Версия для печати
Вернуться к списку

БУМАЖНЫЙ НОСИТЕЛЬ

К 300-летнему юбилею Михаила Васильевича Ломоносова, который отмечался в прошлом году, в России было издано несколько десятков книг – полноценная библиотека, включая уникальное переиздание Полного собрания сочинений в 10 томах (М.,СПб.: Наука, 2011). Некоторые издания продолжают догонять, как бы по инерции, красивый юбилей и в этом году.

Академическое книгоиздание у нас всегда славилось своим качеством (в смысле полиграфического исполнения) и уровнем подготовки текстов. Альбом «Ломоносов и Академия наук» в полной мере представляет традицию.

Тема «Ломоносов и Академия наук» так навсегда и останется актуальной. Ведь и дату рождения Михаила Васильевича Ломоносова мы до сих пор точно не знаем – она установлена декретно, о чем иронично писал автор классических трудов о Ломоносове А.А.Морозов: «День рождения М.В.Ломоносова точно не установлен. Позднее, по решению Академии наук, его принято считать 8 (19) ноября 1711 года».

Из издательской аннотации: «Издание представляет уникальные архивные документы и музейные экспонаты XVIII–XX веков, связанные с жизнью и деятельностью Ломоносова, из собраний учреждений Российской академии наук. В научных статьях и воспроизведениях исторических документов отражена жизнь и деятельность гениального русского ученого-энциклопедиста, поэта и художника и особенно его деятельность и научное творчество в стенах Императорской академии наук». Все – правда.

Особенно, конечно, впечатляет видеоряд книги. Гравюры, живопись, фотографии, факсимиле многих ломоносовских рукописей, карты, схемы, архитектурные планы… XVIII век вдруг приобрел визуальность. А плюс к этому – матовая мелованная бумага, формат ин-октаво (одна восьмая печатного листа). Тот случай, когда книгу, с одной стороны, хочется подержать в руках, с другой – немного страшно прикасаться. Но, преодолев этот естественный психологический барьер, читатель будет вознагражден многими любопытными фактами.

Например, в волостной книге Куроострова, где родился Михайло, записано: «1730 года декабря седьмого отпущен Михайло Васильев сын Ломоносов к Москве и к морю до сентября 1731 года». Так что до 1747 года его отец, а затем и мир вынуждены были платить подушную подать за числившегося в бегах Михайло. Оказывается, и такое бывало с нашим национальным гением. Между прочим, к 1745 году Ломоносов представил в академию три диссертации: «О действии химических растворителей вообще», «Физические размышления о причинах теплоты и холода», «О вольном движении воздуха, в рудниках примечаемом».

Не менее интересны данные о численном составе Академии наук к моменту появления в ней Ломоносова. К 1742 году общий численный состав Императорской академии наук достигал 400 человек, в том числе: 11 профессоров, 6 почетных членов, 9 адъюнктов, 8 переводчиков, 17 студентов и 113 гимназистов (глава «Академия наук в середине XVIII столетия»).

При желании в книге можно найти и аллюзии к современности. «Главную причину тяжелого положения <академии> Ломоносов видел в непрофессиональном управлении – Академией наук должны управлять ученые. Академия не должна быть отягощена заботами и работой, направленной на получение «барышей», отвлекающих академиков от их истинных задач, потому что она должна содержаться на казенный счет», – пишет автор одной из статей Н.П.Копанева. Как будто не про Ломоносова, а просто репортаж с недавнего Общего собрания Российской академии наук. Мотив этот несколько раз повторяется в книге.

А для книговедов, библиофилов и историков, несомненно, весьма полезной окажется глава «Изучение и публикация научного наследия М.В.Ломоносова» (В.Ю.Афиани).

Доктор физико-математических наук, старший научный сотрудник Института молекулярной биологии РАН Юрий Нечипоренко как-то давно и крепко прикипел к научной популяризации, причем к той ее разновидности, которая ориентирована на детей младшего и среднего школьного возраста. Многие годы, например, он остается главным редактором журнала (теперь – интернет-ресурса) «Электронные пампасы»… Поэтому книжка про Ломоносова в его творчестве очень органична. Книжка необычная.

Если «Ломоносов и Академия наук» – это классика парадной академической публицистики, капитальная, иногда немного тяжеловесная (что, впрочем, создает ей особую ауру), то «Помощник царям» – ажурная, прозрачная акварель на заданную тему. Большая заслуга в создании этой вязи – необыкновенно точная, ироничная и психологически достоверная работа художника Евгения Подколзина (на титуле так и обозначено – «Картинки Евгения Подколзина»).

