http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=b4a7cdaa-0625-4872-868e-7789b5738e4e&print=1© 2024 Российская академия наук
Хотя политика меняется медленно в нашем отечестве, но меняется все же в правильном направлении. И одно из самых сложных направлений в этой политике –взаимоотношения с нашим ближним зарубежьем, с государствами Содружества, о чем, собственно, я и хотел бы поделиться со столь уважаемой аудиторией - размышлениями на тему проблем, которые у нас здесь возникают, и возможными путями их решения.
С одной стороны, во всех официальных документах прослеживается признание приоритетности политики соседства в рамках Содружества. Считается, что это направление для нас критически важно, но в то же время мы наблюдаем нарастающие тенденции дезинтеграции экономического пространства Содружества. Все годы постсоветского периода мы видим устойчивую тенденцию снижения доли нашей внутренней торговли в общем объеме товарооборота государств Содружества, снижение веса государств Содружества в российском экспорте и импорте. И это дает основания для многих говорить о том, что само существование интеграционных форм, которые у нас еще сохраняются, является неким переходным периодом к окончательному приведению режима торговли в рамках СНГ в соответствие с общемировыми принципами и стандартами, без каких-либо иллюзий в отношении восстановления единого экономического пространства.
Я с этой точкой зрения согласиться не могу, она носит скорее конъюнктурный характер, чем характер, так сказать, глубокого понимания наших возможностей и интересов. Но в то же время приходится констатировать, что подспудно, вопреки всем политическим решениям, именно эта точка зрения пробивает себе дорогу. Она пробивает себе дорогу в разного рода конкретных решениях, включая сепаратные переговоры о присоединении государств СНГ к ВТО, где фиксируются разные условия торговли, разные режимы; эта точка зрения получает сегодня активную политическую поддержку в ряде государств СНГ, которые открыто переориентируются в сторону от России, в ущерб своим экономическим интересам. Поэтому, конечно, проблема эта нетривиальна. И для того чтобы разобраться в причинах такого рода явлений, когда мы видим яркие примеры политик, противоречащих национальным экономическим интересам, необходимо посмотреть глубже, в содержание процессов нашего экономического взаимодействия.
С моей точки зрения, процессы дезинтеграции, которые мы наблюдаем в СНГ, – это продолжение процессов дезинтеграции, которые происходят внутри наших экономик. Ведь российская экономика тоже дезинтегрировалась на наших глазах очень серьезно. Выделились весьма благополучные экспортно-ориентированные сектора, которые стали анклавами глобальной экономики в нашей экономике, где и уровень доходов, и уровень зарплат, и вообще все показатели экономического благополучия в разы лучше, чем в остальной экономике. Экономика как бы распалась на экспортно-ориентированный сырьевой благополучный сектор и все остальное хозяйство, ориентированное на внутренний рынок и постепенно деградирующее. Экспортно-ориентированные сырьевые сектора постепенно переходят на иностранную машиностроительную базу. Сегодня уже 60% машин и оборудования, которые ставятся на российских предприятиях, – это импортные машины и оборудование. И хотя наше машиностроение вполне могло бы предложить свое оборудование для этих секторов, не худшее по качеству и более конкурентоспособное по ценам, но в силу многих причин вслед за экспортной ориентацией сырьевого сектора происходит и его ориентация на импорт оборудования. То есть фактически единое экономическое пространство России, во всяком случае, распалось.
Мы это можем уже констатировать, где разные сектора имеют совершенно разные, так сказать, показатели, разные интересы, и эта дезинтеграция, к сожалению, усиливается. На сегодняшний день мы видим, что практически больше половины энергии, которая в России производится, идет на экспорт, около 80% металлов, минеральных удобрений; и это говорит о том, что мы достаточно глубоко опустились на сырьевую периферию мировой экономики.
