http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=8ccc890c-803d-4f7a-b40b-6ff3207e595d&print=1© 2024 Российская академия наук
Доктор Кевин Уорвик из университета Рединга, Великобритания, прославился еще в молодости тем, что стал первым человеком, которому под кожу вживили электронный чип. Впрочем, на этом роман доктора Уорвика с инновационными технологиями не закончился. Почетный профессор университетов Астона, Брэдфорда и Ковентри рассказал «Итогам» о биороботах, лечении шизофрении и неминуемом техногенном апокалипсисе.
— Доктор Уорвик, из последних сообщений о вашей персоне выделяется то, в котором рассказывается о создании вами первого по-настоящему эффективного средства борьбы с болезнью Паркинсона. Как оно работает?
— Под кожу пациенту в области груди вживляется микрочип со встроенным элементом питания, который посылает постоянные электрические импульсы в ту область мозга, которая поражается болезнью Паркинсона. Эти сигналы нейтрализуют источник болезни, что позволяет пациенту свободно передвигаться, самостоятельно одеваться, даже заниматься спортом. Единственное, что отличает его от полностью здорового человека, — необходимость каждые два года приходить в клинику, где ему будут заменять севший источник электропитания чипа на новый. Впрочем, мы уже добились того, что интеллектуальная система, встроенная в чип, сама «догадывается», когда мозгу необходима стимуляция, поэтому импульсы посылаются не постоянно, а только когда система понимает, что приближается приступ болезни. Результат — экономия энергии источника питания, которая позволяет делать такие чипы практически вечными, а болезнь Паркинсона — излечимой.
— Звучит революционно. Эта система уже используется в обычных клиниках?
— Да, наши технологии используются в нескольких больницах Оксфорда, Лондона и Нью-Йорка. Чипы уже получили несколько сотен пациентов, и их число постоянно растет. Операция по внедрению чипа стоит около 20 тысяч долларов, так как их производство не поставлено на поток и каждый микроэлемент приходится делать на заказ. Это немало, но еще три года назад больные не могли бы получить ничего подобного и за миллион. На самом деле лечение заболеваний нервной системы — лишь малая доля того, что потенциально может технология соединения нервных центров мозга с компьютерным чипом.
— Что же дальше?
— Мы с коллегами и студентами уже используем результаты наших исследований для облегчения навигации слепых: вживляем добровольцам намагниченный чип в кончики пальцев и подсоединяем их к коре головного мозга. В результате, приближаясь к любому объекту, человек чувствует легкую вибрацию в кончиках пальцев. Эта технология еще не разработана до конца даже в лабораторных условиях, но открывает широкие перспективы для слепых и людей, работающих в условиях ограниченной освещенности, например шахтеров. Эту технологию я разрабатываю с Тедом Хофманом, создателем первого процессора Intel.
Кстати, эти разработки можно использовать и в военных целях: чип, вживляемый в палец, программируется таким образом, что может чувствовать температуру. Так что солдат с чипом в пальце определит присутствие противника даже сквозь стену: он наведет на нее палец, и чип зафиксирует повышение температуры в области нахождения человеческого тела. Фактически человек с таким чипом способен видеть сквозь стену.
— Вас не смущает, что все технологии, созданные или создаваемые вами, можно использовать не только для улучшения качества жизни людей, но и для управления их сознанием непосредственно через головной мозг?
— Прекрасно понимаю, что такая проблема имеет место. Вероятно, с чем-то похожим сталкивается любой ученый, работающий в области естественных наук. Если какой-то исследователь говорит, что никогда не задумывался о возможных негативных последствиях своей работы, то либо он глуп, либо лжет вам. Как ученый, ты вынужден это принять и жить с этим. Люди, создававшие ядерное оружие, потом раздали множество интервью, в которых уверяли, что не подозревали о последствиях. Американские СМИ пытались сделать из них «хороших парней» всеми силами, но осадок остался. Мне в этом смысле гораздо проще. Мои наработки предназначены для облегчения жизни инвалидов, и надо приложить массу усилий, чтобы обратить их во зло. Тем не менее я отдаю себе отчет в том, что фактически создал возможность проникать в мозг любого человека. И единственное, что я могу сделать, — рассказывать вам, журналистам, о своей работе. Использовать эти технологии во зло имеет смысл, только если обладаешь ими ты один. Если о них знают многие, то все они оказываются в равных условиях. Если бы результаты моих исследований со всей технической документацией оказались в руках одного человека, это было бы действительно очень и очень опасно. Открытость и прозрачность — единственная защита от технологического апокалипсиса.
— Ну а деньги? Вы же можете стать мультимиллионером за час, просто продав любое из перечисленных вами изобретений.
— Деньги... Честно говоря, они не очень-то меня интересуют. Я никогда не стал бы заниматься каким-нибудь исследованием только ради денег. Если кто-то придет и предложит большие деньги за мою работу, я скажу: «Отлично», — но менять свои планы и заниматься тем, что мне неинтересно, не буду. Я даже не стал бы продавать никому результаты своей работы, так как слишком люблю ее. Не хочу быть научной проституткой.
У меня есть знакомый американский кибернетик, заработавший почти 100 миллионов долларов только своей научной деятельностью. Но он не может выйти за рамки контракта и заняться какой-нибудь фундаментальной научной проблемой, интересной лично ему. Я бы не хотел оказаться на его месте.
— Российские ученые часто жалуются на нехватку необходимого оборудования и материалов для исследований, для закупки которых всегда надо составлять сложные заявки и устраивать открытый конкурс на их поставку. У вас есть проблемы такого рода?
