http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=9bf4274e-9981-4b5b-b527-4fc87ee5f5c7&print=1
© 2024 Российская академия наук
Справка:
Гельфанд Михаил Сергеевич, заместитель директора Института проблем передачи информации РАН, кандидат физико-математических наук, доктор биологических наук Михаил Гельфанд: «Институты — неправильная единица измерения. Правильная — лаборатории и научные группы» Все государственные научные организации будут оцениваться по единым принципам оценки результативности, разработанным в Минобрнауки. Будет ли эффективен такой унифицированный подход?
— Тут есть сразу два вопроса — нужна ли реформа, и как её проводить?
Реформа, по-видимому, нужна, потому что наука в России находится в тяжёлом состоянии, которое продолжает усугубляться — несмотря на то, что денег становится больше. Думаю, одна из причин такого тяжёлого положения — абсолютно непрозрачная система финансирования науки. Тут и министерства «молодцы», и Академия «молодцы» — один не лучше другого. Есть министерские как-бы-конкурсы, где заранее известен победитель, есть академические программы, в которых тоже все заранее сторговались, кто будет участвовать, и кто сколько получит.
Основное, что должно быть в этой реформе — переход к нормальной конкурсной системе. Причём конкурсы Министерства науки должны стать существенно более прозрачными и с менее узко определёнными заданиями, а академические программы должны стать конкурсными, должны быть вынесены из-под ковра на свет божий.
Затем можно было бы, скажем, постепенно увеличивать долю конкурсного финансирования, и начинать финансировать институты за счёт того, что называется overhead’ами, — чтобы институт был заинтересован в том, что его сотрудники выигрывают эти конкурсы, а параллельно снижать постепенно долю сметного финансирования. Тогда все проблемы «быть или не быть» решатся сами собой. Сильные институты останутся и будут иметь возможность расти, а слабые институты, которые в нормальной конкурентной среде не смогут получить финансирование, ушли бы с этого поля.
Вторая проблема, которая была бы при таком подходе решена, — это то, что институты сами по себе очень неоднородны. То есть не бывает такого, чтобы они были равномерно сильными или равномерно слабыми. В каждом институте есть более слабые и более сильные лаборатории. Как их считать — по лучшим или по среднему уровню? И вот вопрос — действительно ли у нас много институтов, которые надо закрывать? Я думаю, что институты — это в принципе неправильная единица измерения. Правильная — это лаборатории и научные группы. Меня очень тревожит ситуация, когда в большом институте два-три сильных лаборатории, а остальные совсем слабые, — какова будет судьба сильных лабораторий, если институт будут закрывать, реорганизовывать и т.п.? Про это никто не думает, а таких примеров много.
Другое дело, что в системе, которая у нас есть, практически всё финансирование сметное, и по лабораториям оно распределяться не может, никаких бухгалтеров не хватит. При сметном финансировании институт является базовой единицей. В случае нормальной системы грантового финансирования единицей как раз и будет научная группа, лаборатория, сектор. И хорошо будет тому институту, в котором много сильных лабораторий, и ценить их будут как кормильцев, а не как сейчас бывает — травить за то, что много о себе воображают. Это вторая сторона проблемы.
И третья сторона — сами критерии оценки. Сама по себе идея некоторой инвентаризации научных учреждений, по-моему, разумна. В своё время в Академии наук была комиссия, которая такую работу провела. Но результаты работы той комиссии, к сожалению, не были обнародованы. Наверное, было бы очень интересно посмотреть, что было несколько лет тому назад, и сравнить с тем, что получится сейчас. Если будет разумная система показателей — публикации в рецензируемых журналах; чтение лекций, причём не абы каких, а лекций по профилю; наличие аспирантов и дипломников, и опять, не просто дипломников, а именно тех, кто потом остаётся работать в науке; патенты; для геологов — карты; для филологов — словари, то очень хорошо. И все эти данные опубликовать — это всё было бы очень полезно. Возрастную структуру тоже можно посмотреть.
