http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=b1b72f10-d92e-45e3-82b6-1cacb8d498d2&print=1© 2024 Российская академия наук
Это предложение пока не интересует министра Зурабова. Чиновников больше волнует имущество Академии меднаук
Несколько лет назад я задал ему, руководителю Российского онкологического научного центра (РОНЦ) имени Н.Н. Блохина РАМН, вопрос: в стране и в мире у онкологии колоссальные достижения, а смертность от рака в России растет. Почему? Сегодня к его непростым директорским обязанностям в Онкоцентре (при этом он остается и оперирующим хирургом - "от Бога", как определил его высочайшее профессиональное мастерство один из коллег, тоже блестящий хирург) прибавилось избрание президентом Российской академии медицинских наук. И у меня есть моральное право расширить вопрос.
Мой собеседник - академик РАН и РАМН Михаил ДАВЫДОВ.
Михаил Иванович! Прогресс медицины очевиден (новые открытия, методы, технологии, диагностический инструментарий, лекарства), а состояние здоровья народа у нас очень и очень тревожное. Не удается остановить убывание населения. Возвращаются болезни, которые считались навсегда вычеркнутыми из нашей жизни. То здесь, то там вспыхивают неожиданные эпидемические очаги... Кто виноват? Медицинская наука, ее уровень, кадры, организация? Отношение общества, государства, власти к здравоохранению? Или?
- Наука не виновата. По целому ряду ее направлений мы занимаем ведущие позиции в мире. В частности, могу это утверждать в отношении онкологии. По эффективности лечения рака Россия стоит в одном ряду со Швецией, Францией, Германией, США и другими передовыми странами. А ведь онкология - гигантская, многопрофильная система, интегрирующая в себе самые разные области медицинского знания и самые последние достижения фундаментальной науки о первоосновах жизни. Вклад - буквально нобелевского уровня - в "мировую копилку" таких российских ученых, как академики Абелев, Васильев, Киселев, как профессор Копнин, уже дал в клинику массу современных тестов по диагностике, по мониторингу течения заболеваний, по демонстрации эффективности лечения и т.д.
Наш Онкоцентр - крупнейший в Европе концерн, где существует плотная многолетняя кооперация разных специалистов, представляющая научную школу академика Н.Н. Блохина. В период лысенковщины, как известно, он собирал у себя опальных ученых. Так, к нам попали академики Шабад, Абелев и многие другие медицинские светила, которые разрабатывали стратегию современной химиотерапии, первые отечественные противоопухолевые препараты.
Мы - единственное медицинское учреждение страны, которое вот уже шесть лет участвует в Российско-американском альянсе, - нашу страну представляют РОНЦ и Курчатовский институт. РОНЦ к тому же и единственный в РФ онкологический исследовательский центр, работы которого активно и непрерывно цитируются в зарубежной научной литературе.
Примеры (я привел лишь один из особенно близкой мне онкологии) можно было бы продолжить и из других областей медицинской науки. Почему же при этом с медициной у нас действительно не все ладно? Откуда неудачи, заниженность результатов? Чем это объясняется?
Прежде всего - отсутствием в России эффективных структур, ответственных за состояние тех или иных медицинских служб, продвигающих научные достижения до реального больного.
Когда, еще не будучи президентом РАМН, я в первый раз встретился с нынешним, тогда новым министром здравоохранения и социального развития, то предложил ему: у вас в руках мощный специализированный инструмент для решения задач по высоким медицинским технологиям. Это 70 институтов и научных центров РАМН. Выделите созвездие - 7 - 8 самых сильных из них - в федеральные центры по направлениям, возложите на них ответственность (наделив, естественно, и всей полнотой прав) за все, что делается по их направлениям в области кардиологии, онкологии, нейрохирургии, педиатрии, травматологии и т.д.
Постройте пирамиду (не в нынешнем, криминальном, а в нормальном смысле этого слова). На вершине - национальный научный центр. Ниже - несколько его институтов в регионах. Пока они работают как бог на душу положит. Научные уровни разные. Общей идеологии нет. Значит, надо все специализированные подразделения подтянуть к тому уровню, который достигнут в центре, привести всех к единым технологиям, единой идеологии. Потом силами региональных институтов поднять до этих же требований областные и краевые больницы. Это последний уровень федерального применения высоких технологий. Все, что ниже - районные больницы, фельдшерские пункты, - забота губернаторов. И их задача - наладить доставку больных в краевую, областную больницу, где им будет оказана такая же помощь, как в Москве или Петербурге.
