http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=94b5a27d-98d8-43e7-8bb7-b2094ba23da6&print=1© 2024 Российская академия наук
Отъезд ученых за рубеж теперь рассматривается в контексте мобильности высококвалифицированных кадров
Взаимосвязь мирового научного сообщества все время возрастает.
Художник Петер Грик. "Сеть II", 2007. Источник: gric.atОб авторе: Ирина Геннадиевна Дежина - доктор экономических наук, заведующая сектором Института мировой экономики и международных отношений РАН.
Тема «утечки умов» изучается в России давно, а наиболее активно – с распада СССР, когда эмиграция ученых стала массовой. Исследования в основном посвящены двум аспектам – количественным оценкам, попыткам подсчитать, сколько и кто уехал, где они и какие позиции занимают за рубежом. Второй аспект – это изучение зарубежного опыта противодействия «утечке умов» и развития взаимоотношений с научной диаспорой. Благодаря этому направлению работ вопросы отъезда ученых за рубеж стали со временем рассматриваться в контексте мобильности высококвалифицированных кадров. Это можно считать шагом вперед не только в изучении названной проблемы, но и в изменении подходов государства к решению кадровых проблем науки.
Международный аспект
Исследования, касающиеся мобильности научных кадров, показывают, что она постоянно растет, причем особо высокими темпами после 2000 года. Уровень мобильности измеряется в первую очередь по доле иностранных ученых, работающих в стране, а также по данным о совместных публикациях и патентах ученых из разных стран.
Данные о наличии и числе зарубежных ученых собираются не во всех странах, и поэтому пока такая информация ограничена. Согласно данным Европейской комиссии, страны с наибольшей долей зарубежных исследователей – Великобритания, Австрия, Бельгия, Дания и Нидерланды. Вместе с тем по доле зарубежных ученых, работающих в стране и относящихся к кадрам высшей квалификации, лидируют США, Канада и Швейцария.
Доля совместных публикаций ученых из разных стран также выросла, по данным за 2000–2006 годы. Наиболее интенсивно развивается сотрудничество между европейскими странами и США. В то же время США значительно опережают страны ЕС по уровню сотрудничества с азиатскими государствами. Данные по США показывают, что доля статей в соавторстве с зарубежными учеными возросла с 17,1% в 1995 году до 26,6% в 2005-м. При этом наибольшее число статей в соавторстве было в астрономии – 58,4%, физике – 38,4% и математике – 36,9% (данные за 2005 год), а в наименьшей степени сотрудничество характерно для общественных наук – там в соавторстве с зарубежными учеными было опубликовано только 13,8% статей.
По странам ЕС среднегодовой прирост совместных с зарубежными соавторами публикаций составлял в 2000–2006 годах 8,8%, тогда как прирост отечественных публикаций был в среднем на уровне 2% в год. При этом характерно, что в странах ЕС соавторство с учеными из других стран является доминирующим: из всех совместных публикаций за 2006 год 71,2% приходилось на партнерства ученых из стран ЕС (27 стран) с учеными, не входящими в данную группу стран.
Применительно к России говорить о циркуляции кадров еще рано, потому что не только внутренняя мобильность очень низкая – как между организациями, так и тем более между секторами науки и регионами, но и внешняя мобильность в основном происходит в одном направлении – оттока кадров из страны.
С недавнего времени правительство разрабатывает меры, направленные как на удержание тех, кто еще не уехал, так и на развитие связей с уехавшими. Поэтому интерес представляют ответы на вопросы – насколько готовы уехавшие к сотрудничеству, в каких формах, по их мнению, такое сотрудничество должно происходить, а также возможно ли и при каких условиях возвращение уехавших.
Дело не в науке, а в самой стране
Исчерпывающие и однозначные ответы на поставленные вопросы получить нельзя, поскольку научная диаспора очень разнообразна. Намерения и оценки зависят от возраста, времени отъезда, области науки. Тем не менее некоторое представление о том, каковы настроения и суждения уехавших ученых по вопросам сотрудничества с Россией, какие формы сотрудничества наиболее для них привлекательны, могут дать результаты углубленных интервью представителей российской научной диаспоры.
