Версия для печати
Вернуться к списку

НА СТЫКЕ ДВУХ МИРОВ ПОКА НЕУЮТНО

ЭКОНОМИКА ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА РИСКУЕТ ПРОИГРАТЬ В КОНКУРЕНЦИИ СО СТРАНАМИ АТР - В ДОПОЛНЕНИЕ К ТОМУ, ЧТО ОНА УЖЕ ПРОИГРАЛА ЕЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЧАСТИ РОССИИ. ЭТОТ ТРЕВОЖНЫЙ ВЫВОД, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛ ОДИН ИЗ ВИДНЕЙШИХ УЧЕНЫХ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ОТДЕЛЕНИЯ РАН, ДИРЕКТОР ИНСТИТУТА ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ, ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ РАН ПАВЕЛ МИНАКИР В ХОДЕ ИНТЕРВЬЮ "РГ". ЗАМЕТИМ, ЧТО ПОПЫТКА ЗАГЛЯНУТЬ В БУДУЩЕЕ ОГРОМНОГО РЕГИОНА РОССИИ ПРИВЕЛА И К ДРУГИМ, НЕ МЕНЕЕ СЕРЬЕЗНЫМ ОЦЕНКАМ.

Российская газета | Павел Александрович, есть соблазн воспринимать Дальний Восток как анклав, оторванный от России и имеющий отличные от страны механизмы функционирования и развития. Готовы ли вы принять такой "взгляд издалека"?

Павел Минакир | С той важной поправкой, что Дальний Восток - это не один анклав, а несколько. Анклав площадью более шести миллионов квадратных километров представить себе довольно сложно. Это по масштабам целый континент. Поэтому его можно разделить как минимум на три анклава, не схожих друг с другом. Во-первых, это Якутия, если не считать самую южную ее часть, нерюнгринский бассейн. Пока не будет построена магистраль до Якутска - это, конечно, анклав, хотя бы потому, что эта территория отнесена к Дальнему Востоку только, скажем так, волей создателей сетки экономического районирования во времена СССР. Географически и в значительной степени экономически - это Сибирь. Да и связи Якутии с Дальним Востоком, в основном, по принципу "жизнь обязывает", - все-таки один федеральный округ. Но в целом регион ориентирован, безусловно, в направлении запада России. Есть вторая анклавная группа - Чукотский автономный округ, Магаданская и Камчатская области. Эти территории экономически ориентированы на европейскую часть России и Соединенные Штаты Америки. Географически они совершенно отрезаны от страны, это видно и по тому, что снабжать их товарами можно либо через Владивосток по Транссибу, либо по Северному морскому пути. Словом, ярко выраженный анклав. И третья группа регионов - это то, что мы называем традиционным югом: Хабаровский и Приморский края, Амурская и Сахалинская области, Еврейская автономная область. Подчеркнем, что Сахалин достаточно тесно привязан к материку благодаря паромной переправе и системе трубопроводов.

РГ | К чему же пришел конгломерат территорий Дальнего Востока к рубежу веков? Какие "точки торга" в широком смысле высветились, которые могли бы прояснить будущее их развитие?

Минакир | Концепция "Все свое для каждого региона" стала, и вполне закономерно, миной замедленного действия под будущей рыночной экономикой, которая начала формироваться в начале девяностых годов прошлого века. В рынке-то ситуация иная: высокие геополитические соображения сами по себе веса не имеют. Другая логика - развиваться должно только то, что эффективно. А описанная практика изначально была экономически неэффективна. В первые же годы реформ ситуация резко обострилась на северных территориях. В основном по объективным причинам: это произошло бы и без знаменитой фразы Егора Гайдара о том, что там живет "слишком много людей". Это была не более чем реплика человека, не искушенного в политике. Слишком много людей, слишком мало ресурсов, и эти районы начали, как шагреневая кожа, "скукоживаться". А окончательные контуры этой продиктованной новыми условиями модели придал губернатор Чукотки Роман Абрамович. Отселение людей - дорогостоящее дело, и оно было оплачено налоговыми поступлениями фирм, зарегистрированных на территории автономного округа. В целом этот подход дал очень хорошие результаты: бюджетные доходы стало возможно сконцентрировать на существенно меньшее количество жителей. А это создало условия для развития действительно эффективных и социально значимых отраслей - таких, как разведка и добыча нефти и газа, энергетика, модернизация коммунальных сетей.

