http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=b71293e4-0cbc-48c9-b934-ac3c1e378477&print=1© 2024 Российская академия наук
Почему учёных с мировым именем не заманишь в Россию высокими зарплатами, нужно ли для вернувшихся соотечественников создавать особые условия и чем опасен перенос центра тяжести из РАН в университеты – эти темы обсудили учёные во время конференции Frontiers of Nonlinear Physics (FNP 2010).
Не в зарплате дело
В дискуссии приняли участие более 30 учёных российского происхождения, некоторые из них занимают лидирующие позиции в своих областях. Готовы ли они вернуться? Если да, то на каких условиях и для каких целей?
«По моим наблюдениям, русские учёные в США чётко делятся на два класса: одни совершенно равнодушны к тому, что будет с наукой в России, другие продолжают держать связь с ней и переживают за неё, – говорит профессор Лев Островский, сотрудник Национального агентства по исследованию океана и атмосферы (США). – Я причисляю себя ко второй группе: никогда не порывал связь со своими бывшими учениками и Институтом прикладной физики РАН».
Профессор Кембриджа Наталия Берлова ещё студенткой уехала в Америку, где работала 10 лет, последние 8 лет живёт в Великобритании. Она не раз задавалась вопросом – готова ли вернуться на родину – и однозначно решила для себя, что ответ отрицательный. И дело не только в том, что там семья и устроенный быт. «Даже на предложенные четыре месяца уехать проблематично (по мегагрантам для приглашённых учёных), хотя два месяца – интересное предложение, признаётся Берлова. – Но чего я боюсь? Первое – российской бюрократии. За границей отчёт по гранту, по истечении трёх-пяти лет работы, составляет одну страницу. А здесь придётся исписать их сотни. Второе – насколько в России прозрачна система грантов? На Западе есть мнение, что всё это довольно коррумпированно. Думаю, если бы решить эти две проблемы, то многие учёные снова согласились работать в России».
Владимир Захаров: «В России зарплата у профессоров самая низкая во всём цивилизованном мире. Какие в этом случае могут быть разговоры о возврате учёных назад?»
К указанным двум проблемам академик Владимир Захаров добавил третью, вечную: «Говорят, что науку надо перенести в университеты. Какова зарплата профессора в университете? Это что-то около 15 тысяч рублей. Для сравнения: профессор в Польше получает 1,5–2 тысячи евро. Почему у нас в России зарплата у профессоров самая низкая во всём цивилизованном мире (а мы себя причисляем к нему)? Какие в этом случае могут быть разговоры о возврате учёных?! Почему-то, когда я начинаю этот разговор, всюду встречаю страшное сопротивление. Мне начинают говорить, что одной зарплатой ничего не сделаешь, как будто люди не знают разницы между необходимыми и достаточными условиями в математике».
Рашид Сюняев: «Нужна зарплата не “такая же, как в Америке”, а та, которая позволила бы человеку жить достойно в своей стране. Если он её любит, то вернётся, если нет, то его ничем не заманишь»
Зарплата в данном вопросе не играет решающей роли, уверен академик Рашид Сюняев, возглавляющий Институт астрофизики Общества им. Макса Планка (Германия) и лабораторию в Институте космических исследований РАН, а также является профессором Принстонского института перспективных исследований (США). «Мы не учитываем одну важную вещь – своя страна тянет. У меня в институте в Германии работают, например, испанцы, французы. И хотя здесь они получают больше, некоторые из них умоляют написать очередную рекомендацию в институт своей страны, потому что хотят жить и работать на родине, растить там детей. И я уверен, что среди россиян найдётся много людей – патриотов своей страны.
Нужна зарплата не “такая же, как в Америке”, а та, которая позволила бы человеку жить достойно в своей стране. Если он её любит, то вернётся, если нет, то его ничем не заманишь».
Есть и другой, по-своему не менее важный аспект этого вопроса: насколько вообще правильно создавать сильно «неравновесные» условия для тех, кто приедет назад в страну, только потому, что за рубежом они имеют более высокий стандарт жизни? Академик Александр Литвак, директор Института прикладной физики РАН и председатель конференции FNP 2010, по инициативе которого состоялась эта неформальная дискуссия, подчеркнул: «Наверное, на уровне выдающихся людей можно это делать, но, в среднем, это может привести к очень неустойчивой и психологически неправильной ситуации во всей российской науке. Главное – обеспечить условия для работы, особенно экспериментальной, а не мировой уровень зарплаты».
