http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=8f3d2d2e-d1b4-47d0-82a7-942662d5d09c&print=1© 2024 Российская академия наук
Академия наук несовершенна, но её нынешняя реформа вызывает большие опасения, полагает Елизавета Бонч-Осмоловская, заместитель директора Института микробиологии РАН, заведующая лабораторией гипертермофильных микробных сообществ, доктор биологических наук (подробнее об изысканиях её научного коллектива вы можете прочесть в материале «Микробы-экстремалы из Долины гейзеров»).
Елизавета Бонч-Осмоловская не в восторге от проекта реформы в её нынешнем виде, хотя ждёт перемен, в частности считает фатальным отсутствие контроля научных результатов Академии извне
Чего вы опасаетесь и на что надеетесь в связи с реформой Академии наук?
– Начну с того, на что надеюсь: что всё-таки новый закон не будет принят в теперешнем виде и научному сообществу удастся выиграть время и создать – в диалоге с чиновниками – компромиссный вариант реформы, устраивающий здравомыслящую и ответственную часть научного сообщества. Соответственно, очень боюсь, что, если закон будет принят сейчас, учёные будут лишены рычагов контроля над людьми, получившими власть в новых условиях, а что это будут за люди, мы не знаем, и печальный опыт реформ в других сферах нашей жизни больших надежд не внушает. С другой стороны, боюсь того, что бурный протест научного сообщества приведёт к отставке Ливанова и никаких реформ не будет вообще, а они очень нужны.
Стоит ли отстранять учёных от хозяйственных вопросов?
– На мой взгляд, стоит, но с одним условием: чтобы со стороны учёных существовал инструмент контроля решения этих хозяйственных вопросов, чтобы назначение хозяйственников обязательно утверждалось научным сообществом.
Так ли всё скверно обстоит с хозяйственной деятельностью Академии?
– Знаю только про наш небольшой институт. Средства от сдачи трёх или четырёх комнат помогают нам справиться с коммунальными платежами, делать кое-какой экстренный ремонт – бюджетных денег на это не хватает. Если бы бюджет был достаточным, комнаты использовали бы по назначению, и всем было бы только лучше.
Насколько, на ваш взгляд, прозрачно распределяли и расходовали средства в Академии?
– Каждый год наш заместитель директора делает для коллектива института финансовый отчёт, на котором рассказывает, как тратились деньги от аренды и отчисления с грантов. Выглядит всё прозрачно.
Фатально ли для академических институтов было отсутствие внешнего контроля научных результатов?
– Абсолютно фатально. Современная наука очень специализированная, и найти внутри страны экспертов в узкой области, не связанных личными отношениями с авторами, практически невозможно. Если же берётся эксперт из более отдалённой области, то он не сможет оценить уровня новизны – ведь для этого необходимо знать общемировой контекст. В результате развивается вполне довольная собой российская наука – в какой-то отдельной от мировой науки плоскости. Кстати, своим существованием она в немалой степени обязана русскоязычным журналам. Одновременно в России есть лаборатории, которые стремятся работать на мировом уровне, печататься в лучших специализированных международных журналах, но их не так много.
Как вы относитесь к идее расформировывать ещё и РАМН и РАСХН?
– Я очень мало знакома с работой этих академий, но рискну предположить, что их деятельность в основном лежит где-то между фундаментальной и прикладной наукой, не являясь в действительности ни тем ни другим. Так может быть, и следует всё качественное и фундаментальное, что там есть, перевести в большую Академию, а всё, что действительно имеет практическое приложение, уйдёт в наукоёмкий бизнес? Но это, конечно, в идеале.
Предполагается, что после реформы ключевым объектом денежных вливаний станет отдельная научная лаборатория, а не институт в целом. Не менее 50% денежных средств научные коллективы получат на конкурсной основе в форме грантов. Насколько это правильно?
– Фактически это давно так и есть, так как бюджетное финансирование предусматривает лишь оплату коммунальных платежей и очень скромную базовую зарплату. Это неплохая прибавка к пенсии, почему пенсионеры и держатся за свои места. Но для молодых людей, создающих семьи, растящих детей, снимающих жильё или выплачивающих ипотеку, эта зарплата абсолютно недостаточна. Они могут работать в науке, только если у лаборатории есть гранты, и не один, и не только от РФФИ. К тому же гранты нужны для покупки реактивов и оборудования, поездок в экспедиции и на конференции. Поэтому доля грантов в финансировании активно работающей лаборатории уже сейчас не 50%, а как минимум 80%. Если грантов будет больше и сами они будут поувесистей, это очень поможет тем, кто хочет и может работать в полную силу.
Есть ли вина академического сообщества в том, что реформу вовремя не провели самостоятельно?
– Я думаю, что виновато в этом не всё академическое сообщество, а самая что ни на есть верхушка Академии и руководство страны. Реформу надо было провести 20 лет назад, и всё у нас тогда было бы по-другому – не уехали бы самые способные из молодых, которые сейчас и были бы у руля.