В других регионах, заметим, быстро это сделать не удалось. Условно говоря, в Магаданской области не нашлось своего Абрамовича. А на юге Дальнего Востока была и осталась другая ситуация. Комплекс обрабатывающих предприятий этой территории был в советские времена ориентирован на европейскую часть страны - по принципу "Мы вам все, а вы нам - ресурсы и то, что требуется для обеспечения обороноспособности страны". Строились "дублеры" оборонных предприятий. К примеру, чтобы занять жен военных, возводились трикотажные и обувные фабрики. То, что это безумно дорого, в расчет не принималось - доминировал внеэкономический подход. И вполне закономерно, что в постсоветские годы рынок ударил прежде всего по этому некогда неуязвимому комплексу. Оказалось, что теперь некому компенсировать высокие издержки таких производств: государство одномоментно сбросило с себя эту ношу.

РГ | По каким контурам шел поиск спасения?

Минакир | Действительно, волей-неволей южным территориям пришлось искать новый путь. Путь выживания. В те годы многие семьи заводили огороды, чтобы "пересидеть" смутные времена. То же самое делал Дальний Восток. Словом, растительная логика. Я считаю, что она оказалась эффективной. Дорого вести продукцию на Запад или в европейскую часть страны - значит, повезем ее в Китай, который недалеко, или в Корею. Логика шла дальше: если прежние экономические связи исчезли, значит, одевать и обувать нас будет тот же Китай. Переориентировалась и рыбная отрасль. И так пришла принципиально новая структура рынка. Экспорт пошел на Восток. Начиная с этого момента, Дальний Восток "раскололся" на две части: одна переориентировалась на страны АТР, другая сохранила тяготение к Западу. Важно отметить, что южные территории стали все больше и больше превращаться в сегмент североазиатского рынка. Вот в рамках этой модели и работает Дальний Восток. Возвращаясь к началу разговора, можно сказать, что это доказывает анклавный характер этой территории с точки зрения экономики. А вот Север - анклавная территория преимущественно с позиций географии.

РГ Да, дальневосточные города забиты китайскими и корейскими товарами, но значительная их часть привозится сюда из Москвы.

Минакир | То, что проходит прямо через границу, продается на рынках, но ассортимент основных сетевых магазинов, в самом деле, проходит через московскую таможню. Объясняется это просто: рынок здесь узкий, покупателей немного, и поставки небольшими партиями невыгодны для китайского или корейского бизнеса. Гораздо прибыльнее гнать миллионные партии в Москву, откуда они и попадают в Хабаровск или Владивосток: работают чисто финансовые соображения. Исследователи отмечают, что с 2000 года внутренний рынок для Дальнего Востока стал играть более весомую роль, но это все же тактическое изменение. Это было косвенное отражение эффекта импортозамещения после дефолта 1998 года. Сейчас, кстати, прежняя пропорция восстановилась, и азиатские рынки обеспечивают 20-22 процента реализации нашей дальневосточной продукции. В 1994 году был пик - 34 процента. А в советское время было около 4,5 процента.

РГ | Если "пробежаться" по регионам ДФО, то какие ключевые тормозящие факторы вы видите?

