http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=9b4f25ec-50e7-4dd7-8bfc-c12011f5e090&print=1
© 2024 Российская академия наук

Ума не надо

18.06.2007

Источник: Итоги, Валерия Сычева



"Интеллектуальная собственность в России не имеет рыночной цены - под нее нельзя взять кредит, сделки с ее участием нельзя застраховать. Эти важнейшие механизмы у нас пока бездействуют", - говорит глава Роспатента Борис Симонов

ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ НОУ-ХАУ ЯВЛЯЮТСЯ практически бесхозными и могут беспрепятственно "утекать" из России, к такому неутешительному выводу пришли эксперты Роспатента. Они проанализировали, как юридически защищены наши инновации в сфере высоких технологий, и обнаружили парадоксальную картину: патентовать идеи, изобретения и открытия не торопятся ни авторы, ни государственные структуры, ни частные фирмы. О непростой судьбе российской интеллектуальной собственности в интервью "Итогам" размышляет глава Роспатента Борис Симонов.

- Борис Петрович, надо понимать, слухи о гигантском нелегальном обороте наших ноу-хау подтвердились?

- Мы уже проверили более сорока организаций и выявили практически полное отсутствие правовой защиты продуктов интеллектуальной деятельности. Госзаказчики и организации-исполнители не принимают мер ни для получения патентов, ни для обеспечения охраны ноу-хау в режиме коммерческой тайны. По сути, изобретения остаются бесхозными и в принципе могут быть беспрепятственно переданы любому лицу, в том числе за рубеж. Когда у изобретений нет собственника, то любая их передача является незаконной. Отсюда и нелегальный оборот.

- А из библиотеки вашего ведомства, где хранятся более 120 миллионов описаний изобретений со всего мира, идеи не утекают?

- Основным назначением таких описаний как раз и является обеспечение доступа ко всем идеям и конкретным техническим решениям. Другое дело - коммерческое использование решений, охраняемых действующими патентами. Оно правомерно лишь в случае официального разрешения патентообладателя. Смысл патентного реестра в том, чтобы собственник идеи мог использовать ее с максимальной выгодой, а заинтересованные - лица знали, к кому обращаться. Ведь интеллектуальная собственность - это информация плюс права. Если продается информация, то цена ей - три копейки, если с правами - возможно, миллионы.

- Как определяется стоимость изобретения?

- Интеллектуальная собственность в России не имеет рыночной цены - под нее нельзя взять кредит, сделки с ее участием нельзя застраховать. Эти важнейшие механизмы у нас пока бездействуют. На Западе такие рынки давно работают, мы же лишь пятнадцать лет назад встали на эти рельсы. Цена интеллектуальной собственности, например, компании PepsiCo колеблется от 56 до 76 миллиардов долларов. А у нас интеллектуальная собственность на рынке вообще не котируется - в легальном обороте ее очень мало. 86-90 миллиардов рублей - это все, что стоит на балансах институтов и прочих хозяйствующих субъектов. Остальное вращается в "сером" обороте, и под него ни один банк ни копейки не даст. Впрочем, у нас есть две биржи, оформившие лицензии на продажу акций высокотехнологичных компаний. Но таких акций в стране не обнаружилось. А пока интеллектуальная собственность в самой России неликвидна, говорить о каком-то технологическом прорыве не приходится. Государство должно помочь сделать ее ликвидной - в этом случае заработают совсем другие механизмы, и нам не надо будет копаться, сколько изобретений оно закрепило за собой, сколько отдало в частный сектор.

- Пока можно и покопаться. Как вышло, что из 157 тысяч действующих российских патентов лишь двести двадцать пять оформлены на имя Российской Федерации?

- В США, скажем, число патентов, выдаваемых на имя государства, тоже снижается и сегодня составляет около восьмисот в год. В России же законодательные нормы, позволяющие закрепить за государством права на изобретения, были введены лишь в 2003 году, а порядок распоряжения ими - в 2005 году. К государству отошли патенты в сфере обороны, безопасности и защиты здоровья населения, практически все остальное - к исполнителям госконтрактов.

- Удается ли запускать в производство ноу-хау, создаваемые за госсчет?

- Как правило, у нас высокие технологии создаются в научных учреждениях и вузах, и механизм их легальной передачи производителям пока плохо отлажен. Со вступлением в силу закона о передаче технологий данные вопросы будут окончательно "расшиты". На Западе это четко отрегулировано. Сегодня там даже третьеразрядный университет зарабатывает миллионы за счет лицензирования результатов своей научно-технической деятельности. Сами они, разумеется, никаких товаров на основе своих разработок не выпускают - доверяют это на определенных условиях производителям.

- Что сегодня изобретают?