Все играет, работает по одним правилам, в единой структуре, "прошивающей" всю страну с запада на восток и с севера на юг В структуре, отвечающей не только за подготовку кадров, своевременность медицинской помощи в регионах, профилактику диагностику мониторинг разных заболеваний, предупреждение врачебных ошибок, налаживание телекоммуникаций, по которым осуществляются консультации и контроль, но и за перспективы специализированных медицинских служб, за их ответы на новые вызовы времени.
К сожалению, наши предложения пока проигнорированы. Выбран другой путь - строительство 14 высокотехнологических центров, которые в финале могут оказаться просто новыми больницами среднего уровня. Ибо специализированных кадров для них нет и за 2 - 4 года такие кадры не подготовишь. Для этого понадобится как минимум 8 - 10 лет. Все это больше носит пиаровский характер, чем на самом деле серьезно изменит ситуацию с медицинской помощью в стране.
Каковы, на ваш взгляд, самые болевые точки и точки роста здравоохранения и медицинской науки в России? Что необходимо сделать, чтобы боли стало меньше, а из точек роста развились новые ветви?
- Самая болевая точка - сверхсмертность населения России. Этой проблеме и путям ее преодоления РАМН посвятила очередную свою сессию, которая прошла 4 октября. И буквально на следующий день началась объединенная научная сессия шести ведущих академий страны - РАН, РАМН, национальных академий сельскохозяйственных наук, образования, художеств, архитектуры и строительных наук. На обсуждение была вынесена еще одна больная проблема - здоровье и образование детей и подростков. О ее остроте свидетельствуют, например, такие статистические данные: среди девочек до 14 лет, которые через 10 - 15 лет примут на себя основную нагрузку по воспроизводству нации, здоровых только 6 процентов. Не говоря уже о мальчиках.
Это проблема и медицинская, и социальная, проблема общей культуры народа, его воспитания и антивоспитания. В последнее вносят свой вклад и СМИ, фактически культивируя распущенность, выдаваемую за демократию и свободу. Демократия, между прочим, предполагает высокую степень личной ответственности. Раньше комсомольские и пионерские организации хоть как-то пытались воспитывать подростков. Сейчас их "воспитывают" двор, подворотня, бандитские фильмы и криминальные структуры. Надежды на то, что с воспитательной задачей быстро справится церковь, оказались завышенными: для глубокого влияния на души молодых нужно время. Тем более в условиях, когда понижается нравственный уровень так называемой массовой культуры (а именно ее массы юношей и девушек из-за доступности впитывают легко и охотно).
Другая острейшая наша боль - отток талантливой молодежи за рубеж. Разрыв преемственности в науке приобретает катастрофический, необратимый характер. В итоге мы можем просто потерять отечественную науку как таковую.
Нас убаюкивают: зачем вообще России такая мощная наука, какая была в СССР? Теперь, когда противостояния "холодной войны" ушли в историю, можно просто пойти по тому пути, по которому мы уже идем в самых разных областях: все закупать за рубежом.
Мы ничего не хотим производить - мы все хотим покупать. Но... новые технологии действительно можно купить у американцев, у немцев. А вот свежие идеи не купишь, молодые умы на интеллектуальное безрыбье ничем к нам не заманишь. Да еще большой вопрос: что делать потом, когда кончится газово-нефтяная эйфория?
В самых драматических тонах говорим обо всем этом вот уже второй десяток лет. И - ни на миллиметр не продвинулись, палец о палец не ударили, чтобы изменить ситуацию. Роковая государственная ошибка, демонстрирующая отсутствие стратегического взгляда в будущее у власти, да и у нас всех, вместе взятых. Мы тяжело больны дистрофией дальновидения.
- Ну и как эту ошибку исправлять?
