стандартам, а значит, и общему уровню состояния экономики и социальной сферы. Далее: развитие территорий. В недавнем послании Президент России Владимир Владимирович Путин говорил о Дальнем Востоке. Ранее им же была поставлена задача освоения Арктического региона… Но, по-видимому, не стоит забывать и о проблемах очень важных для России территорий Сибири, Урала, Поволжья, некоторых центральных областей: вопрос надо ставить шире, говорить об их динамичном развитии. Учёные могут и должны принимать участие в решении этой проблемы, что иллюстрирует ведущая роль Института экономики и организации промышленного производства СО РАН в разработке программы реиндустриализации Новосибирской области. Наконец, пятый приоритет, без которого государство просто не может существовать — оборона и безопасность.
Все эти позиции не являются декларативными только тогда, когда опираются на достижения высококлассной фундаментальной науки. Поэтому и научная политика России должна отталкиваться от системы стратегических приоритетов, а не от сиюминутных желаний подправить какой-то показатель или встроить ученых в чиновничье-бюрократическую систему управления.
— Если мы переходим к разговору об оптимальной системе управления наукой в национальном масштабе, то какими могут быть конкретные решения?
— Сегодня наблюдается разбалансированность системы управления наукой: только федеральных законов, имеющих прямое отношение к ней, принято по крайней мере 8. Это не только ФЗ-253, но и акты, касающиеся научных фондов, центров, университетов… «Руководить наукой» стремятся и Минобрнауки, и ФАНО, и отдельные региональные, отраслевые лидеры.
— В академических кругах ведется много разговоров о некотором аналоге советского ГКНТ (Госкомитета по науке и техники), стоящем над ведомственными и корпоративными интересами…
— Да. Это был особо влиятельный орган, которым руководил зампредсовмина СССР. Сегодняшнее законодательство не позволяет полностью реконструировать такой суперкомитет, но есть близкие по сути и вполне легитимные решения. Например, Военно-промышленная комиссия: её возглавляет ответственный за «оборонку» вице-премьер Дмитрий Олегович Рогозин. Эта структура не только координирует деятельность очень важной и сложно организованной отрасли, но и формирует её стратегию на десятилетия вперед. По такому же принципу может быть создан планирующий, связующий и отчасти управляющий центр для всей системы научных учреждений России. Соответственно, должен назначаться «научный» заместитель главы кабинета министров: напомним, что в 1996-1998 годах таковым был нынешний президент РАН академик Владимир Евгеньевич Фортов, который одновременно руководил Госкомитетом по науке и технологиям Российской Федерации.
— А какой может быть роль Академии наук, старательно превращаемой сегодня в «клуб ведущих учёных»?
— Конечно, намного более серьезной и ответственной, чем она является сейчас. Если кто-то уже смирился с «клубным» форматом РАН, то ему можно лишь посочувствовать. Законом определено, что РАН осуществляет научно-методическое руководство научными организациями и вузами. Однако на практике это не реализуется, поскольку не разграничены зоны ответственности Академии и ФАНО. Сделать это можно постановлением Правительства, передав РАН права учредителя исследовательских организаций в части, касающейся научного руководства, и закрепив за ФАНО функции по управлению имущественным комплексом. А сферой ответственности Академии должны быть определение направлений исследований, стратегическое и краткосрочное планирование научной деятельности, экспертиза, кадровые вопросы и распределение финансирования.
— Вы говорите о бюджетных поступлениях в рамках госзаданий? Ведь за гранты идёт свободная конкуренция?
— Не следует фетишизировать грантовое финансирование. Мировой опыт показывает, что оно составляет 20-30% от общего объёма. Причем, в основном, гранты адресованы небольшим коллективам, проверяющим некоторые гипотезы (которые могут и не подтвердиться). Это своего рода научные стартапы. Но «большую науку» в целом, как отрасль, всегда и везде содержит налогоплательщик, а не меценат. Замечу, что в сфере чисто фундаментальных исследований госзадание не может быть конкретным, предопределяющим точный результат, тем более полученный в определенные сроки. Академия, как орган стратегического планирования, должна лишь предписывать в самом общем плане: развивать такое-то направление. И, поскольку бюджетные возможности всегда ограничены, задавать общие пропорции распределения средств.
— А вас не смущает, что в этом процессе могут возникнуть лоббистские интересы определенных научных (да и не научных тоже) сообществ?
— У Российской Академии наук всегда был только один лоббист — глава государства. И другого быть не должно, поскольку её главная задача — обеспечение национальных интересов. Такой её создавал Пётр I, так она работала в СССР, так должна действовать и сейчас. Это единственная структура, способная генерировать необходимый объем объективных знаний, давать обоснованные прогнозы и разрабатывать стратегии. Поэтому без всякого лоббирования следует оценить потребности и финансовые возможности, безо всяких посредников передать средства в Академию, и не загружать ученых не свойственными им функциями по написанию многочисленных бессмысленных отчетов, справок и т.д., не имеющих отношения к научной работе.