Однако стоит заметить, что у этого ажурного биографического очерка – семь (sic!) рецензентов, в том числе четыре доктора физико-математических наук и один кандидат филологических наук. Не менее великолепно полиграфическое исполнение (все тот же формат ин-октаво, что и у «Ломоносова и Академия наук», мелованная, слегка-слегка тонированная бумага). Так что этому изданию можно доверять, и нестыдно, если понадобится, ссылаться на него, вносить в библиографические списки.

А кроме того, Юрий Нечипоренко снабдил свою работу интереснейшими деталями. Ну, например, такими. Отправившимся в Германию на обучение студентам – и Ломоносову в их числе – были выданы деньги из госбюджета на проживание и обучение – «больше трех сотен рублей каждому». И тут же в сноске: «Корова стоила тогда три рубля, так что на каждого студента Россия тратила в год по тучному стаду коров».

Пожалуй, я впервые в этой книжке нашел четкое и недвусмысленное объяснение феномена игнорирования на Западе гения Ломоносова (вспомнить хотя бы закон сохранения массы, впервые описанный Михаилом Васильевичем, но так и не закрепившийся за ним в западной истории науки). Причина проста: Ломоносову в каком-то смысле не очень повезло с преподавателем в Германии – профессором Христианом Вольфом.

«Хотя Вольф придавал математике большое значение, но он больше философствовал и не обучал Ломоносова высшей математике. В трудах Ломоносова почти нет формул: есть определения, объяснения, описания и опыты, но нет математики», – отмечает Нечипоренко. И далее: «Ньютон прислал Петру I шесть копий своей главной книги «Математические начала натуральной философии» для библиотек России. Ломоносов, по преданию, отложил эту книгу со словами: «Премудрость сия великая есть». Кажется, только в математике Ломоносов не сделал никаких открытий. В том, что Ломоносов не освоил подхода Ньютона и Лейбница в науке, заключалась одна из причин его драмы как ученого: многие явления он понимал верно, описывал точно, но не мог облечь эти описания в формулы». Кажется, Нильсу Бору принадлежит афоризм, вполне подходящий к этой ситуации: «Есть только одна наука – математика; все остальное – собирание марок».

Кстати, насчет шести экземпляров «Начал…», якобы присланных Ньютоном Петру I. Возможно, Юрий Нечипоренко погорячился. По крайней мере до второй половины прошлого века считалось, что в России нет ни одного экземпляра прижизненного издания знаменитого труда Ньютона. Лишь относительно недавно таковой был обнаружен в библиотеке Московского государственного университета. Но это действительно лишь разночтения.

Зато завершается «Помощник царям» компактным, но чрезвычайно насыщенным приложением: выдержки из антикварных книг и документов ломоносовской эпохи, касающиеся биографии Ломоносова; «Выдержки из журнала Академии наук»; «Отзыв Леонарда Эйлера о трудах Ломоносова»; рапорты Ломоносова о своих «трудах и упражнениях в науках с 1751 года»; список естественно-научных трудов Ломоносова; именной указатель «Краткая летопись жизни и трудов М.В.Ломоносова».

25 лет тому назад трое сотрудников Научно-исследовательского радиофизического института в Нижнем Новгороде решили предать бумаге тексты своих друзей-физиков, которые, как оказалось, были и лириками. «Предполагалось домашнее издание (100 экземпляров) на ксероксе, но тут неожиданно подвернулся спонсор...» – вспоминает один из этой троицы, Евгений Стрелков. Правда, спонсор потребовал сделать издание посолиднее. Так и завертелось… А в итоге – уже 17-й выпуск.

Евгений Стрелков сейчас возглавляет небольшую и очень креативную дизайн-студию с одноименным названием – «Дирижабль», которая и занимается дизайном этого альманаха. А заодно и оплачивает часть расходов на издание. Про то, откуда другая часть, рассказал сам Евгений: «С деньгами сейчас так. Несколько человек (до 10), все из радиофизиков, мои знакомые по университету покупают за 1000 рублей по нумерованному экземпляру. Это дает мне до половины суммы (чуть меньше, на номер при самой большой экономии надо тысяч 25)». В рамочке на титуле значится: «25 экземпляров этого выпуска частично подкрашены акварелью, проштемпелеваны и пронумерованы для специальных подписчиков». Хороший манок для коллекционеров и библиофилов.

