Версия для печати
Вернуться к списку

Связь наук

Вопрос: В Мэрилендском Университете Вы руководите центром «Восток-Запад», который поддерживает связи с российской наукой. Чем занимается эта структура?

Сагдеев: Центр был создан еще в начале 1990-х годов, во времена гигантского интереса к России. Тогда казалось, что открылось окно возможностей для настоящего сотрудничества между американскими и российскими учеными. Наш университет выделил специальный бюджет для приглашения российских исследователей разных специальностей, а мне было поручено возглавить эту работу. Позднее функции центра сузились, сейчас он в основном занимается космосом, окружающей средой и энергетикой. Это как раз те области, которые особенно привлекают американцев.

Вопрос: Вы продолжаете сотрудничать с Институтом космических исследований?

Сагдеев: ИКИ мне, признаюсь, ближе всего, я ведь там проработал почти двадцать лет. Конечно, я с ними постоянно контактирую, мне там даже свой офис выделили. В 1990-е годы я старался приглашать сюда его сотрудников, зная, что институту приходится очень нелегко. Тогда ежегодно к нам на месяц приезжал мой преемник на посту директора Альберт Галеев, да и другие ученые нередко наведывались. Сейчас эти связи стабилизировались. Мэрилендский университет вместе с ИКИ участвуют в нескольких перспективных космических проектах.

Самый крупный — это программа НАСА, направленная на поиск залежей водяного льда в вечно затененных кратерах на полюсах Луны. В ее рамках в конце 2008 года должен быть запущен искусственный спутник Луны — Lunar Reconnaissance Orbiter.Он будет выведен на круговую орбиту, проходящую над лунными полюсами всего лишь на 50-километровой высоте. Его аппаратура будет выполнять несколько задач, например, она составит очень точные рельефные карты лунной поверхности.

Тот из приборов спутника, который разрабатывают в ИКИ, будет детектировать нейтроны, испущенные лунными породами под действием космического излучения. Перед тем, как уйти в космос, эти нейтроны сталкиваются с близлежащими атомами и частично теряют скорость. Разные атомы замедляют нейтроны по-разному, сильнее всего это делают атомы водорода. Как известно, молекулы воды состоят из одного кислородного атома и двух водородных, так что вода тоже хорошо замедляет нейтроны. Российский нейтронный спектрометр ЛЕНД будет измерять энергетический спектр проникших в космос нейтронов и на этой основе выявлять ледяные массивы, залегающие на глубине одного-двух метров. Этот эксперимент полностью финансируется Российским Космическим Агентством.

Вопрос: Что Вы можете сказать о российских космических программах?

Сагдеев: Все знают, что объем их финансирования, по сравнению с пиком советского времени, упал, как минимум, в десяток раз, так что трудно рассчитывать на великие достижения. Но хорошо то, что пока удается использовать уникальное наследство, оставшееся от тех времен.

Взять хотя бы ракету «Союз». Первоначально ее делали для боевого применения в соответствии с требованиями, определенными Сахаровым и другими физиками-ядерщиками. Но случилось так, что это изделие не понадобилось для боевого дежурства. К счастью, Сергей Павлович Королев вовремя сообразил, что на этой ракете можно поднять в космос человека. Она в различных модификациях служит и сегодня, это очень надежная система. Трудно себе представить, что происходило бы с Международной космической станцией после катастрофы шаттла Columbia, если бы не было «Союзов».

Нельзя сказать, чтобы у российской космонавтики не было весьма перспективных проектов. Вот, скажем, спутник «Коронас-Фотон», который хотят запустить уже в будущем году. Он будет вести мониторинг излучения солнечной короны, а это — очень нужная информация. Но такие исследования проводятся и другими странами, в особенности США и Японией. Есть более продвинутый проект «Резонанс», его осуществление намечено на 2012 год. Этот космический аппарат предполагается вывести на такую околоземную орбиту, которая будет частично пролегать вдоль силовых линий земной магнитосферы. В этих направлениях распространяются особые низкочастотные радиоволны, за которыми и будет следить этот спутник. Этот проект пока только прорабатывается, но к нему уже проявляют интерес ученые из других стран, так что он скорее всего станет международным.