- Путь единственный. Изменить отношение к науке, в том числе к принципам ее финансирования, которое сегодня иначе как чахоточным не назовешь. Мы вот запросили на исследовательскую работу институтов РАМН 800 миллионов рублей, крайне необходимых по самым скромным расчетам. Нам дали всего 70 миллионов.
- Только что Госдума РФ приняла в первом чтении бюджет страны на 2007 год. На содержание госаппарата выделяется 821 млрд рублей, на здравоохранение вкупе со спортом - 205,4 млрд. За это проголосовали 340 депутатов, против - 67. Сомневающихся, воздержавшихся вообще не было. А ведь это - наши с вами избранники, "слуги народа", как когда-то говорили...
- Трагедия нашего общества в том, что у нас не только упал ценностный ценз в культуре, науке, но и сменились оценщики. Раньше это были мастера культуры, крупные ученые. Сегодня их сменили финансисты, продюсеры, менеджеры. Я совсем не против их важной роли на своем месте, в разумных пределах. Но не потому ли, что они, люди при долларах и у долларов (сейчас, кажется, вслух можно произносить только "рубли"?), нынче у нас "решают все", реформы в России, начиная с перестройки, все время приводят почему-то к деструктивным результатам, к черномырдинскому: "Хотели как лучше, а получилось как всегда"? И теперь, например, мы, страна, которая держала 80 процентов мирового рынка антибиотиков, не выпускаем их совсем. У нас нет стратегического запаса лекарств. А это значит: в случае какой-либо глобальной катастрофы или войны нам и вооруженных сил не надо - сами вымрем.
Время выхода из такого положения России отпущено цейтнотное, буквально 3 - 4 года. Но не думаю, что нынешние потуги реформировать РАН и РАМН по чиновничьим лекалам есть путь к свету в конце тоннеля. Члены каких-то келейных тусовок на уровне каких-то клубов закрытого типа высиживают какие-то свои "концепции" переделки науки, о которых самой науке ничего не ведомо. Смешно!
Одной из причин напряженности, возникшей в последнее время между академической общественностью и министерским чиновничеством, является как раз то, что у нас нет нормальной, рабочей, профессиональной дискуссии с управляющими государственными структурами здравоохранения, науки, образования.
Между тем катаклизмов, сотрясающих нынче академическое сообщество, можно было избежать, если бы наши высшие руководители, прежде чем что-то реформировать (и не только в науке, кстати), провели встречи, "круглые столы", "мозговые атаки" с учеными, обсудили с ними пути выхода из сегодняшних лабиринтов и тупиков. Ибо многие ученые согласны с необходимостью перемен и в структуре академий, и в повышении ее эффективности. Но это не делается таким волюнтаристским, келейным способом, как сейчас.
Я до сих пор не пойму, на основании какого анализа, каких умственных потуг решили, что нужно бороться с академиями, единственными общественно-государственными структурами, которые реально могут подсказать порядок действий, направления и в научных исследованиях, и в развитии высоких технологий, и в организации разных жизненных областей, в том числе здравоохранения. Почему-то министр берется сразу за реформирование Академии медицинских наук, но при этом не занимается реформированием НИИ собственного ведомства. Сегодня в медицинской науке России нет ничего сильнее центров и институтов РАМН. Нынешние же "реформаторские" манипуляции могут привести к их утрате.
Манипуляции, не понятные никому. Кто это решил? Что именно нужно реформировать? С какой целью? Говорят, с целью повышения доступности медицинского обслуживания населения. Так ведь в предлагаемом виде эти реформы, наоборот, создают для населения дополнительные трудности.
Невольно закрадывается мысль: наших "реформаторов" интересует совсем не население, а главным образом имущество РАН и РАМН, эффективность его сиюминутного использования, экономическая, так сказать, составляющая. Для них важнее всего, кто будет управлять академическим имуществом, - они, чиновники, или ученые. Они не очень понимают, что от фундаментальной науки не нужно ждать обязательной отдачи именно сегодня. Отдача может проявиться через 15 - 20 лет в виде колоссальных прорывов как раз из нынешних "точек роста". Что уже не раз было продемонстрировано во многих странах мира, и в России тоже.
