Версия для печати
Вернуться к списку

НАУКУ САЖАЮТ НА ГОЛОДНЫЙ ПАЕК

«Завершаем 2016 год с бюджетом в 86 млрд. рублей, а бюджет 2017 года — то, что записано за ФАНО, — 73,5 млрд.», — уточнил он.

Другими словами, бюджет ФАНО будет урезан на 15%. Сокращение финансирования затронет, в частности, фундаментальные научные исследования — если в 2016 году на них было потрачено 72,5 млрд. рублей, то на 2017 год заложено 67,5 млрд.

Заметим: расходы на науку подвергаются секвестру не первый раз. В 2014 году общий бюджет ФАНО составлял 108 млрд. рублей, в 2015-м — уже 99 млрд. Теперь, как сообщил Михаил Котюков, сформирован трехлетний бюджетный план, и тенденция на 2017−2019 годы «немного отличается» от предыдущего «резкого снижения финансирования» — к 2019 году должно произойти «выравнивание» ежегодных расходов на науку.

Котюков, кроме того, заверил, что агентство будет «в течение всего года работать с министерствами по привлечению дополнительных средств, в том числе для повышения зарплат научным сотрудникам и сотрудникам других категорий». Выглядит это — прямо скажем — как попытка подсластить пилюлю.

На деле, ФАНО продолжает следовать прежним реформистским курсом. Согласно отчету агентства, в 2016 году была продолжена реорганизация научных институтов. Это одна из составляющих реформы РАН, которую проводит ФАНО с момента создания в сентябре 2013 года. Эффективные научные учреждения предлагалось объединять, а неэффективные — ликвидировать.

С начала реформы, по данным на 1 декабря 2016 года, были реорганизованы в форме присоединения 115 учреждений по 25 проектам. Еще 35 учреждений по 9 проектам продолжают процедуру слияния.

«У нас в прошлом году был подготовлен план по 23 проектам, сверх плана мы получили еще 52 инициативы. Всего в инициативном порядке более 330 институтов выразили желание участвовать в реструктуризации. Большое количество проектов находится на согласовании в РАН, по части мы выработали согласованную позицию и направляем их для одобрения в правительство РФ», — бодро отрапортовал Михаил Котюков.

Между тем, еще в январе 2016 года глава РАН Владимир Фортов на заседании Совета при президенте РФ по науке и образованию указал на неудовлетворительные итоги реформы. Он заявил, что Россия «существенно отстала в научной сфере, опустившись до уровня Ирана, вводимые в стране научные стратегии не способствуют улучшению ситуации». А член-корреспондент РАН историк Аскольд Иванчик откровенно признал, что РАН «практически утратила возможность влиять на управление наукой, а ФАНО, получившее все полномочия, для этого не обладает достаточной компетенцией».

Что происходит с наукой в России, к чему ведет бесконечное урезание расходов на научные исследования?

— Бюджет ФАНО верстается не в самом агентстве, а в Минфине и правительстве РФ, — отмечает доктор физико-математических наук, академик РАН Борис Кашин. — Для кабмина в последнее время характерна риторика в поддержку фундаментальной науки, и в то же время непонимание, как наука должна развиваться. Ситуация усугубляется глубоким недоверием власти к ученым, и ориентацией на прежний пул советников по науке.

Вопросы вызывает именно структура управления, которая представлена Советом при президенте РФ по науке и образованию. Мне она напоминает методы управления XIX века, когда монархи прислушивались к мнению тех, кого они сами записывали в приближенные, и выбирали из предложенных решений то, что было наиболее близко им лично.

На мой взгляд, именно эта архаичная система не дает российской власти четкого понимания, как должна развиваться наука. И ведет, по сути, к развалу научно-технической политики государства.

Между тем, в наше время без науки нельзя принять верные решения по стратегическим вопросам. Кроме того, мир так устроен, что научные разработки, которые вчера воспринимались как чисто теоретические и были никому не нужны, сегодня оказываются прикладными и весьма востребованными.

Мы же сегодня зачастую не можем понять, что происходит на переднем крае науки — из-за того, что наши ведущие ученые за три года реформ уехали из России. А другие страны в это самое время развивают науку впечатляющими темпами.

