http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=a31516d4-41b8-464e-9169-233b341570b5&print=1© 2024 Российская академия наук
Он окликнул меня по-русски, когда его лекция подошла к концу, поток вопросов иссяк, и молодежь, ловившая каждое слово профессора, наконец оставила его в покое. Вот тогда он и обратился ко мне: "Так вы приехали из России?" Я и так находилась под впечатлением всего сказанного им, а тут оказалось, что разговор с нобелевским лауреатом Роальдом Хоффманном можно продолжить на родном мне языке. Не подозревала, что профессор Корнеллского университета так хорошо говорит по-русски. Но на то есть, как оказалось, несколько причин.
Во-первых, он любит русскую классическую литературу и читает ее исключительно в подлиннике. Во-вторых, не раз приезжал в Россию и даже был когда-то стажером на физфаке МГУ. В-третьих, родом из тех краев, которые нынче принадлежат Украине. Родина профессора Хоффманна, получившего имя в честь норвежского исследователя Роальда Амундсена, - польский городок Злоцзов. Это оттуда, когда началась война, был отправлен вместе с родителями в гетто, затем - в трудовой лагерь, где погиб отец. После побега они с матерью долгие месяцы скрывались на школьном чердаке близ украинского хутора, потом судьба забросила в Краков, а после войны семья несколько лет мыкалась в лагерях для перемещенных лиц, пока не оказалась в Америке. Она и стала для будущего ученого домом. Когда впервые после этого приехал в СССР, за плечами у него уже были Колумбийский, Гарвардский, Упсальский университеты...
В МГУ Роальд Хоффманн провел год. Что вспоминает о той поре? Прежде всего - своего профессора, у которого многому научился, знаменитого ученого Александра Сергеевича Давыдова. До сих пор гордится тем, что опубликовал вместе с ним статью в "Вестнике Московского университета". Кстати, она была по тематике, которая спустя годы принесла американскому ученому Нобелевскую премию. Сохранились ли связи с Московским университетом?
- Конечно, - говорит профессор Хоффманн. - Меня даже приглашали прочитать лекции, в частности, на факультете наук о материалах. Но более тесно сотрудничаю с Институтом химической физики Российской академии наук, с учеными из Черноголовки, с ИНЭОС имени академика Несмеянова. Там у меня много друзей, мы до сих пор поддерживаем научные контакты. К нам в Корнеллский университет нередко приезжают молодые российские ученые. Некоторые из них - выпускники Высшего химического колледжа в Москве, который, можно сказать, создавался на моих глазах усилиями тогдашнего вице-президента РАН, академика Олега Нефедова.
Роальд Хоффманн и сам связан с Российской академией наук, в 1980-е был избран ее иностранным членом. Это случилось уже после того, как получил Нобелевскую премию.
- Я одно время регулярно бывал в Москве, - говорит ученый, - особенно в 1990-е, когда сложилась трудная для российской науки ситуация. Очень важно сохранять научные контакты в годы таких сложных перемен. Сейчас уже не удается приезжать в Россию так же часто. Хотя четыре года назад ездил на Камчатку, где наблюдал очень интересное явление - бактерии, живущие при температуре почти 100 градусов. Там проводили исследования химики из МГУ. Коллеги и сейчас зовут в Москву, но пока не получается приехать, очень много дел.
Профессор Хоффманн говорит, что ему предстоит последний учебный год в университете, после которого прекращает преподавательскую работу. Но будет по-прежнему рассказывать о своей любимой науке, продолжая цикл научно-популярных передач "Мир химии", которые ведет на американском телевидении. А еще - продолжает писать книги. На его трудах по химии выросло не одно поколение молодых исследователей, но с годами ученого все в большей степени стали привлекать философские вопросы. Вот и на этой встрече научной молодежи с нобелевскими лауреатами, которая по заведенной традиции проходила в германском городе Линдау, профессор Хоффманн посвятил лекцию этическим проблемам науки. Она достигла такого развития, когда эти вопросы, по мнению ученого, начинают приобретать принципиальную важность. В этом столетии, говорит он, наука претерпит кардинальные перемены. Масштабы этих перемен таковы, что обязывают нас особенно тщательно сопоставлять развитие науки с этикой.