Приведенные ниже данные – результат, полученный по итогам персональных интервью российских ученых, работающих за рубежом, проводившихся автором в ноябре 2008 года и затем в мае 2009-го в США. В углубленных интервью принимали участие ученые естественно-научного профиля – физики, геологи, химики, материаловеды, работающие в национальных лабораториях США. Все респонденты – мужчины, возраст – от 35 до 60 лет.
Результаты первого опроса были опубликованы в газете «Поиск» (№ 8 от 20.02.09 и № 9 от 27.02.09), и на них поступило много откликов от российских ученых, живущих за рубежом. Свое мнение высказали ученые разных специальностей, работающие не только в США, но и Европе, Японии, Малайзии, Корее, Израиле. Эти мнения также были учтены при повторном анализе и интервьюировании. Итоговое распределение респондентов по полу и возрасту представить нельзя, поскольку многие отклики были анонимными.
Обработка полученных данных показала, что страновые различия минимальны – отзывы работающих в Европе, Японии, Израиле или других странах практически не отличаются от мнений исследователей, работающих в Америке. Больше различий можно найти между теми, кто работает в национальных лабораториях, университетах и в бизнесе. Представители бизнеса занимали в целом более прагматичную позицию по вопросам сотрудничества.
Что же нравится и не нравится нашим соотечественникам в России и что их удерживает в других странах мира? Полученные ответы суммированы в таблице.
Из приведенных данных видно, что в Россию ученых притягивают люди и общение. В других странах и привлекает, и удерживает в основном то, как там устроено общество, а также наука в качестве его составной части.
Есть ряд позиций, по которым мнения разделились. Это касается таких вопросов, как есть ли еще в России среда для научного общения, насколько там квалифицированные ученые и можно ли прожить в России на доходы, получаемые от занятий наукой. Для одних в России не осталось профессионалов, с которыми было бы интересно развивать сотрудничество, другие считают, что в России немало квалифицированных ученых, с которыми интересно работать вместе. Отчасти разница суждений объясняется возрастом и специальностью. В России действительно есть направления почти утерянные, и те, кто работает в таких областях за рубежом, приезжают в Россию в основном из-за возможности привлечь студентов и просто из-за общения как такового.
Что касается заработной платы в науке, то не было однозначно негативных оценок, поскольку в России действительно есть научные группы в самых разных областях знаний, которые зарабатывают на вполне достойном уровне. И это известно их русскоязычным коллегам за рубежом: «На те деньги, которые сейчас платят научным работникам в России, можно было бы жить, если бы были приемлемые условия для работы».
Единодушно отрицательные оценки были даны по двум аспектам – организация науки в России и состояние российского общества в целом. В России нашим соотечественникам не нравится очень многое, тогда как за рубежом проблемой является фактически только микросреда общения, а удерживают там мощнейшие факторы – сама система общественного устройства, а также дети, выросшие в другой стране и постепенно забывающие русский язык.
Наконец, есть и такой серьезный и удерживающий за рубежом фактор, как тот, что многим нравится их работа. Зачем куда-то ехать, если привлекательно то место, где работаешь сейчас?
В то же время о российской науке было много нелестных отзывов. Из серьезных стоит обратить внимание на те, которые касаются системы организации науки. Бюрократизация научной жизни – фактор, значительно снижающий оптимизм в отношении перспектив развития сотрудничества с представителями научной диаспоры. Уровень бюрократизации подачи заявок на формирование лотов, процедуры оформления конкурсной документации и отчетности настолько высок, что ученым, работающим за рубежом, где заявка на финансирование может быть обоснована достаточно кратко и четко, нет никаких резонов стремиться участвовать в российских конкурсах. Те, кто уже сотрудничает с российскими учеными или ведомствами (в качестве экспертов либо выполняя совместные проекты), успели испытать некоторое изумление от той бюрократии, которая сопровождает принятие любого решения.