— Денег, конечно, всегда и всем не хватает. Если бы у меня было больше денег, исследования бы шли быстрее, но не более того. У меня есть все необходимое. Если у тебя есть сто долларов, ты можешь потратить их на множество разных вещей, но ты будешь долго думать, на что потратить сто миллионов, и, бьюсь об заклад, так и не придумаешь. Ну это дурацкая философия, может быть, но так и есть.
— Вы прославились в первую очередь не медицинскими технологиями, а своими исследованиями в области пересечения кибернетики и неврологии. Продолжаете исследования в этой области?
— Для меня это самое интересное. На самом деле в одиночку сделать что-то новое в области пересечения биологии, химии и кибернетики невозможно. У нас в университете созданием биороботов занимается целая команда парней из разных областей науки, я их координирую и направляю. Наша последняя идея — создание мини-робота на основе нейронов крысиного и человеческого мозга. Мы уже научили их передвигаться, избегать столкновений и обучаться на своем опыте и на опыте друг друга.
— Но ведь давно уже производятся гораздо более «умные» роботы!
— Это абсолютно другое! Нашими машинками управляют не компьютерные мозги, а органический «мозг», выращенный из зародыша буквально в чашке. Мы берем нейроны мозга крысиных зародышей и эмбрионов, погибших во время абортов (я был очень удивлен тем, как легко их достать), и выращиваем их до определенного возраста. Внутрь нейронной среды помещаем электроды, которые позволяют нам фиксировать сигналы, посылаемые нейронами. Потом все это помещаем в «тело» робота — маленький металлический контейнер на колесиках. Мне самому интереснее делать роботов, способных видеть, слышать, чувствовать. А другим ученым из нашей команды интереснее сидеть и смотреть, как растут эти мозги в чашке.
— Исследования в области биороботов чисто фундаментальные или в перспективе могут быть как-то применены на практике?
— Самое очевидное применение связано с исследованием функций и принципов функционирования памяти. Потенциально с помощью таких экспериментов мы сможем понять причины и способы лечения синдрома Дауна, сумасшествия, шизофрении. Умопомешательство или шизофрения сейчас — смертный приговор, медицина может лишь отсрочить его на несколько лет. И в отдаленной перспективе мы сможем создать биороботов, способных общаться друг с другом и людьми. У них будет совершенно особый взгляд на жизнь, интересный нам и непохожий на наш.
— С ними можно будет пообщаться?
— Ими точно можно будет управлять, мы умеем это уже сейчас. Хлопок означает «вперед», щелчок пальцами — «стой». Мы даже умеем их поощрять и наказывать. Насколько я понял из объяснений биологов, наши роботы уже умеют общаться друг с другом, как общаются собаки. Просто мы их не понимаем. Когда корова говорит «буу» — как это у вас по-русски? — мы думаем, что это глупое мычание, а это — «доброе утро». Такая же проблема у нас с роботами. Наши компьютеры фиксируют сигналы, которые биороботы посылают друг другу, и мы видим, как они обучают друг друга, но понять точный смысл сигналов не можем.
— Насколько ваши роботы умны по сравнению с человеком?
— Они имеют около пятидесяти мозговых нейронов — как у пчелы, улитки или болельщика «Манчестер Юнайтед», тогда как человек — десять миллиардов. Масштаб ясен.
— Вы можете создать робота, который сравнялся бы с человеком по своим интеллектуальным возможностям?
— Меня всегда удивляли сравнения мозга людей и роботов. В раннюю эпоху развития робототехники ученые действительно пытались «скопировать» мозг человека. И эти попытки действительно обречены на провал. Но математические способности машин уже далеко обошли людские. Ваш знаменитый шахматист, Гарри Каспаров, очень приятный парень, уже был побежден компьютером. И это случилось почти 15 лет назад! С другой стороны, люди умеют шутить, мы с вами уже несколько раз смеялись на протяжении нашего разговора. Не думаю, что машины когда-нибудь научатся шутить или пить чай, как это сейчас делаем мы. Роботы вообще отличны от людей. Их нельзя сравнивать, как нельзя сравнивать обезьян и слонов. Обезьяны умеют чистить бананы, а у слонов длинный хобот.
— В чем же роботы могут обогнать людей уже сейчас, кроме шахмат?
— Создаваемые нашей командой киборги имеют гораздо больше чувств, чем люди. Они, например, могут ощущать температуру на расстоянии и видеть инфракрасные лучи. Что касается коммуникации, то мои маленькие киборги дадут сто очков вперед самым общительным людям. Киборги умеют напрямую делиться эмоциями и ощущениями.
— Скажите, вы верите в Бога?
— Когда я был маленьким, родители водили меня в методистскую церковь каждое воскресенье. Но сейчас я не слишком религиозен. Миром кто-то управляет, но я не знаю, кто или что это.
— Я вот почему спросил. Многие верующие люди связывают библейский Апокалипсис с техногенной катастрофой. Так, вживляемые под кожу чипы ассоциируются с печатью зверя, которая, согласно тексту Апокалипсиса, как раз и будет ставиться на правую руку...
— Часто сталкиваюсь с таким взглядом. Примерно каждый месяц мне приходят письма, авторы которых обещают мне ужасное проклятие, вечные муки и так далее. Но бывает и другое. Однажды я выступал с докладом на конференции. После презентации зрители задавали вопросы, и один из них встал и сказал, что я — предвестник Апокалипсиса. Но не успел я ответить, как встал другой парень и сказал: «Бог дал этому человеку, а не вам, талант делать жизнь людей легче. Бог дал людям возможность улучшать свои способности».
Оказалось, это был епископ Ковентри, который специально пришел послушать мой доклад. Я был удивлен и очень обрадован.