Александр Литвак: «Усиление в России вузовской науки – сегодня основная линия государства, которая направлена на создание конкурентной для Академии наук среды»
Свои слова он подтвердил конкретным примером. В нижегородский Институт прикладной физики РАН два года назад вернулся Андрей Турлапов, после того как защитил диссертацию в США и пять лет успешно проработал в Университете Дюка. Единственное условие, которое он поставил перед руководством института – иметь возможность продолжить свои эксперименты по исследованию квантовых процессов в низкотемпературных газах. Эту возможность ему предоставили, и его установка стала первой использующейся в России по этой современной тематике, но зарплату он получает такую же, как и все сотрудники его уровня.
Такие примеры есть, но они далеко не массовые – скорее, уникальные. Поэтому и стоит вопрос о необходимости создавать особые условия для тех, кто приедет в Россию. Хорошо, что это делается на конкурсной основе. Недавно подвели итоги конкурса по привлечению в российские вузы ведущих учёных мира. Правда, некоторые его условия вызывают большие сомнения у специалистов. В частности, зачем заставлять приглашённого профессора находиться по четыре месяца в год в новой лаборатории. Академик Литвак вспомнил, как Виталий Гинзбург создавал в Горьком свою научную школу, из которой вышли впоследствии сотрудники РАН и много докторов наук. На протяжении 20 лет он приезжал в этот город по три раза в год на три дня. «Совсем необязательно, чтобы человек соответствующего уровня присутствовал длительный срок, иногда достаточно и кратковременных визитов, если они регулярны. Всё зависит от конкретных целей и условий», – уверен Литвак.
Из российских учёных, имеющих хороший международный рейтинг, многие скептически оценивают шансы привлечь в Россию специалистов мирового уровня, в том числе из соотечественников. «Я часто бываю в западных институтах, знаком со многими уехавшими и считаю, не стоит строить больших иллюзий по поводу их возвращения, – говорит Валерий Быченков из Физического института им. П. Н. Лебедева РАН. –
Да, может, кто-то и приедет обратно. Но разве это решит проблемы российской науки?
К примеру, дадут 150-миллионные гранты, на них создадут лаборатории, выполнят какие-то проекты и успешно отчитаются. Не уверен, что это приведёт к каким-то кардинальным изменениям в нашей науке. Требуется комплексный подход к проблеме».
Такого же мнения придерживается профессор Александр Бакланов, который уже почти 20 лет работает на Западе (сейчас он профессор Датского метеорологического института и Исследовательского центра при Институте им. Нильса Бора Копенгагенского университета). В чём мог бы заключаться тогда этот «комплексный подход»? «Существует масса международных научных организаций и программ, в которых Россия вполне достойно может участвовать, – уверен Бакланов. – Безусловно, всё это связано с национальными взносами. Но зачастую они просто смехотворны. Это не вопрос денег, это, скорее, вопрос бюрократической машины, которая не позволяет России заявить о себе как о полноправном участнике той или иной программы». Сам Александр Бакланов старается поддерживать сотрудничество и самые тесные контакты с академическими и университетскими организациями России. В какой-то мере он видит в этом свою миссию – «строить мостики между российской и европейской наукой».
В столицах слишком много соблазнов
От вопросов привлечения в Россию ведущих учёных дискуссия перешла к другим извечным для науки проблемам, среди которых – вовлечение в исследовательскую работу молодёжи.
«Наука будет развиваться в провинции, потому что провинция более консервативна по отношению к каким-то веяниям и более устойчива», – считает академик Захаров.
В столице слишком большая конкуренция, в том числе по зарплате. «По моему пониманию, есть определённый процент молодых людей, которые хотят заниматься наукой, но в основном они из более-менее состоятельных семей, – отмечает академик Георгий Голицын. – Но всегда, особенно в Москве и Санкт-Петербурге, есть соблазн образованному человеку получать большие зарплаты в других, далёких от науки сферах. Я – профессор МИФИ, много лет работал в МГУ на физфаке, могу сказать, что хорошие ребята есть повсюду, но они уходят за деньгами, особенно те, кто рано обзавёлся семьёй».
