http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=b3d470ac-2406-4ae3-a2a5-75bff8b5484a&print=1© 2024 Российская академия наук
Протоны против рака. Красивая констатация правды. Они очень эффективное оружие в борьбе с онкологическими заболеваниями. Увы, и практически недоступные из-за своей дороговизны. Вот почему с оптимизмом было встречено известие о запуске первого отечественного клинического комплекса протонной терапии в подмосковном наукограде Протвино. Стоимость курса облучения будет снижена на порядок.
Любовь Александровна, с которой познакомился в больнице в Протвине, одна из тех очень немногих, кого обнинские онкологи сразу же пригласили для лечения. У нее редкий зловредный недуг (эстезионейробластома). Опухоль обнаружили 16 лет назад. Она, грубо говоря, «сеточкой» расползалась по одному из участков мозга. Тогда женщину выручила лучевая терапия в Московском НИИ имени Герцена, вернула к нормальной жизни, к работе. Через 14 лет – рецидив, инвалидность. К тому же при томографическом исследовании обнаружилась еще вторая опухоль, правда, более «традиционная» и легче устранимая.
На счастье Любови Александровны ввели в строй комплекс, созданный членом-корреспондентом РАН Владимиром Балакиным. Из телевизионного сюжета она узнала, какое это замечательное «снайперское оружие». В отличие от других видов лучевой терапии очень узкий точно нацеленный пучок протонов, управляемый компьютерной программой, способен просканировать опухоль, «обработать» ее границы, не задевая мозг. Не теряя ни дня, она отправила свои документы на электронный адрес обнинского научного центра радиационной медицины и тут же получила вызов. Прямо-таки сказка о добрых волшебниках…
Но для онкологии чудо – величайшая редкость, за всю историю человечества описано только однажды. Мать Тереза, наложив руки, излечила больного от рака. Ватикан признал случившееся чудом, канонизировал мать Терезу – причислил к лику святых.
Протонная терапия для богатых
Наша справка.
Ежедневно 1250 россиян заболевают раком. В течение года – около 450 тысяч. На диспансерном учете состоит 2,4 миллиона человек. Каждый пятый умерший – онкобольной. Перелом в лечении рака ожидается с массовым внедрением высокоточной диагностики, протонной и ионной терапии, новых направлений ядерной медицины. Эксперты считают, что в течение 20 лет они вытеснят фотонную (гамма-лучевую, электронную) терапию.
Мало кем замеченная протонная революция началась 70 лет назад. В 1946 году почти одновременно два инженера-атомщика показали, как эти заряженные частицы поражают раковые образования. Они первыми заявили о необходимости протонной революции в онкологии. Их утверждения основывались на хорошей теории. У протонов (это ядра водорода, лишенные электронной оболочки) и других, более тяжелых частиц есть сущностная, природная особенность. Когда они с большой энергией входят в тело, то вначале мало возмущают – разрушают – ткани на пути, словно пролетают мимо. Но с потерей скорости частицы накапливают «ударную» силу – она достигает максимума к концу пробега. Этот эффект получил название «пик Брэгга» – по имени ученого, открывшего его. Грубо говоря, точно рассчитанный и направленный в опухоль протон к концу пути превращается в разрывную пулю. Ее взрыв происходит внутри новообразования и не затрагивает соседние здоровые клетки. В отличие от гамма-излучения, «льющегося потоком», протон доставляет высокую дозу облучения точно по адресу – по заказу. То есть решается главная задача далеко не безопасного радиационного облучения: появляется возможность донести до опухоли такую дозу облучения, которая уже губит раковые клетки, но еще позволяет восстанавливаться клеткам нормальным.
Теоретически все просто и ясно. Практически же крайне трудноприменимо. Для получения пучка протонов с энергией, позволяющей войти в тело, нужны огромные дорогостоящие установки. Они потребляют много энергии, требуют опять-таки дорогой инфраструктуры, систем экологической безопасности, большого обслуживающего персонала. Такие мощные радиационные монстры применяли в нескольких странах для решения физических задач. Их и начали приспосабливать к медицине.
Первой опробовала протонный ускоритель для лечения рака радиационная лаборатория в Беркли (США, 1954 год). За ней – университет в Упсале (Швеция, 1957 год). Первый действительно медицинский протонный центр (ускоритель + госпиталь) открыли американцы в 1991 году. Через год метод протонной терапии был зарегистрирован и утвержден для использования в массовой клинической практике. И что очень важно – принят страховыми организациями, то есть стал оплачиваться как обычный страховой случай.
За четверть века центры протонной терапии появились и в других западных странах. Все они созданы и создаются на базе все тех же огромных и дорогих циклотронов, что и определяет стоимость лечения. Оно остается для большинства недоступным. Ими можно восхищаться как хорошо организованными первоклассными клиниками для богатой части населения, но от массового здравоохранения они очень и очень далеки. Но их вклад в разработку технологий лечения, его стандартов несомненен. В мире действует около 50 центров лечебной протонной терапии (ЛПТ). За все годы в них прошло лечение около 65 тысяч человек. Российская статистика: три центра – в Москве, Дубне, Петербурге, оказавшие помощь 5,5 тысячи пациентам.