Все сегодняшние достижения человечества - это в первооснове достижения фундаментальной науки, в том числе медицинских ее ветвей. Советскими учеными, работами Чумакова в частности, планета Земля спасена от высокоопасных инфекций. Созданный в 40-е годы отечественный пенициллин, не уступавший импортному, спас сотни тысяч жизней...
Это же все - фундаментальная наука! И ее завтрашние результаты, которые пока еще действительно являются всего лишь "точками роста", - вот где должна быть головная боль у любого, кто задумывается над будущим России. А нынешняя плеяда чиновников почему-то считает, что использование академического имущества - вот это и есть глобальная стратегическая задача страны.
- Сейчас уже и де-факто, и де-юре продавлено предложение чиновников: президент РАН будет утверждаться президентом РФ...
- Никогда такого не было. Даже при советской власти, когда - мы - то с вами знаем, как тогда решались кадровые вопросы, - академия была довольно демократическим, неудобным властям, "неуправляемым" общественным фактором. Тогдашние чиновники вынуждены были считаться с относительным демократизмом академического сообщества, понимая, что без него невозможны прорывы страны в будущее.
Опыт истории учит, что как раз когда чиновники побеждали науку, когда объявлялись "буржуазными содержанками" генетика и кибернетика, когда торжествовали командно-административные схемы и методы управления научными оранизациями, это обрекало нас на отставание.
Но дело не только в исторических уроках. "Переворот", который сегодня осуществляют чиновники, стремящиеся к контролю надо всем в жизни общества, в том числе и над наукой, опасен для будущего России.
При всем их несовершенстве, до сих пор выборы в РАН, выборы ее президента демонстрировали демократический подход: профессионалы выбирали лучшего из профессионалов. Академия наук была иммунной системой государства. Ее независимость, демократичность обеспечивали объективность, неангажированность экспертных оценок тех направлений, которые выбираются руководством страны. Но как только президент РАН начинает утверждаться, он становится чиновником. И академия получает статут просто очередного потенциального гнезда для коррупции.
Президента страны в данном случае подставляют, делают заложником подковерных чиновничьих игр в реформы. И для страны, и для ее руководства куда полезнее иметь независимую, чем карманную академию. Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Сказавший это Стендаль был куда мудрее иных нынешних "реформаторов" науки. Если руководство страны опирается на "кисель", на послушных чиновников, которые все "одобрямс", толку от этого не будет
Что мы и видим в здравоохранении. Денег тратится много, эффективность же - ничтожная. А между тем наша медицинская наука накопила такой значительный потенциал, опирающийся на высокие технологии, что, если им воспользоваться грамотно и толково, в течение ближайших двух лет можно в два раза снизить в России смертность от основных заболеваний - сердечно-сосудистых, онкологических, гематологических и т.д. Но это все - проблемы специалистов-медиков, а не чиновников или менеджеров-управленцев.
- Насколько я вас понимаю, кроме названных выше, у нас есть и еще одна болевая точка: хроническая болезнь недальновидения у отечественных чиновников?
- Какое там недальновидение! Наше чиновичество просто цинично и оперирует в основном сиюминутными меркантильными категориями.
- Мешает или помогает вам то, что, став президентом РАМН, вы остаетесь директором Онкоцентра имени Н.Н. Блохина и оперирующим хирургом?
- Помогает. Если бы я не оставался в курсе проблем конкретного научного центра и практикующего медика, входить в состояние и перспективы российской медицинской науки было бы гораздо сложнее.
Не понаслышке знаю, что такое управление одним из крупнейших исследовательских учреждений страны, и могу понять сложности, трудности, степень ответственности руководителей других академических центров и институтов; понять, какова должна быть скорость принятия решений, чтобы они не становились ни скороспелыми, ни запоздалыми.
Это, наверное, накладывает отпечаток и на стиль моей жизни, и на стиль руководства академией. Я очень доволен нынешним президиумом РАМН. Это высокопрофессиональные люди, крупные руководители отдельных направлений здравоохранения, ученые с мировыми именами, имеющие - в отличие от некоторых чиновников с наполеоновскими амбициями - блистательную репутацию и у нас, и за рубежом. Тому что они говорят и делают, можно доверять абсолютно.