Следствием опускания на сырьевую периферию мировой экономики является потеря самостоятельности в развитии. Экономика начинает развиваться не так, как хотелось бы людям, которые живут в нашей стране, и даже не так, как хотелось бы правителям, а экономика начинает развиваться так, как нужно внешним центрам силы. И этими внешними центрами силы является, конечно, ядро современной глобальной экономической системы. Для нас, прежде всего, огромную роль играет Европейский союз, по отношению к которому Россия стала в настоящий момент практически энергетическим придатком.
Растущую роль играет Китай, предъявляя свой спрос на российское сырье. Меньшую роль играют Соединенные Штаты, в основном предъявляющие спрос на российские финансовые ресурсы. Таким образом, наша экономика, в общем-то, оказывается в роли резервуара ресурсов, причем не только сырьевых, но и интеллектуальных ресурсов, и денежных ресурсов для внешних центров силы, которые реализуют свои весьма успешные экономические стратегии.
И в других государствах Содружества происходит примерно то же самое. Мы видим, как наши государства специализируются в соответствующих нишах, которые нужны ядру мировой экономической системы, и составляющие его центры экономического влияния отклоняются в их сторону. Россия специализируется на поставках энергоносителей, металлов, химических товаров; Украина специализируется на поставках дешевой рабочей силы в Евросоюз; Грузия и Киргизия специализируются на предоставлении своей территории – каждый продает то, что может.
И, конечно, в рамках такого рода политики мы оказываемся конкурентами. Все меньше становится общих целей и задач, потому что мы оказываемся конкурентами как поставщики ресурсов на внешний рынок и как импортеры того критически необходимого нам оборудования и товаров народного потребления, которые сами уже не производим. В этом и заключается, мне кажется, глубинная причина процессов дезинтеграции. Она коренится не столько в наших межгосударственных отношениях, сколько во внутриэкономических процессах, где главной проблемой является отсутствие целеполагания.
Все эти годы в наших экономических и политических системах практически отсутствовало целеполагание, мы не ставили перед собой никаких содержательных целей социально-экономического развития, не предпринимали для этого никаких усилий, все было пущено на самотек, и результат, в общем-то, налицо – в том числе, деградация и дезинтеграция наших экономических пространств.
Если мы будем ставить цели развития (а последние два года такие попытки действительно предпринимаются), то очевидно, что интеграция нам нужна, политика интеграции становится частью политики развития. Нам не обойтись без интеграции в машиностроении, если мы хотим производить конкурентоспособную продукцию в тех отраслях, где мы еще можем отвоевать себе ниши на мировых рынках - скажем, в авиастроении.
Успехи в авиастроении или в ракетно-космической промышленности трудно себе представить без кооперации с Украиной. Атомное машиностроение, современный сектор биотехнологий и нанотехнологий – то, что сегодня, так сказать, объявляется в России приоритетными направлениями развития, – все это должно подкрепляться восстановлением кооперационных связей с теми производственными мощностями, с теми интеллектуальными ресурсами, которые находятся в ближних государствах Содружества.
Если мы ставим цели развития, нам нужно объединение рынков, потому что это поднимает наши конкурентные преимущества, это позволяет нам наращивать сравнительную конкурентоспособность наших экономических структур.
Если мы ставим перед собой цели развития, нам нужно заботиться о минимизации торговых, экономических и прочих барьеров, обеспечить функционирование общих рынков, что предусматривает не только единство таможенного пространства, но и общую методологию в обеспечении стандартизации продукции во всех сферах регулирования, включая антимонопольное регулирование. То есть для целей развития и повышения эффективности интеграции очень важно устранение барьеров, которые мешают кооперации и взаимному дополнению наших конкурентных преимуществ.
Расчеты, которые проводили наши коллеги из Института народнохозяйственного прогнозирования (я имею в виду лабораторию Феликса Клоцвога), доказывают, что интеграционный эффект может быть очень большим. По прогнозу до 2015 г., он может составить в совокупности в рамках СНГ до полутриллиона долларов, что эквивалентно примерно приросту в 15% совокупного ВВП. При этом другие оценки, которые делают наши коллеги, скажем, в экономических институтах в Киеве, в Минске, дают примерно сходные результаты. Речь идет о возможностях повышения темпов экономического роста в 1,5–2 раза за счет восстановления кооперационных связей и восстановления общего экономического пространства. Но для этого, конечно, нужны весьма серьезные усилия. И надо признать, что наше деловое сообщество, в общем-то, пока плохо это понимает. В основном это связано как раз с теми тенденциями дезинтеграции, которые привели к тому, что наша деловая жизнь выродилась главным образом в конкуренцию на сырьевых рынках. А та часть делового сообщества, которая это хорошо понимает, – скажем, работающие в авиастроении или в атомном машиностроении – они, к сожалению, не имеют должной степени влияния для того, чтобы определять экономическую политику.