Протон в народ не пошел – он ему не по карману. К тому же распространение хорошей и необходимой технологии крайне сдерживается отсутствием техники. И перемен пока не предвидится.
Вот последняя информация из мира протонной медицины. Заработал новый протонно-ионный центр в Гейдельберге. В его рекламных проспектах подчеркивается: центр – крупнейшее в мире техническое сооружение для медицины. Он занимает площадь в половину футбольного поля и потребляет электричества как маленький городок. Только одна гентри-камера весит 670 тонн, а их будет пять. Плановая пропускная способность центра – 1300 человек в год.
Подобную, но несколько меньшую установку у бельгийской фирмы купили для Димитровграда. Здесь на базе медсанчасти медико-биологического агентства начали создавать центр протонной медицины. Вес оборудования более 500 тонн. Первоначальная стоимость проекта – 14 миллиардов рублей. Недавно она была повышена до 19 миллиардов (по другим источникам – до 23 миллиардов). В 2013 году центр должен был принять первых больных. Сроки начала лечения перенесли на 2018 год. Но и это излишне смелое заявление. Еще не завезена установка, не построено здание, не создается необходимая инфраструктура. Нет, и это самое тревожное, кадров.
Протонная терапия для всех
Для сравнения: стоимость центра ЛПТ на базе установки Владимира Балакина (здание, ускоритель, компьютерный томограф, инфраструктура) – менее 400 миллионов рублей. Все узлы установки собственного изготовления. Обслуживает ее один оператор в смену. Вес установки – 15 тонн, внешний диаметр кольца – пять метров. Такой терапевтический комплекс может быть установлен в любой районной или городской больнице, в онкологическом диспансере. По своей медицинской эффективности установка превосходит крупные западные центры. Стоимость лечения с ее помощью в 15–20 раз ниже, чем в них.
– При хорошем медицинском обеспечении (методиках лечения различных видов новообразований) комплекс позволит добиться излечения 80–90 процентов пациентов на всех стадиях заболевания, – убежден Владимир Балакин.
Уточню: эффективность лучевой терапии сегодня (по пятилетнему критерию) 40–50 процентов.
Наверное, одним из первых скептически оценил «протонную революцию» директор Института ядерной физики, академик АН СССР, лауреат Ленинской и многих других отечественных и зарубежных премий Андрей Михайлович Будкер: с таким оружием, как циклотрон (огромный ускоритель, используемый в физических центрах), в народ не пойдешь. Необходимо новое «оружие», доступное всем онкологам – начиная с районной больницы. Именно райбольницу он считал опорой массового советского здравоохранения. Для этого нужно дешевое компактное и одновременно высокоэффективное оборудование. Так он сформулировал свое задание Владимиру Балакину, которому всячески способствовал как молодому ученому. Балакин, выпускник Новосибирского университета, еще студентом прирабатывал как лаборант в Институте ядерной физики (ИЯФ) среди «ускорительщиков» – сотрудников, занимающихся ускорителями частиц. Специализация его самого – высокие энергии. В новом деле он предпочел традиционным подходам и решениям свои. Исследования по встречным электронным пучкам привели его к созданию «собственного» ускорителя – линейного коллайдера. Балакин быстро стал отечественным и мировым лидером в этом направлении физики.
Чтобы Балакин воспринял всю серьезность задания, Андрей Михайлович назначил его своим заместителем по лаборатории. Балакина задание вначале озадачило, затем увлекло. Казалось бы, очевидно: ускорители-монстры не спасут человечество от рака. Но почему-то никто не пытался и не пытается заменить их миниатюрными эквивалентами. Через несколько месяцев рано утром он пошел доложить Будкеру продуманную концепцию и первоначальный план действия. И узнал – ночью тот скончался. Крупнейшему ученому было всего 59. Балакин уверен, если бы не эта беда, советское здравоохранение к концу 80-х уже имело бы лучший в мире терапевтический комплекс для борьбы с онкологией.
Новый директор института начал корректировать направления деятельности и потихоньку расформировывал лабораторию. Неизвестно, как бы все развивалось, но неожиданно жизнь сделала очередной резкий поворот. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление о развитии физики высоких энергий. В Протвине, в небольшом городке на берегу Оки, намечалось производство линейных коллайдеров – его, балакинских, коллайдеров! Около ста ученых, конструкторов, рабочих высокой квалификации переселили из новосибирского академгородка в Подмосковье. Но «развернуться» до конца так и не успели. Едва-едва освоились – новый поворот. Развал СССР, перестройка, прекращение финансирования.
Почти 20 лет Балакин работал над протонной установкой. Филиал мог уже начать делать первый опытный образец для больниц – а тут едва ли не полное банкротство. Все попытки добиться финансирования провалились. Балакин обращался в Министерство образования и науки, в Правительство, писал письма всем премьер-министрам, сменявшим один другого...
Неожиданно помощь пришла из далекой Австралии, которая предложила выпускать протонный ускоритель сообща – на ее деньги и под ее маркой. С этим предложением Балакин и пришел к заместителю министра науки Фридлянову.
