Версия для печати
Вернуться к списку

«А ЧЕГО ЭТО В РОССИИ ВСЕ ЕСТЬ?»

Какие изменения ждут Российскую академию наук, как следует строить отношения с властью и какие законы нужны Академии, в интервью Indicator.Ru рассказал кандидат в президенты РАН академик Валерий Черешнев.

— Валерий Александрович, расскажите о своей программе.

— Для начала я хотел бы отметить, что закончен первый этап реформы РАН и главный вопрос теперь — «Куда мы пойдем дальше?». Мы видим, что правило «двух ключей» не всегда работает. Нам хотелось бы знать, что думают те, кто затевал реформу, что думает власть, сама Академия. Конечно, ученые сами понимают, чем в первую очередь следует заниматься, особенно в сфере фундаментальной науки. Но хотелось бы четко согласовать, какие из приоритетных задач, которых порядка десяти — и персонализированная медицина, и цифровые технологии, и гуманитаризация общества, и проблемы безопасности, — будут главными, первоочередными для комплексного междисциплинарного исследования в ближайшие годы.

Второй вопрос связан с финансированием. Мы все время говорим, что нельзя «размазывать» деньги тонким слоем, но, с другой стороны, мы такая страна, где нельзя сосредоточиться только на одной области исследований. Нам приходится идти широким фронтом. При этом финансирование не может быть одинаковым для всех областей исследования, есть вещи более актуальные, есть менее актуальные. Жизнь показывает, что нашей стране надо всегда быть в курсе основных прорывных технологий, научных открытий. У нас должна быть, например, своя программа по созданию компьютеров, своя роботизация. Мы так устроены геополитически, что должны во всех сферах надеяться на себя. У нас огромные территории и огромные запасы, а в мире все истощается, и остальные страны смотрят на нас и думают: «А чего это в России все есть?» Наши предки оставили богатейшее наследство, нам сейчас надо научиться осваивать и защищать его, взаимовыгодно общаться со всем миром. Поэтому наука должна идти широким фронтом.

— Если вас изберут, то какие первые шаги вы предпримете?

Мы проанализировали недочеты реформы РАН. Если меня изберут, предстоит очень многое решить в том числе и на законодательном уровне. Нужно, чтобы был четкий подход к фундаментальным исследованиям и главному участнику этих процессов — РАН. В законодательстве Академия должна быть определена как всероссийская главная научная организация, и ее роль не должна сводиться к некоторому органу по координации и подготовке рекомендаций.

Надо законодательно разделить сферу влияния ФАНО и сферу влияния Академии на государственный сектор фундаментальных исследований. Ведь получается, что, в соответствии с 253-м федеральным законом, функции учредителя, правообладателя имуществом, распорядителя бюджетными средствами учреждений РАН, РАМН и РАСН передано ФАНО. Получается, что именно ФАНО определяет политику, направления исследований, занимается собственностью, имущественным комплексом. Академия наук занималась этим 300 лет, а теперь от всего отстранена, с ней могут только посоветоваться. Учредитель — это хозяин!

— Но ведь в законе говорится о том, что РАН, а не ФАНО определяет научно-методическое руководство всех научных организаций.

— В законе написано: научно-методическое руководство «научной и научно-технической деятельностью научных организаций и образовательных организаций высшего образования». Но что под этим конкретно подразумевается и каков механизм реализации этой работы? Какой статус руководителя научно-методической деятельности, где соответствующие ресурсы? Чтобы эту работу выполнить, нужны научные коллективы, ученым за работу необходимо платить, необходимо оборудование и т. д. Есть Министерство образования и науки, есть Академия наук. Академия всегда занималась фундаментальными научными исследованиями, знает все свои институты, 13 тематических отделений и три региональных. Все четко знают, кто за какие вопросы отвечает, с кем координировать работу. Академия наук, конечно, может дать методические рекомендации, но как она будет общаться со всеми институтами и вузами? 1500 вузов, более 1000 научных учреждений… Как Академия наук с ними будет управляться, фактически не имея реальных возможностей для реализации своих полномочий?

— Многие упрекают Академию в том, что три года были потрачены зря. Я недавно брала интервью у академика Трубникова, который сейчас заместитель министра образования и науки. Он сказал, что многие академики, вместо того чтобы заниматься наукой и предлагать какие-то программы и проекты, получать под это финансирование, вступили в ожесточенную борьбу с ФАНО. И три года они занимались не наукой, а тем, что согласовывали отдельные формулировки в нормативных актах. По его словам, это сильно подкосило Академию, ее авторитет. Что вы об этом думаете?

— Сразу могу сказать: формулировки в правовых актах «дорого стоят», и шла не борьба, а согласование, поиск оптимального решения. Если обратиться к периоду рассмотрения закона о РАН, то многие не услышали Академию. Когда выходил закон о реформе РАН, были протесты, демонстрации, митинги. В один день слили все три академии: РАН, РАМН и РАСХН. Организовали ФАНО, им отдали все 600 институтов РАН, около ста институтов Академии медицинских наук, 250 институтов Сельхозакадемии… Нас не спрашивали, сказали только, что нужно принять закон. «Теперь вы подчиняетесь ФАНО, вот познакомьтесь», — это мы услышали от власти.

С Академией чего только не делали при Ленине и Хрущеве, но даже тогда так не поступали! В первом варианте закона вообще предлагалось ликвидировать РАН.