А вот как на основе этой информации принимать решения — это вопрос существенно более сложный. Может быть простая ситуация — если по всем пунктам примерно ноль, то контору можно спокойно закрывать. Но такие совсем уж простые случаи будут не так часты. А вот по остальным организациям будет тяжёлая ситуация. Искушение сделать одну цифру, и по ней всех построить — велико и губительно.
Скажем, в случае с ПРНД — это не было вопросом жизни и смерти. Неэффективный по ПРНД сотрудник получает зарплату без надбавки, это не настолько мало, чтобы вообще не иметь средств к существованию. Там можно было пользоваться относительно простым и грубым критерием, тем более что оставалась доля у института на поправку каких-то частных несправедливостей. И, опять же, ясно, что ПРНД разумно только как временная мера до появления нормальной грантовой системы, а такую формальную систему сделать существенно лучше просто не получится (а она должна быть формальной, иначе мы опять получаем произвол администрации).
А ранжировать все институты таким способом было бы странным занятием по двум причинам. Первое — потому что все эти организации не сопоставимы: количество публикаций молекулярных биологов и математиков отличается на порядок. Или, допустим, у молекулярных биологов и у физиологов. И в этом смысле их будет бессмысленно сравнивать по числу публикаций.
Ещё одна проблема, я уже говорил — ситуация одной хорошей лаборатории в институте, где остальные слабые. Это очень опасно. У чиновников будет возникать искушение закрыть этот институт вместе с неплохой лабораторией. Более того, жизненный опыт показывает, что обычно такие лаборатории не являются самыми любимыми у администрации института, никто за них хлопотать не будет.
Кто должен проводить оценку научных организаций — министерства, РАН или, может быть, независимые организации?
И в РАН, и в министерстве есть честные и квалифицированные люди, — но система такова, что отдельные люди ничего сделать не могут, прозрачных механизмов нет, а давление со всех сторон очень большое. Я бы даже не говорил о прямом распиле, тут нужны более серьёзные основания, чем простые слухи и подозрения. Но просто ситуация, когда учёный с административными возможностями искренне считает свою задачу самой важной и потому эти возможности использует на всю катушку, — этого мы видим сколько угодно, это просто по результатам конкурсов видно. А теперь представьте себе, что речь пойдёт о судьбе целых институтов.
Оценивать научные организации должны сильные и разумные люди, и, главное, добросовестные во всех смыслах; это ответственное дело. Но нет ни малейшей надежды, что так будет Какие можно привлечь независимые организации? Если говорить о нашей стране, я не очень понимаю, что такое «независимая организация». Скажем, в Германии, в научную организацию раз в 10 лет приезжает комиссия, которая состоит из учёных, причём не только немецких, но и из других стран. Они оценивают деятельность института, и в результате он может и закрыться, а иногда — наоборот, получает повышенное финансирование. В США в институтах NIH такая же система, только там основной аудит идёт на уровне лабораторий. Если делать так, и не пытаться сделать всё за один год, тем более за три последних месяца года, — это было бы разумно. Тогда будет не так важно, кто именно это устраивает. Тот, кто устраивает, фактически выполняет служебную роль, роль менеджера — билеты заказывает людям, которые приедут, гостиницу. Ну, это я преувеличил. На самом деле, скажем, состав комиссии надо так сформировать, чтобы там были сильные и разумные люди, и, главное, добросовестные во всех смыслах; это ответственное дело. Но нет ни малейшей надежды, что так будет.
И ещё одно. Меня очень тревожат комментарии, которыми всё это сопровождается. Когда руководители страны говорят, что «государство будет поддерживать только те научные организации, которые выдают на-гора конкретный товар или продукцию», возникает подозрение, что они не очень хорошо представляют себе, что такое научный институт и чем он отличается от заводского КБ, — при всём уважении к последнему.