Версия для печати
Вернуться к списку

Студенты в России вынуждены докупать нужные знания

Проблема «качества» студентов российских университетов не исчерпывается тем, что их недоучили в школе, как считает президент РАН Александр Сергеев. Чтобы быть конкурентными на современном рынке труда, выпускникам нередко приходится добирать знания на интенсивных коммерческих курсах. В чем проблема с вузовским образованием, рассказала «Росбалту» профессор, директор Института развития образования ВШЭ Ирина Абанкина.

— Президент РАН Александр Сергеев заявил, что качество подготовки выпускников вузов продолжает падать. Вы с этим согласны?

— Очень трудно согласиться с такими заявлениями, не подкрепленными данными, ссылками, цифрами. В своих исследованиях мы обычно оцениваем трудоустройство выпускников как показатель качества подготовки. И ни мониторинг эффективности вузов, в котором такой показатель заложен, ни опросы работодателей, ни оценки рекрутинговых агентств не указывают на падение качества вот этой чисто отраслевой профессиональной подготовки выпускников.

Другое дело, что со стороны работодателей есть жалобы на отсутствие современных навыков: работа с компьютером, умение программировать, та самая цифровая грамотность, о которой мы столько говорим. Все это сегодня не является обязательным, не включено в большинство наших образовательных стандартов. Даже ведущие университеты, которые имеют право на свои стандарты, в компетенциях выпускников не ставят цифровые навыки как обязательный результат образования. Сейчас об этом только идет речь — о цифровой грамотности, которая должна сопровождать подготовку студентов, независимо от выбранной ими специальности. Но на практике ничего такого пока нет.

Это касается не только программирования. Также работодатели указывают на отсутствие критического мышления, креативности, незнание иностранных языков. Но это не падение качества. У нас никогда не было выпускников с высокой цифровой грамотностью, хорошим знанием иностранных языков, коммуникативными навыками и умением работать в команде. Поэтому само слово «падение», мне кажется, здесь неуместно. ВШЭ, рекрутинговые агентства неоднократно проводили опросы работодателей. Жалоб на падение того самого фундаментального ядра профессиональных знаний нет. Могут быть претензии к тем выпускникам, которые остаются работать в науке, но их меньшинство. Основной же поток выпускников идет в бизнес, в коммерческие структуры. А там основные претензии связаны уже с цифровыми навыками. Может, есть некоторые нарекания, связанные с предпринимательской активностью. Но это то, чего у нас и раньше не было.

. Проблема в том, что оно не становится лучше?

— Да, сейчас речь идет скорее об отставании вузовских программ от современных требований рынка труда. И мы действительно отстаем, не справляемся с теми вызовами, которые ставит реальная экономика. Но опять-таки, речь идет про ответ на современные вызовы, а не про падение уровня подготовки по сравнению с тем, что было раньше.

Критикуя, важно понимать: мы смотрим назад или вперед. Если мы смотрим назад, то я считаю, что никакого падения качества нет — никто его не фиксирует, ни одно исследование. Но если смотреть вперед, мы фиксируем отставание от потребностей современного рынка труда, бизнеса, экономики, но в той части, в которой у нас и раньше этого не было.

Три года назад я была в Китае. Там все педагоги, независимо от того, какой предмет они ведут — естественно-научный, математический, гуманитарный блок или физкультура, изучают программирование. Python они должны знать обязательно, но лучше два языка программирования. И только такие учителя идут в школы. Потому что, если они не умеют программировать, на каком языке они будут говорить с детьми? У них это включено в образовательную программу. В американских школах программирование на Python — тоже обязательный предмет. А у нас ни школьники, ни студенты не умеют программировать. И в педагогических вузах мы этому не учим. Где обучатся молодые люди знанию языков программирования как необходимому сегодня навыку, пока мы упираемся в русский язык и совсем не продвигаемся в этом отношении? Поэтому, да, конечно, рассогласование программ с современными требованиями есть. Очень многим студентам приходится добирать знания самостоятельно, покупая дополнительные программы, онлайн-курсы на тех или иных платформах. В этом смысле озабоченность отставанием вузовской подготовки от современных требований я подтверждаю, но это не падение по отношению к прошлому. Это отставание от вызовов будущего.

Кстати, отсутствие тех же самых гуманитарных коммуникативных навыков у выпускников технических университетов тоже очень многие фиксируют. За компьютером они, может, и умеют работать. Но так, чтобы работать с людьми в команде, уметь что-то разъяснить — нет. С этим нам тоже еще предстоит разбираться.

Хочу подчеркнуть важную деталь: сам по себе уровень образования, вообще диплом, основные наши рекрутинговые агентства просто исключили из списка требований. Работодатели на это уже не реагируют. Они оценивают в первую очередь компетенции и навыки кандидатов. Диплом в этом смысле выступает формальным сигналом. Выставлять наличие вузовского диплома специальным требованием не приходится. У нас практически вся молодежь уже с высшим образованием. Такой охват, которого в мире нет нигде.

— Что нужно сделать, чтобы сократить отставание вузовских программ от реальных потребностей рынка труда?