И, несмотря на очевидные, казалось бы, позитивные результаты восстановления общего экономического пространства, мы до сих пор имеем целый комплекс нерешенных проблем. Эти проблемы я бы разделил на две составляющие – внешние и внутренние проблемы.
Главная внешняя проблема сегодня свелась к тому, что нам навязана сепаратная стратегия вступления в ВТО, которая ведет к фиксации разных торгово-экономических режимов государств Содружества. Казалось бы, никто руки не выкручивает, но, тем не менее, мы уже видим, как из планов по Таможенному союзу и единому экономическому пространству выпала Киргизия, которая вступила в ВТО на условиях, неприемлемых для России.
Аналогичная ситуация с Молдавией произошла чуть позже. Сейчас Армения выражает желание присоединиться к интеграционным процессам, но, войдя в ВТО, она уже связала себе руки. И, по правилам ВТО, если мы включаем в Таможенный союз некую территорию, у которой условия защиты рынка хуже, чем в Таможенном союзе, то мы обязаны будем вести переговоры или отвечать, во всяком случае, на претензии партнеров по ВТО в части компенсации ухудшения для них торгового режима с этой таможенной территорией.
То есть чем глубже мы входим в процесс присоединения к ВТО, тем больше у нас возникает проблем. Эти проблемы, сразу скажу, не являются неразрешимыми, то есть мы здесь не должны говорить: или ВТО, или Таможенный союз. Эти вещи нужно делать параллельно.
Никто в ВТО не запрещает формировать интеграционные группировки, зоны свободной торговли, таможенные союзы. Но мы должны понимать, что по мере того как наши потенциальные участники интеграции принимают на себя внешнеторговые обязательства, вступление в Таможенный союз повлечет пересмотр этих внешнеторговых обязательств. Пересмотр повлечет за собой требования по компенсациям. Следовательно, возникает определенная головная боль, с которой нам придется иметь дело в течение, наверное, десятилетия, как минимум, по ведению переговоров.
Но подчеркну, что в ВТО приветствуется напор и натиск. Если какая-то страна что-то хочет, значит, никто в ВТО ей не может помешать. Поэтому нам, так сказать, не нужно себя запугивать тем, что если мы создадим Таможенный союз, то у нас будут проблемы с ВТО. У нас с ВТО всегда будут проблемы, вне зависимости от того, будем мы создавать Таможенный союз и зону свободной торговли или не будем.
Но мы должны четко понимать, что есть определенная разница в сценариях. Один сценарий – создание Таможенного союза и зоны свободной торговли в Содружестве до присоединения его участников к ВТО, другой сценарий – после присоединения его участников к ВТО.
С учетом того, что мы не можем определяющим образом влиять на темпы присоединения к ВТО (здесь очень много, так сказать, зависит от позиции внешних сторон), то правильно было бы решать те задачи, которые мы можем решить. Как можно быстрее создавать зону свободной торговли без изъятий, а до сих пор мы здесь буксуем, уже почти 15 лет, на двусторонних отношениях в свободной торговле; необходимо как можно быстрее переходить от зоны свободной торговли к Таможенному союзу, а вступление в ВТО – это переговорный процесс, который тоже нужно двигать параллельно, но при этом понимая, что чем быстрее мы создадим Таможенный союз и зону свободной торговли, тем меньше у нас будет головной боли с переговорами стран - партнеров по ВТО, которые будут требовать компенсации в случае пересмотра уже зафиксированных торговых режимов.