На 2009 год запланировано более далекое путешествие — это проект «Фобос-Грунт». Корабль должен сесть на спутник Марса — Фобос, произвести там забор породы и вернуть образец на Землю. Этот сценарий выглядит вполне реалистично, и российским специалистам вполне по силам его осуществить. А вот найдутся ли на проект нужные средства, это пока вопрос. Я все же очень надеюсь, что он будет реализован. Есть и сходный по духу проект «Луна — Глоб», который должен привести к доставке на Землю лунного грунта. В техническом плане он тоже вполне осуществим, но опять-таки все будет упираться в бюджет.

В нынешнем году будет отмечаться 50-летний юбилей запуска первого спутника. Очень бы хотелось, чтобы российская космонавтика развивалась и дальше, причем не разменивалась на мелочи, но осуществляла проекты, имеющие действительно фундаментальное научное значение. В этом, как мне кажется, ее будущее.

Вопрос: В России появились публикации, что на Луне можно будет добывать легкий изотоп гелия — гелий-3, который станет топливом для термоядерных реакторов. Что Вы об этом думаете?

Сагдеев: В конкретных планах лунных полетов НАСА гелий-3, насколько я знаю, вообще не прописан. И понятно почему — если он и понадобится, то очень нескоро. Вот во Франции начинают строить международный исследовательский термоядерный реактор ITER, это будет самая продвинутая в мире машина для таких экспериментов. Но ведь он только коснется самой поверхности проблемы возбуждения термоядерной реакции, в данном случае реакции тяжелого водорода, дейтерия, со сверхтяжелым водородом, тритием. Она настолько сложна, что ее разрешение может занять несколько десятилетий. А осуществить термоядерную реакцию с участием дейтерия и гелия-3 будет куда труднее, такова физика этого процесса. Так что эта задача на 22-е столетие, а то и на более поздние времена.

Вопрос: Вы преподаете?

Сагдеев: Ну конечно, без этого нельзя. В американских колледжах и университетах преподавание составляет 75% профессиональных обязанностей профессора. Тут и лекции, и студенческие занятия, и работа с аспирантами и стажерами. В последние два года я читаю для продвинутых аспирантов спецкурс «Нелинейная теория больших систем». В природе таких - великое множество, например, плазма. Они описываются с помощью очень сложного математического аппарата, с которым я и знакомлю своих слушателей.

Однако приходится заниматься отнюдь не только столь высокими материями. На физическом факультете нашего университета принято раз в три года довольно сильно менять ориентацию преподавания. Так что мне в прошлом приходилось читать и физику для младшекурсников, и даже нечто вроде введения в точные науки для студентов-гуманитариев. Конечно, курс для таких слушателей пришлось строить совершенно иначе, чем для будущих физиков.

Главная цель была не в том, чтобы объяснить им основные принципы и законы физики хотя бы в упрощенной форме, а просто рассказать им, почему физика столь важна для современного человечества. Наконец, мне приходилось руководить студенческими семинарами, которые тематически даже не были связаны с физикой. Скажем, несколько лет назад я вел семинар о революции в информационных и телекоммуникационных технологиях и семинар о современной научно-технической политике. Не скажу, что это было легко, однако интересно.

Надо сказать, что я это дело люблю. В Физико-техническом институте, где я был профессором на половинной ставке, я больше читал курсы по космическим исследованиям, но и общую физику тоже. А вообще-то я начал преподавать очень давно, еще не имея научной степени. Я тогда работал старшим лаборантом в Курчатовском институте и имел половину ассистентской ставки на совершенно замечательной кафедре общей физики Московского энергетического института. Ею руководил, профессор Валентин Александрович Фабрикант, превосходный ученый. Потом я переехал в новосибирский Академгородок и там учил студентов физфака, одно время даже исполнял обязанности декана. Так что я преподаватель с немалым стажем. Могу также добавить, что я два года представлял физфак в коллективном руководящем органе Мэрилендского университета, университетском сенате.

И вот еще о чем стоит рассказать. У меня постоянные связи с университетом штата Миннесота в Миннеаполисе. В свое время один богатый тамошний бизнесмен, хозяин крупной строительной фирмы, вдруг решил помочь физикам, особенно теоретикам. Он пожертвовал приличные деньги, чтобы создать при университете институт теоретической физики. Было это без малого два десятилетия назад, как раз когда распадался Советский Союз. Институт существует и сейчас, и почти все его ведущие профессора — выходцы из СССР. А я там состою в совете попечителей.