— Нам нужны гибкие стандарты. Те, что действуют сейчас, железобетонные, и вузы просто не могут от них отойти. В них буквально по часам расписан весь учебный план. Они тормозят развитие, потому что никаких гибких проектных форм организации работы в университете, командных работ, междисциплинарного изучения разных вопросов, формирования индивидуального учебного плана в них нет. Стандарты не позволяют все это делать. Это же касается и сетевого взаимодействия между университетами. Оно развивается очень слабо, потому что в рамках жесткого учебного плана развернуть такую работу очень сложно. У нас очень низкая доля вариативности в учебном плане по выбору самого студента. В бакалавриате первый и второй курсы под завязку забиты обязаловкой. Студент ничего не выбирает: как в школе, так и в вузе, идет по шаблону.

Нам нужна гибкость в стандартах, в учебных планах, и, конечно, включение в стандарты требований, связанных с теми самыми современными навыками: программирование, критическое мышление, коммуникабельность, креативность, предпринимательская активность. Университетам нужно гораздо больше свобод, и, конечно, нам нужно совершенно другое участие работодателей в образовательном процессе. Сейчас в университетах даже базовую кафедру от предприятий, чтобы совместно осуществлять какие-то передовые разработки, открыть достаточно сложно.

У людей из бизнеса, которые приходят работать на базовые кафедры, нет ни степени, ни публикаций. Их кем там возьмут? Сколько мы пытались пробить так называемых «профессоров практики», чтобы люди могли преподавать, исходя их своего опыта, реальных достижений в своей сфере, возможно, приглашать студентов на практику на свои предприятия. Но такой формат практически невозможно легализовать. У нас для того, чтобы оформить человека доцентом, нужна степень кандидата наук с определенным набором научных публикаций. Но они практики, а не ученые. В результате нормального институционального оформления реальных современных практиков бизнеса в университетах не происходит. В этом смысле мы до сих пор учимся по учебникам, в то время как весь мир давно уже занимается по реальным кейсам.

— Почему всего этого не происходит?

— В 2019 году обсуждался проект улучшений в закон «Об образовании». Тогда много чего разрешили, убрали часть бюрократии. Но как только речь зашла о найме персонала и изменении допуска к профессии, тотчас же само преподавательское сообщество выступило против. Аргументы были примерно такими: «Ну как же: они будут профессорами, не имея научных степеней? Мы столько трудились, чтобы эти степени получить, и так трудимся, чтобы публиковаться в научных журналах, а они придут с предприятий и будут работать на таких же должностях с таким же уровнем зарплат». То есть — с одной стороны, мы столкнулись с сильнейшим сопротивлением самого профессионального сообщества, профессуры. С другой стороны, существующий уровень оплаты труда и распределение нагрузки в вузах людей из бизнеса совсем не привлекают. С их стороны преподавательская работа — скорее волонтерство. Но и времени это требует очень много, потому что бюрократия страшнейшая. Люди из бизнеса, практики не потянут такой нагрузки параллельно основной работе. Они просто не будут всем этим заниматься — заполнять ведомости, отчеты, составлять учебные планы.

При этом бюрократический контроль у нас только усиливается. Несмотря на все разговоры об отказе от аккредитации вузов, она до сих пор сохраняется. Чтобы вы понимали, аккредитация — это бумаги, бумаги, бумаги в квадрате. Ничего, кроме бумаг, там нет, честно говоря. И перед вузами, которые хотели бы открыть у себя базовые кафедры, встает вопрос: кто за «профессоров практики» будет писать все эти планы и отчеты? В этом смысле бюрократизация процесса мешает интеграции современного бизнеса с университетами. Это касается не только образования, но даже науки. Заказать университету работу — с конкурсом, без конкурса, с тысячей разных отчетов — это тоже просто невероятная бюрократия. Поэтому очень часто профессора, чтобы работать с бизнесом, создают свои маленькие фирмы или открывают ИП, чтобы вести сотрудничество с предприятиями уже не от имени вуза, а как самостоятельное юрлицо. Но главное — мы не спешим снимать эти бюрократические барьеры.

— Даже если определенные подвижки в этом отношении произойдут в ближайшее время, само по себе изменение стандартов или внедение новых — процесс не быстрый. Значит, разрыв между западными и российскими вузами в качестве подготовки выпускников к современным реалиям будет только расти?

— Вы знаете, сами студенты сейчас более активны. Они дополнительно изучают иностранные языки, программирование, получают сертификаты заслуженных контрагентов на этом рынке. Конечно, в значительной степени добирают недостающие знания студенты и выпускники уже за свой счет, чтобы предъявить эти навыки работодателю и подтвердить их сертификатами. Например, чтобы не париться над изучением английского языка в вузе, я просто сдам экзамен TOEFL и принесу этот сертификат в подтверждение того, что я реально могу на нем работать. То есть — многие студенты дообразовываются, докупают навыки, исходя из тех потребностей, которые предъявляет рынок труда. Я вот здесь вижу больший динамизм. Студенты просто понимают: кого берут, кого не берут, и сами стараются быть конкурентоспособными.

Другое дело, что не каждый сейчас может оплатить дополнительные курсы. Я считаю, что здесь нужна поддержка со стороны государства. Да, у нас есть образовательные кредиты, но часто они распространяются только на уровневые программы: бакалавриат, магистратура, а не на короткие курсы. При этом обязательной стороной договора в этом случае выступает вуз. Однако сейчас появилось очень много современных контрагентов, которые предлагают хорошие интенсивные программы. Под них очень трудно получить образовательный кредит. И на такие короткие программы молодые люди вынуждены брать потребительские кредиты под большие проценты. В этом смысле я сторонник образовательных сертификатов, которые давались бы на изучение совершенно конкретных вещей, которых требует современная экономика.