— Нет ли противоречия в ваших словах: сначала говорите об ограниченных возможностях бюджета, а затем про «сколько нужно — и отдать»?
— Это мнимое противоречие, которое разрешается как раз чётким определением стратегических приоритетов на самом высоком государственном уровне, куда Академия наук представляет свой взгляд на проблемы, требующие первоочередного решения. Но при этом РАН должна и нести ответственность за результаты своих экспертиз и прогнозов, за качество результатов, полученных с использованием бюджетных средств. Заметим, что речь идет именно о программах фундаментальных исследований, а не о грантовых поступлениях или специальных целевых программах (например, строительства уникальной установки или изучения перспективного региона).
Уникальность Академии наук в дореформенном виде заключалась в том, что она одна, без постороннего вмешательства, могла более-менее обоснованно распределить бюджетные средства между всеми направлениями: и «физиками», и «лириками». Учёные в институтах и лабораториях понимали, какие авторитеты стоят за теми или иными решениями, которые, к тому же, каждый год могли корректироваться.
Но, всё-таки, главная задача Академии — не расставлять тактические приоритеты и сообразно делить средства, а определять научную политику страны в целом. Отчасти можно говорить и о политике научно-технической: в составе РАН есть производственники, главные конструкторы и инженеры, представители крупных корпораций. Это достаточно обширный и универсальный коллективный разум, способный решить задачи, с которыми не справится ни один университет. Наконец, «суперкомпетенция» Академии наук состоит в том, что она способна и самостоятельно формировать научную политику (включая, опять же, определение того, что это такое) Российской Федерации, и, при наделении необходимыми полномочиями, отвечать за её осуществление.
— Но при этом РАН не являлась и не является органом исполнительной власти?
— Конечно. И не должна таковым становиться. Мы же уже говорили о специальной правительственной комиссии по науке и научно-технической политике во главе с вице-премьером. Чтобы создать такой орган, не требуется вносить изменения в Конституцию или принимать новые законы. Это важнейшее решение можно легитимно принять в административном порядке.
— Картина получается чёткая и конкретная. В ней, пожалуй, не хватает последнего штриха: перечня необходимых событий и управленческих решений, которые вернут научную сферу России в нормальное состояние.
— Прежде всего, необходимо добиваться исполнения 253-ФЗ не только от РАН, но и от других структур. Это касается, например, разграничения полномочий, четкой регламентации взаимодействия при разработке научной политики, в проведении исследований и т.д. Но пока это не до конца решено в Российской академии наук, на сегодня подготовлен проект концепции Стратегии научно-технологического развития, который в рабочем порядке передан на рассмотрение в аппарат Совета Президента Российской Федерации по науке и образованию. Правда, концепция — только первое звено в цепочке (далее сама политика-нормативная база-программы-планы), ведущей в будущее. Но не в очень далёкое: ведь в современном мире путь от научного открытия до технологии занимает незначительное по историческим меркам время, 10-20 лет. Вспомним радиоактивность и атомные проекты, первый лазер и современные его приложения…
Необходимо также оперативно принять решения организационного плана, прежде всего, локализовать функции ФАНО в финансово-имущественном поле. Про это, кстати, много раз говорил и премьер-министр Дмитрий Анатольевич Медведев, и курирующий науку вице-премьер Аркадий Владимирович Дворкович. Корректировать законодательство для этого не нужно, в ФЗ-253 уже прописано, кто чем должен заниматься — следует лишь на уровне правительственных документов ограничить, с одной стороны, активность Федерального агентства по управлению научными исследованиями, а с другой — легитимизировать научно-методическое руководство со стороны РАН исследовательскими организациями и университетами.
Для того, чтобы эта функция стала осуществимой, необходимо (опять же, следуя букве ФЗ-253!) вернуть в подведомство РАН региональные научные центры: они станут узлами «научного влияния» Академии на исследовательскую среду в субъектах Федерации.
— То есть вопрос сводится к политической воле, к достаточно принципиальным решениям? Но будут ли они приняты? Или снова отложены либо делегированы на уровень нижестоящих федеральных чиновников?
— Сегодня страна оказалась в положении, непредставимом всего год назад, не говоря уже о лете 2013 года, когда начался нынешний этап реформы. Даже самые яростные критики РАН должны понять, что при неблагоприятном сценарии развития событий дело может кончиться очень и очень неприятно. Следует более внимательно смотреть вперед, просчитывать варианты и риски. Вспомним исторический опыт. В годы первых пятилеток в СССР открылось около 400 научных организаций, а с 1943 года Академия наук уже перенацеливалась на послевоенное развитие: к этому времени для Победы было сделано все, что возможно. Можно по-разному относиться к РАН, но есть объективная реальность. Укреплять все аспекты суверенитета России — политического, экономического, технологического — и повышать качество жизни (опять же, в самом широком понимании) её граждан можно только в условиях, когда Академия наук имеет возможности для собственного динамичного развития. Темпы изменения ситуации требуют принятия быстрых и точных решений: время не ждет.