Минакир | По Хабаровскому краю причины спада производства лежат на поверхности: производственное объединение имени Гагарина в Комсомольске-на-Амуре стало выпускать гораздо меньше товарной продукции после вхождения в авиастроительный холдинг имени Сухого. Загрузка мощностей - около 80 процентов, выпуск продукции, идущей на рынок, а не на внутрихолдинговые поставки, в два раза меньше. Лес, золото и платина не смогли перекрыть этот провал. Высоки темпы роста в Еврейской автономной области, но ее удельный вес в дальневосточной экономике - всего 1,1 процента. В Амурской области свои проблемы: продукция машиностроения не востребована на рынке, а угольный разрез исчерпан. Бурейская ГЭС там только-только появилась, да и электроэнергетика, как известно, не дает больших приростов производства. В Приморском крае и на Сахалине очень неустойчиво работает рыбная промышленность. Она почти вдвое снизила объемы по сравнению с советскими временами. Да и, что вполне очевидно, есть большая "квота на криминал". На северных территориях вся динамика связана с горнодобывающей промышленностью, а ей трудно демонстрировать высокие темпы роста. Для этого нужно сначала ввести крупные, капиталоемкие, новые мощности. Якутия - это алмазы и немного уголь, газ, электроэнергия. Здесь трудно ожидать каких-то рывков вперед, но стабильный уровень роста обеспечивается.

РГ | Бытует мнение, что нефтяные проекты в рамках СРП могут стать локомотивом роста, вместе с экономическими новациями вроде особых экономических зон. Как вы оцениваете реалистичность таких прогнозов?

Минакир Никак. Это никакие не новые экономические формы. Еще раньше свободных экономических зон создали очень много, и результат известен. Свежий закон о ОЭЗ не содержит ничего принципиально нового. Пока это некая научная фантастика. А те факты, которые наука может анализировать, отрицательны. Это исключительно отрицательный опыт. "Имплантация" экономических зон в том виде, который есть сейчас и, скажем, уже существующие китайские зоны - это две большие разницы. В Китае для каждой зоны были созданы свои законы, учитывающие специфику. Причем государственные законы, а не муниципальные. А у нас - один закон от Калининграда до Курил. Нужно создать институты для такой зоны. Под что, к примеру, открывать экономическую зону на Курилах? Высокие технологии, что ли, там есть? Чтобы эксплуатировать природные ресурсы, свободная зона не нужна. Так же, как и для промысла рыбы и морепродуктов.

РГ | А если суммировать сигналы, идущие от федерального центра Дальнему Востоку, что в сухом остатке?

Минакир | Сигналы после 2001 года идут, на мой взгляд, очень внятные, почти астрономической мощности, хотя они, подчеркну, не облечены в словесную форму. Попросту говоря, вы на Дальнем Востоке "сидите" на путепроводе из Европы в Азию, и вы должны стать "трубой" между ресурсами Сибири и тихоокеанским рынком. Порты есть - от Ванино до Зарубино, есть Транссиб и БАМ. Уточню, что речь идет о юге Дальнего Востока. И эти рельсы должны стать путепроводом, перевозящим нефть и контейнеры. С моей точки зрения, федеральный центр выбрал в отношении Дальнего Востока весьма эффективную линию поведения. В работах нашего института мы детально, в течение 15 лет, исследовали идею Дальнего Востока как "инфраструктурного стыка", "инфраструктурного моста" между Россией и Европой, с одной стороны, и странами АТР. Сейчас тем более, Россия стала реально "вкатываться" в глобальный мир, появились ресурсы у корпораций, повышается кредитный рейтинг государства. И в этих условиях оказалось, что эта идея и имеет практический смысл, и реализуема. Эта геостратегическая идея "инфраструктурного стыка" двух миров вброшена федеральным центром. Из песни слов не выкинешь. И она начинает реализовываться. Возьмите для примера принятые проекты тихоокеанского трубопровода или идею "электроэнергетических мостов" на Японию и Китай, сторонником которой является глава РАО "ЕЭС России" Анатолий Чубайс. Или крупные инвестиции ряда российских компаний в модернизацию морских портов. За этими деньгами, разумеется, пойдут экспортные ресурсы. В этом стратегическое обоснование этих инвестиций.

Словом, выстраивается инфраструктура, которая должна превратить Дальний Восток в непрерывно пульсирующую артерию, через которую будут прокачиваться ресурсы в страны АТР.

Наука пока не может судить, хорошо это или плохо, поскольку не имеет фактов. Факты еще только рождаются. Да и необходим четкий критерий оценки этой гипотетической реальности. Но ее контуры уже просматриваются, и риски, пока теоретические, весьма высоки для этой огромной и особенной части России