Плохая материальная база, как и низкая зарплата в науке, упоминались не так часто, как проблемы ее организации и состояние российского общества в целом. Понятно, что современное оборудование необходимо. Но только закупить и смонтировать оборудование – это еще далеко не все. Что и можно наблюдать в Москве и некоторых институтах в других регионах страны. Москву уже стали называть «кладбищем современного оборудования». Его больше, чем людей, которые на нем могут работать и его обслуживать. Там, где люди есть, – формируются высококлассные центры, но их – единицы.
Если внимательно вчитаться в список претензий к российской науке, то становится ясно, что ее организация и ее состояние – это частный случай общей ситуации в стране. Получается, что дело не столько в науке, сколько в самой стране?
Вот несколько характерных цитат, образно раскрывающих взгляд ученых, живущих за рубежом, на устройство жизни в России:
«Очень трудно научиться паспорт или права посылать обычной почтой. Еще труднее от этого отвыкнуть»;
«Любое (вообще любое) действие, которое требует общения с государственными органами (милиция, паспортный стол, БТИ, ГИБДД), вселяет твердое желание больше не возвращаться никогда. Общество, которое создают власть имущие своими действиями, непригодно для нормального проживания. Самое обидное, что от тебя ничего не зависит, и те персональные попытки что-то изменить (не давать и не брать) привели лишь к тому, что приходится писать здесь комментарии, не имея русских букв на клавиатуре»;
«Пожив несколько лет за границей, можно, наконец, понять, что забота государства о своих гражданах – это не лозунг и не цель, а единственное предназначение этого самого государства. В России государство о своих гражданах не заботится, более того, ни власть имущие, ни, как ни печально, большинство граждан на самом деле не представляют себе, что это такое государственная забота о населении и как это можно осуществить».
Направления и проблемы сотрудничества с Россией
Связи с Россией на персональном уровне есть практически у всех участвовавших в интервью и приславших свои отклики. Организационно оформленное сотрудничество распространено значительно реже; участвуют в российской науке в качестве экспертов единицы.
Самый распространенный вид сотрудничества – это совместные проекты, в том числе с теми, кто временно приезжает на работу в США и другие страны. Понемногу начинает распространяться такой вид взаимодействий, как проведение экспертизы проектов по заказу российских структур (в первую очередь Роснано), а также зарубежных фондов, у которых есть программы поддержки российской науки.
В то же время уже проявился целый ряд проблем, связанных с попытками развивать сотрудничество с российскими коллегами. Это в первую очередь низкие темпы работы российских институтов и коллективов, необязательность, нечеткость постановки задач либо слишком широкий охват проблематики (так называемая фундаментальная постановка задачи, приветствуемая в России и гораздо менее популярная на Западе), небрежное отношение ко времени, тогда как фактор скорости решения научной задачи становится все более критичным. Вот характерные высказывания:
«С Россией никак не идет дело. Личные встречи, письменные послания, телефонные разговоры, электронные письма практически уходят как в черную дыру»;
«С коммерческой точки зрения значительно более привлекательно выглядят контракты с местными компаниями или даже с Китаем, где о достойных деньгах не торгуются, корпуса с приборами и людьми построены, рынок продуктов, идущих в Америку и Европу, установлен, а сами китайцы берут под козырек и делают все, что им скажешь... Исполнительные и трудолюбивые люди без лишней болтовни…»
В итоге практически единодушно было высказано мнение о том, что если есть выбор между тем, чтобы сотрудничать с российскими учеными или научными группами в других странах (Европе, Америке, Израиле, Японии и т.д.), то безусловный приоритет отдается сотрудничеству с другими странами. Там – более высокий профессионализм, четкое соблюдение обязательств, лучшее оборудование, большее финансирование.
Возможно ли возвращение
На прямой вопрос о желании вернуться более половины ответили однозначно «нет». Характерно, что это были либо самые молодые участники опроса, либо уехавшие в советский период. Еще практически столько же сказали «не знаю, это вопрос сложный», и один респондент ответил, что хотел бы вернуться, но… – и далее следовал список условий, при которых это стало бы возможным.