«С какого-то момента выпуски стали тематическими – дневниковый, морской, волжский, французский, балканский, биологический, – поясняет Евгений Стрелков. – Темой следующего номера, возможно, будет техника – в самом широком понимании». А нынешний обозреваемый – «Дирижабль. Антропный».

Скрывать нечего: издание для яйцеголовых. Жанр короткого эссе (иногда – сверхкороткого) позволил вместить в 64 полосы тексты с картинками 35-ти авторов. Беллетристика и даже стихи в этом выпуске «Дирижабля» тоже эссеистичны и к тому же идеально ложатся в заданную тему антропологии. Вот, например:

хочешь, голое платье принцессы

будем мерить с тобой до утра:

на востоке важнее процесс,

а на западе результат.

в центре мира –

помайне вира.

Москвовед и эссеист Рустам Рахматуллин как-то заметил, что эссе – это исследование с помощью текста, буквально «творящий текст». 35 авторов антропного «Дирижабля» – из Нижнего Новгорода, Кемерова, Лондона, Москвы, Ардеше (Франция), Санкт-Петербурга, Казани, Улан-Удэ, Саратова, Новосибирска, Тольятти, Энгельса – сотворили умный, слегка ироничный журнал. И стильный. Стиль лучше всего характеризуют слова Оскара Уайльда, вынесенные в девиз альманаха: Ничего удивительного, что в этом выпуске – тексты литератора Андрея Битова, биолога-эволюциониста Александра Маркова, географа и культуролога Дмитрия Замятина (кстати, постоянного автора «НГ-науки»), лингвиста Максима Кронгауза, издателя Ивана Лимбаха… А есть еще и рисунки Леонида Тишкова, и мини-комикс Игоря Колесова (Memory Prints).

а мой вкус, самый сильный материал 17-го «Дирижабля» – текст архитектора, эссеиста и книжного графика Андрея Балдина «О затылке Москвы и Льва Толстого». Это надо читать насквозь, конечно. Но приведу пару цитат. «Толстой страшился тени от московской головы, языческого не-пространства, которое вместе с глухими лесами подходило к Москве с востока. Им владел особый метагеографический страх, общий для Толстого и Москвы, а значит, в той или иной степени вмененный всем нам, читателям и почитателям Толстого».

Именно в силу этого обстоятельства, как доказывает Балдин, в Отечественной войне 1812 года для нас и не существует почти затылка-востока. «Удивительная (ментальная) асимметрия – и несправедливость. Нижегородская эвакуация есть важнейшая часть истории той войны. Половина населения, государственный архив, кремлевские сокровища, университет – все в кратчайшие сроки было перевезено из Москвы в Нижний. Что-то барками по Оке, что-то через Владимир прямым ходом. Это был организационный подвиг». Вообще-то здесь сильный исторический аргумент к вспыхнувшим сегодня дискуссиям о возможности переноса столицы России на восток.

Наблюдения за наблюдателями

Строго говоря, перед нами – каталог специального проекта 4-й Московской биеннале современного искусства (23 сентября – 30 октября 2011 года). Подготовлен уже знакомой нам дизайн-студией «Дирижабль» из Нижнего Новгорода. Но язык не поворачивается назвать это издание так банально – каталог биеннале. Фактически это полноценное исследование по истории науки. В частности, истории старинных оптических приборов, оптических иллюзий и современных, оптических же, медиа.

Открывается этот том разворотом, на котором интереснейший хронологический ряд, даже четыре (1600–1950): акустика, оптика, электрика, синтез. Один только пример. Некто А.Кирхер в 1650-е годы изобрел прибор для слабослышащих, мегафон. О том, насколько долгоживущим и актуальным окажется его детище, вряд ли догадывался и сам Кирхер! Таких изюминок – в изобилии. Правильнее всего было бы просто перечислить названия статей, помещенных в этот том. Вам все станет понятно. Вот они.

Одно общее наблюдение. Неотразимое – в буквальном смысле! – впечатление производят на глаз современного человека, измученный глянцевыми разворотами, гравюрная вязь. Взгляд не отскакивает, а, наоборот, прилипает к такой черно-белой картинке. Медленное, внимательное чтение и такое же разглядывание – все это в изобилии в «Иллюзионе…».