За отсутствием времени я не имею возможности говорить о других аспектах интеграции, но мне кажется, что эта ложная дилемма – либо членство в ВТО, либо Таможенный союз, и тогда все сначала – она очень сильно сбивает нас с планов по формированию единого экономического пространства. Во всяком случае, несмотря на подписание на прошлой неделе соглашения о Таможенном союзе, процесс его создания отодвигается до 2011 г. в расчете на то, что Россия успеет за это время войти в ВТО. И тогда мы Таможенный союз будем создавать на тех условиях, которые будут зафиксированы в протоколе о присоединении России к ВТО. И в этом случае, если другие государства не войдут в ВТО, мы избежим требований по компенсации, а если они тоже войдут в ВТО, тогда мы, конечно, тоже все равно сможем создать Таможенный союз, но уже с гораздо большими обременениями.
И внутренние проблемы. Они на самом деле более серьезны. Внутренняя проблема – это, прежде всего, продолжение той самой темы дезинтеграции, о которой я говорил. Главная внутренняя проблема заключается в том, что интересы экспортно-ориенти-рованных секторов нашей экономики вступают в явное противоречие и с общенациональными интересами развития, и с интересами по восстановлению единого экономического пространства. Лучше всего это видно по газовым конфликтам, которые все время идут между Россией и Белоруссией, точнее, между «Газпромом» и Белоруссией, «Газпромом» и Украиной, и эти конфликты есть не что иное, как преддверие гораздо более серьезного конфликта между «Газпромом» и Россией. Потому что то, что «Газпром» в политике ценообразования делает в отношении Украины и Белоруссии, он сделает то же самое спустя два–три года в России.
К 2010 г. объявлено о либерализации цен на газ. При этом никто не считал, какой уровень цен на газ выдержит наша металлургия, химическая промышленность, металлообработка; как поднимутся жилищно-коммунальные тарифы после либерализации цен на газ. Декларации наших монополистов о том, что они хотят получить равные прибыли от экспорта и от поставки на внутренний рынок, ведут к дальнейшему усугублению той дезинтеграции, о которой я говорил.
И в связи с этой проблемой возникает целый ряд ложных постановок – например, говорится о том, что мы должны как можно быстрее перейти на торговлю газом на европейскую цену с Украиной.
По нашим оценкам, для Украины это будет катастрофа, просто катастрофа. Остановится целый ряд экспортно-ориентированных отраслей, прежде всего. Но и для России это будет потеря, потому что экономический кризис и спад производства на Украине повлечет соответствующее падение спроса со стороны Украины на российские товары, а в украинском машиностроении, не будем забывать, больше половины стоимости – это российская комплектация.
В белорусском еще больше доля российской комплектации в стоимости конечных товаров. Поэтому те расчеты, которые были проведены, однозначно доказывают, что если мы рассматриваем размен, значит, создаем Таможенный союз и единое экономическое пространство с внутренними ценами на энергоресурсы. Тогда мы выигрываем как страна, потому что экономический рост на Украине и в Белоруссии, который подкрепляется сравнительными ценовыми преимуществами по энергоносителям, дает соответствующий импульс роста и для российского рынка. Если, скажем, темпы экономического роста на Украине и в Белоруссии поднимаются в 2 раза, то в России они поднимаются в 1,5 раза. Это намного больше, чем кажущаяся упущенная выгода «Газпрома» от поставок энергоносителей в рамках Таможенного союза и единого экономического пространства по внутрироссийским ценам.
Вот такой размен реально существует, и мы должны, как мне кажется, четко прояснить здесь ситуацию и показать, что да, создавая Таможенный союз и зону свободной торговли, Россия теряет на экспортных пошлинах в той части, в которой энергоносители поставляются на Украину и в Белоруссию. Но в то же время Россия выигрывает многократно больше от того, что экономический рост на Украине и в Белоруссии стимулирует спрос на соответствующую комплектацию товаров России, создавая дополнительные зоны роста добавленной стоимости - и, по нашим оценкам, положительный эффект многократно превышает упущенную выгоду.