Вопрос возвращения связан не только с решением проблем материального характера и переустройства общества. Это еще и вопрос ментальности и мировоззрения. С этой точки зрения отклики можно разделить на две неравные группы: не готовых вернуться (их большинство) и тех, кто готов вернуться из прагматических соображений. Обычно это те, для кого в центре стоит интерес к науке и кто готов вернуться при создании им хороших условий, не слишком придавая значение состоянию страны в целом. Они находятся в науке, в своей профессии, как в коконе: «Оставаться или нет – это дело глубоко личное, я особой разницы не вижу, где именно человек работает. Где удобно, там и работает. Вон специалисты по физике элементарных частиц вообще от одного ускорителя до другого ездят. Про археологов я уж и не говорю...»
Для тех, кто не готов вернуться, на первом плане стоит неприятие России с точки зрения государственного управления, отношения государства к гражданам и состояния общества. Эти ученые вряд ли вернутся и в случае предложения им хороших условий для научной работы.
Кто же именно, какие ученые, каких возрастов и регалий могли бы вернуться?
Скорее всего это молодые ученые, получившие образование за рубежом. Они могли бы вернуться из сугубо прагматических соображений – в России для них должно оказаться лучше, чем в той стране, где они сейчас. Главное, чтобы было интересное, перспективное предложение. И – «вернуться назад можно, только если ты один и очень молод».
Оппоненты этой точки зрения считают, что молодые не знакомы с российской административной культурой, им будет сложно в нее встроиться, и все это приведет к повторному оттоку. Однако с немолодым возрастом связаны свои проблемы – привычки к определенному уровню медицинского обслуживания, качества жизни в целом: «В жизни многие вещи решает время. Есть возраст, когда можно подработать в другой стране и вернуться. А есть, когда уже и нельзя. Это не всегда понимаешь в процессе».
Наконец, есть и третья, самая пессимистичная точка зрения, которую нередко с опасением высказывают те, кто не уезжал из страны: вернутся только те, кто не устроил свою научную жизнь в другой стране, то есть далеко не самые лучшие ученые.
Вопрос о привлечении диаспоры касается двух сторон – собственно диаспоры (кто хочет вернуться, как вернуть, кого вернуть, на каких условиях и т.д.) и российских ученых, которые никуда не уезжали, и кто в случае возвращения представителей диаспоры должен будет с ними работать. В многочисленных дискуссиях по вопросам взаимодействия с русскоязычными зарубежными коллегами живущие в России ученые ставят, в частности, такой вопрос – зачем возвращать уехавших?
Представляется, что важным вкладом было бы возвращение и молодых-динамичных, и опытных-маститых, а также специалистов, которые разбираются в коммерциализации результатов исследований и разработок и умеют это делать. Ведь в России наука по-прежнему замкнута на себя, изолирована ото всех остальных сфер, включая образование и промышленность, что обусловливает низкий уровень использования научных результатов. Поэтому важно привлекать в страну не только ученых, но и технологических менеджеров, владельцев наукоемких бизнесов.
Приезжающие привносят свой опыт, в том числе организации научных исследований. Это важно и для институтов, и для государственных структур, занимающихся вопросами развития науки и инноваций. Есть надежда, что приезд таких специалистов поможет что-то сдвинуть в достаточно архаичной системе организации российской науки. Причем русскоязычные ученые могут помочь значительно больше, чем другие зарубежные специалисты – хотя бы в силу знания языка и культуры в широком смысле слова.
Однако в целом из обзора мнений ученых, живущих в России и за рубежом, можно сделать вывод, что с обеих сторон есть настрой на сотрудничество и взаимодействие на вполне прагматичной основе. В этом нет ничего плохого, тем более что в целом ряде случаев за прагматизмом стоит еще и привязанность к месту, где человек родился, к бывшим и нынешним коллегам и искреннее желание оказать содействие и помощь.