- Как и в СССР, изобретения главным образом связаны с добычей полезных ископаемых, металлургией, пищевой промышленностью, медициной.

- При этом сейчас доля России на мировом инновационном рынке всего 0,3 процента, а в советские времена мы делили второе после Японии место с нынешними лидерами - американцами. Кулибины перевелись?

- Не думаю, что в СССР изобретали больше. В 70-е годы, например, ежегодно подавалось примерно 150 тысяч заявок, из которых на долю России приходилось около 90 тысяч. В минувшем году у нас подано 50 тысяч заявок. Разрыв на первый взгляд впечатляющий. Но в годы застоя количество полученных авторских свидетельств было одним из главных критериев оценки работы того или иного НИИ, и ученые мужи гнали план по валу, дробя одно изобретение на несколько. К тому же авторам выплачивалось единовременное вознаграждение от 20 до 200 рублей. Сегодня, напротив, изобретатель сам должен заплатить немалую пошлину за подачу заявки, проведение экспертизы и, наконец, за патент. Да и процедура оформления усложнилась. Ведь в советские времена все права переходили государству, а сегодняшний патент - заявка на коммерцию.

- Выходит, изобретаем не меньше, но при этом резко сдали позиции?

- Наша проблема не в том, что кулибины перевелись, а в том, что эдисонов практически нет. Эдисон закрепил права на усовершенствованную лампу накаливания и стал вполне самодостаточным миллионером. Мы же можем творить, рождать блестящие идеи, но без правовой огранки они превращаются в подарки чужим дядям. Сегодня доля присутствия компаний тех или иных стран на инновационном рынке практически совпадаете долей этих стран в международном патентовании: 36 процентов составляют патенты с американской родословной, 26 процентов - с германской, 0,3 процента - с российской. Без патента продукт теряет юридическую защиту - любой может производить то же самое. У нас основные держатели "пакета акций" изобретений - государственные академические институты, на Западе - это корпоративная наука. У Sony, например, есть структура, непосредственно занимающаяся научными разработками, и лицензионный патентный институт. Транснациональные компании имеют свои представительства во всех развитых и развивающихся странах мира. Они в отличие от нас тщательно взращивают свою интеллектуальную собственность. Например, в производимой в России технике реализовано в лучшем случае один-два патента, тогда как в самом среднем сотовом телефоне - 200-300 патентов.

Возможно, там также используются технические решения, права на которые принадлежат другим компаниям, но, как правило, фирмы, имеющие лицензионные соглашения, потом сливаются: мы это видим на примере автомобильных корпораций. Ведь разработка новой модели требует миллиардных инвестиций. Объединение компаний и обмен лицензиями позволяет использовать предыдущие разработки каждой из них для создания новой конкурентоспособной модели, резко сокращая затраты. Мы же, по сути, дарим свои научно-технические решения, не имеющие правовой охраны, а потом сокрушаемся: ох, украли!

- Ну, по этой части мы и сами не промах, причем чужие патенты тому не помеха.

- Действительно, некоторые наши предприятия, ознакомившись с зарубежным опытом, по сути, скопировали те или иные технологии, "забыв" об их правовой охране. Но это до первого значимого коммерческого успеха - затем законный владелец лицензии просто-напросто такой бизнес прикроет. Сегодня много способов убрать контрафакт с рынка. Отчеты наших таможенников уже пестрят информацией о задержании товара с признаками контрафакта, органы правопорядка рассматривают порядка 5-6 тысяч дел в год, около тысячи передаются в суд. Работают двадцать международных договоров в сфере интеллектуальной собственности, есть международная регистрация и патентов, и промобразцов, и товарных знаков. Российское законодательство в сфере интеллектуальной собственности гармонизировано с законодательством ведущих стран, а с вступлением России в ВТО будет заметно активизирована правоприменительная практика, что резко осложнит, а во многих случаях сделает невозможным серьезное нарушение прав интеллектуальной собственности.

- А есть за что бороться, если многие ниши на инновационном рынке уже заняты?

- Безусловно. Становление многих высокотехнологических компаний произошло именно за счет грамотной патентной стратегии и тактики. Скажем, компания опоздала застолбить какое-то направление развития инноваций, но сумела закрепить за собой права на какой-то участок этого направления. У конкурента есть выбор: либо вступить с ней в партнерские отношения и обменяться перекрестными лицензиями, чтобы вдвоем стать монополистами на рынке, либо попытаться аннулировать в соответствии с законодательством "мешающие" патенты. Если слабых звеньев в правовой охране изобретения нет, то опоздавшая к разделу рынка компания наверняка станет либо достойным конкурентом фирмы первой волны, либо партнером.