Наука, действительно, не должна быть сосредоточена в столицах – это совершенный вздор.
В этом уверен профессор Сергей Зилитинкевич, уже более 20 лет работающий в Европе, в основном на руководящих позициях (ранее – в Институте физики атмосферы РАН). «Если наука есть только в столицах, а в массе провинциальных университетов пущена на самотёк, то это будет наука второго, третьего сорта и т.д. Зачем тогда её финансировать?» Он подчеркнул, что Европейская комиссия предпринимает жёсткие меры, чтобы крупные проекты выполнялись университетами из разных стран, в том числе с периферии. «В результате за эти 20 лет, бесспорно, очень сильно поднялся уровень науки в тех странах, где он был невысок. Россия по размерам и масштабам ещё больше, чем Европа, и нужно использовать такой инструмент повышения уровня науки на периферии».
Сергей Зилитинкевич: «В стратегии российского возрождения науки меня ошеломляет перенос центра тяжести из Академии и отраслевых институтов в университеты»
Лев Островский сослался на опыт Америки, где понятие «научная провинция» вообще не связано с географией: «Я работаю в небольшом городе Боулдер в штате Колорадо с населением в 100 тысяч человек. Среди трёх нобелевских лауреатов по физике за 2001 год, двое – Эрик Корнелл и Карл Виман – работают в этом городке. В России, к сожалению, ситуация зачастую обратная: чем дальше от центра, тем уровень хуже».
Из РАН в вузы – очень странная идея
Ещё одна тема, которую невозможно было не затронуть, касалась усиления в России вузовской науки. Как отметил академик Литвак, «сегодня это основная линия государства, которая направлена на создание конкурентной для Академии наук среды». Перевес внимания российских властей в сторону вузов подтверждается цифрами, которые привёл академик. Так, за этот год, сославшись на кризис, финансирование РАН сократилось на 11 процентов. Защищённой статьёй осталась только бюджетная зарплата, при этом вопросы о поддержке научных исследований и обновлении оборудования руководители должны решать сами.
«В стратегии российского возрождения науки меня ошеломляет перенос центра тяжести из Академии и отраслевых институтов в университеты, – говорит Сергей Зилитинкевич.
Поражает, что Россия хочет перевести науку на прозападные рельсы развития в тот момент, когда в самой Европе чётко осознали тяжелейший кризис университетской системы и сейчас её реформируют».
Европейская наука триумфально развивалась с начала XII века, тогда была сосредоточена в университетах и частично в академиях. Но к концу XX столетия эта система, при которой каждый профессор независим в своём научном выборе, претерпела кризис. «Нынешняя реформа европейской науки, которая началась 20 лет назад, происходит на моих глазах, – рассказывает Зилитинкевич. – С большим болезненным эффектом наука преобразуется в систему, похожую на РАН. А в России в это же самое время начались акции по уничтожению Академии, чтобы присоединиться к европейскому кризису науки, и именно теперь, когда есть шанс следовать своему пути. Безусловно, нужно использовать европейский опыт, но положительный, а не повторять чужих ошибок».
«На мой взгляд, идея трансформации науки в сторону университетской очень странная, – соглашается Александр Бакланов. – Я на Западе всем привожу в пример организацию Новосибирского научного центра как прекрасного симбиоза академической и университетской науки. Может быть, вернуться к такой форме? Она гораздо более эффективна, и в Европе к ней сейчас приходят. Не надо наступать на те грабли, через которые уже где-то прошли».
И ещё одна точка зрения, по поводу которой у участников дискуссии не возникло никаких споров: учёные сами должны пропагандировать свои достижения, используя для этого все возможности. Академик Захаров подчеркнул: «У людей, находящихся “наверху”, совершенно нет понятия о том, в каком состоянии сегодня российская наука. Они имеют абсолютно ложные представления об этом. Им постоянно твердят, что Академия наук – это сборище бездельников и в доказательство приводят список статей, опубликованных людьми, работающими в вузах. Да, наука сильно пострадала, но она жива, об этом можно судить по этой конференции, и поэтому нам надо самим понять, что сегодня делать. Прежде всего нам важно сегодня доказывать, что мы есть и что мы живы!»