Например, в течение последних пяти лет число научных статей российских математиков держится примерно на одном уровне. А в Китае за эти же годы число таких публикаций выросло на 50%, в США — на 20%. Вы думаете, американцы и китайцы развивают математику по глупости?!

«СП»: — Получается, дело не только в урезанном бюджете?

— Конечно. Проблема в том, что власти относятся к ученым свысока, а научные проекты продвигают зачастую нежизнеспособные, вроде того же инновационного центра «Сколково» или корпорации по развитию нанотехнологий «Роснано».

На мой взгляд, за таким курсом просматриваются стратегические интересы наших геополитических противников.

«СП»: — Что необходимо, чтобы сохранить имеющийся научный потенциал?

— Я считаю, необходимо ограничить возможности государства влиять на науку. Надо понимать: в XXI веке роль науки колоссальна, и решать ее проблемы по рецептам вековой давности просто невозможно.

Кроме того, во всех развитых странах мира — США, Франции, Германии, — власти очень бережно относятся к научным кадрам. И только в России ученых могут аттестовать на полгода, и при этом требовать от них гарантированных научных результатов.

В СССР, замечу, такого и близко не было. Неслучайно одной из причин, по которой Никиту Хрущева отправили в отставку с поста первого секретаря ЦК КПСС, была его попытка «разобраться» с РАН.

Должен заметить, те же Штаты очень многое взяли из советской системы администрирования науки. Плюс, конечно, сейчас на США работают десятки тысяч бывших советских ученых. Но в целом, в Америке давно поняли главное: ученому необходимо предоставить пожизненную позицию, и отстать от него со всякой бюрократией.

В России же, такое впечатление, ученых пытаются загнать в казармы.

«СП»: — Ситуация выправилась бы, если бы государство ставило перед наукой сверхзадачи, вроде советского атомного проекта?

— Конечно, сверхзадачи необходимы. Другое дело, они должны ставиться, исходя из реальных потребностей страны, а не браться с потолка. Но нынешние власти, я считаю, сформулировать такие задачи не способны.

— По показателю удельного веса затрат на науку — 1,13% ВВП — Россия значительно отстает от ведущих стран мира, и занимает скромное 34-е место, — напоминает председатель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова, профессор кафедры международных финансов МГИМО (У) Валентин Катасонов. — Если же сравнивать расходы на исследования и разработки (ИР), мы окажемся на 9-м месте — в 2015-м объем внутренних затрат на ИР составил 914,7 млрд. рублей. Много это или мало?

Чтобы ответить на вопрос, приведу еще несколько цифр. За 1995−2015 годы внутренние затраты на ИР в России выросли в 2,6 раза (в постоянных ценах). За тот же период в Китае они выросли в 19,9 раза, в Южной Корее — в 4,4 раза, в Израиле — в 3,4 раза.

Между тем, во времена СССР мы занимали по этим показателям лидирующие позиции в иностранных рейтингах.

«СП» — Почему мы упорно урезаем расходы на науку?

— Значительная часть фундаментальных исследований всегда направлена на укрепление оборонного потенциала страны. А сейчас против России ведется необъявленная гибридная война со стороны Запада. В этих условиях наш геополитический противник, используя «пятую колонну» внутри РФ, бьет в жизненно-важные для нас точки: фундаментальную науку и научные кадры.

Замечу, что еще одна приоритетная задача противника — разрушить систему образования в России, особенно высшего образования, связанного с подготовкой кадров технического профиля.

Запад действует вполне успешно. Значительный пласт нынешних российских ученых — это люди 60−70 лет. Заменить их, по сути, некем: молодежь в науку упорно не идет, прежде всего, из-за неконкурентной оплаты труда.

«СП»: — Успешное развитие науки может поднять темпы роста экономики РФ?

— Фундаментальная наука никогда не оценивается по экономическому эффекту. Именно поэтому она на 100% финансируется из бюджета. Конечно, фундаментальная наука приносит плоды, но они выходят за горизонт 20−30 лет. Должно пройти несколько десятков лет, чтобы, скажем, открытие в области квантовой физики материализовались в виде новой бомбы, или атомного реактора.

Что же касается прикладных исследований, они должны окупаться. Другой вопрос, что в России практически нет наукоемкой промышленности, которая и выступает заказчиком подобных исследований.

Есть, однако, и факт, который снижает остроту проблемы: на Западе сегодня фундаментальная наука также сильно недофинансируется…