– Владимир Николаевич, нам что, чемоданы собирать, раз мы дома лишние?
Тот улыбнулся: не шантажируй, постараюсь помочь.
И помог – выделил из министерского резерва семь миллионов рублей. Больше того, включил филиал в финансируемую министерством программу технического развития. Три года по ней шли, пусть и небольшие, деньги. Еще прирабатывали, выполняя разные работы по коллайдерам для Японии, нескольких европейских стран. В общем, выкручивались, пока программу не закрыли. Балакин пробился на прием к министру Андрею Фурсенко. Министр просмотрел документы, фотографии:
– Меня информировали совершенно иначе. Поручу, чтобы разобрались.
Балакин заручился поддержкой и в Государственной Думе. С помощью Георгия Тихонова (к сожалению, его уже нет) Балакин убедил многих депутатов внести в обсуждавшийся законопроект о федеральном бюджете поправку. Она предусматривала целевое финансирование филиала ИЯФ для создания терапевтической установки, специализированной на борьбе с раком. Поправка прошла. Но председатель Сибирского отделения РАН Николай Добрецов обратился к тогдашнему председателю Госдумы Геннадию Селезневу с просьбой внести поправку на поправку, чтобы средства отдали не филиалу, а Сибирскому отделению. Селезнев поручил Комитету по науке разобраться. И депутаты разобрались, кто действительно и для чего делает ускоритель протонов. Деньги пошли по назначению. На эти «депутатские» средства были завершены монтаж и наладка установки, строительство помещения для него. Сегодня именно на «депутатские» деньги уже лечат первых тяжелобольных людей.
Протонная терапия для чинуш
Но здесь я забежал вперед и не сказал о том, что после решения Госдумы директор сибирского ИЯФ Александр Скринский подписал приказ о ликвидации филиала. Коллектив и дело спас первый вице-президент РАН Геннадий Месяц. Он попросил директора знаменитого ФИАН (Физического института им. П. Н. Лебедева Российской академии наук) забрать филиал себе. Через несколько лет президент РАН Юрий Осипов официально попросил министра здравоохранения поддержать производство терапевтического комплекса. Однако на научно-техническом совете Минпромторга представитель Минздрава заявил:
– Министерство уже утвердило план закупки нового оборудования до 2020 года. Установки ФИАН в нем нет.
Если заглянем в перечень закупаемого медицинского оборудования до 2020 года, о котором и говорилось, то убедимся, насколько он импортоориентирован. Такая свобода, точнее, вседозволенность импорта погубила лучшую часть экономики России. Он очень интересен и выгоден прежде всего для тех, кто им занимается. Опять же разрешена внетендерная закупка. Ни на что не намекаю – просто напоминаю криминальные истории с приобретением томографов, лекарств.
Едва в том же Димитровграде приступили к подготовительным работам на строительстве протонного центра, как пресса разразилась материалами об уводе 72 миллионов рублей фирмой с офшорными корнями. Еще работать не начали – а уже увели. С балакинской же установки взять практически нечего – все на виду. Как ни прискорбно, у нас сложились устойчивые группы, определяющие, кто будет и кому будет продавать дорогостоящую продукцию на бюджетные средства. Злые языки называют сложившуюся практику бюджетным распилом. Похоже, что дешевая отечественная установка просто не вписывается в эту практику.
Балакинский же терапевтический комплекс, несмотря на все трудности, был запущен еще в апреле 2010 года. Росздравнадзор зарегистрировал его в ноябре 2015 года. ФИАН удалось не только довести до ума уникальную установку, но и приступить к лечению больных. Выручили чужое признание и чужие деньги.
В те дни, когда Балакин бился за свою установку, Протвино посетили американцы из Бостона. Это был уже третий прилет в Подмосковье. В первый «гости» знакомились с установкой – снимали все подряд, удивлялись простоте оборудования. Не скрывали своего удивления и в отчете в Бостон: если все, что нам показали, правда, то это фантастика. Через три недели прилетели уже более серьезные мужчины с серьезными приборами. Сами замерили все показатели действующего ускорителя и сравнили их с указанными в технических характеристиках. Еще через месяц приехали уже коммерсанты – покупать его.
Но от того, что контракт подписывался почти в критической ситуации, россияне потеряли несколько миллионов долларов. Американцы владели всей информацией, знали и о том, что это лабораторная, а не промышленная установка, и над ней еще придется поработать. И о том, что Минобрнауки и Минздрав едва не закрыли проект – его отстоял президиум РАН. Зная все это, они использовали ситуацию, чтобы до минимума сбить цену на очень перспективный ускоритель. Они понимали: у Балакина нет выхода – или согласится, или обанкротится. Подходил срок возвращения кредитов, взятых на зарплату сотрудников под залог квартир своей и сына. Они и это знали. Впрочем, Балакину были нужны не только деньги, но и прорыв на мировой рынок этой сложной техники. Уже вторую установку он продал Массачусетскому технологическому институту гораздо дороже. Но вот станут ли от этого здоровее россияне? Вопрос, как говорится, риторический…