— Тем не менее закон был принят и Академия должна жить по нему. Сейчас принят другой, не менее важный документ — Стратегия научно-технологического развития. РАН участвует в ее реализации. Как она должна это делать, на ваш взгляд?

Во-первых, нужно перестраивать наш организационный аппарат. К каждому положению Стратегии, в том числе и в региональных отделениях, [нужно] подходить очень внимательно, рассматривать «под микроскопом», чтобы мы не просто так деньги разбрасывали. Если мы хотим что-то создать, будь то сотовый телефон или изделие для «оборонки», надо не распылять деньги, а прежде всего решить вопросы кадрового обеспечения научно-технологических исследований, производственного освоения новых технологий. Мы должны иметь законодательно обеспеченные меры стимулирования негосударственных структур, осваивающих РИД (результаты интеллектуальной деятельности, — прим. Indicator.Ru).

У нас примерно 20 министерств и ведомств распределяют деньги на науку, решая общегосударственные и свои отраслевые интересы. При этом координация «интересов», единая система управления научно-технологического развития в должной мере не налажена. Подводят итоги только три: Минобрнауки, Министерство промышленности, Министерство экономики. РАН не располагает необходимой информацией о работах отраслевых институтов, поскольку они Академии не подчиняются. Если Академия отвечает за научно-методическое руководство во всей стране, то надо выстраивать четкую систему ее полномочий в сфере научно-технологического развития. РАН должна прогнозировать, осуществлять мониторинг реализации тех либо иных научных разработок, отслеживать, не идет ли дублирование исследований у разных ведомств. И здесь должно быть четкое понимание, что без должного бюджетного финансирования науки Академии эти вопросы неразрешимы.

— Как планируете участвовать в Национальной технологической инициативе НТИ?

— В НТИ есть девять направлений, в каждом работают представители РАН. Для академиков придумали сквозные технологии, в основном они связаны с роботизацией, и так называемые технологические барьеры, которые могут помешать реализовать эти девять проектов. Академия наук должна изучать, что может помешать внедрению, допустим, качественной еды и ее быстрой доставки. Совместно с Институтом питания и другими профильными институтами нужно исследовать, сколько еда может храниться в зимних условиях, в летних условиях, что может помешать доставке в России.

Вот эти две задачи НТИ в данном конкретном направлении стоят перед Академией наук. На недавнем заседании президиума РАН мы обсуждали, какие институты могут подключаться. В Агентстве стратегических инициатив (АСИ) работают толковые молодые ребята. Но все они – компьютерщики, программисты. Они только планируют, нашли не занятые «ниши», начиная с 2025 года по каждому направлению, определили годовой объем финансирования. Ту же задачу могли поставить и напрямую перед Академией. Но решили все делать через АСИ. А какой продукт у агентства, что они такого сделали? Есть ли у Агентства стратегических инициатив результаты глобального масштаба?

— Пока в кулуарах говорят, что нет.

— Вот об этом и речь! У вас в кулуарах говорят, а у нас на Президиуме спрашивают, что сделано и где посмотреть, как работает.

— Как вы планируете увеличивать финансирование Академии?

— Прежде всего объем бюджетного финансирования определяется «стоимостью» задачи, которую решает тот либо иной субъект.

У меня есть опыт работы в Думе, мы рассматривали и приняли два закона по научным национальным исследовательским центрам – Курчатовскому институту и Институту Жуковского. Им разрешили все необходимое для активной деятельности с учетом решения поставленных государственных задач. Мы просим сделать такой же закон по Академии наук, а не «вставлять» в разрабатываемый проект федерального закона «О науке, научно-технической и инновационной деятельности». В рамочном законе об Академии наук нужно прямо написать, что она является высшей всероссийской научной организацией, может быть наделена правами учредителя институтов наравне с другими учредителями. Надо тесно взаимодействовать с высшей школой, а принятый федеральный закон об интеграции науки и образования должен получить развитие с учетом правоприменения и современности. Нужно увеличивать финансирование Академии.

Нам нужно также принимать закон о научной, научно-технической экспертизе. В Думе уже три раза не проходит закон, который мы подавали. Есть очень подробный закон о судебно-медицинской экспертизе: сколько материала забирать, в чьем присутствии, как его доставлять – все расписано. В отношении научной, научно-технической экспертизы такого нет. К примеру, нас просят дать экспертную оценку проекту «Освоение Ханты-Мансийского округа». А там газопроводы, тундра, олени, чье поголовье уменьшилось в десять раз. Мы запрашиваем экспертизу у специалистов по нефти и газу, химиков, материаловедов, так как надо понимать, какие для нефте- и газопроводов использовать трубы, какие повлияет реализация проекта на экологические условия и т.д. Эксперты должны работать по единым государственным правилам, отношения между субъектами научно и научно-технической экспертизы должны быть едины.

И сейчас непонятно, из каких средств все это финансировать. ФАНО выдает институтам на год задание. У Академии годовой бюджет 4 миллиарда, у ФАНО – 82,9. Причем, у Академии половина денег – на выплату коммуналки и зарплату, а половина – на программу фундаментальной науки. А экспертиза, как правило, вещь внеплановая. В итоге на нее денег не остается. И в то же время, без экспертизы практически невозможно принять правильное решение. Почему-то забывают или умалчивают о том, что экспертиза проводится платно за счет заказчика и сама позволяет зарабатывать деньги.

— Сейчас активно обсуждают правила выборов президента РАН. Что думаете о согласованиях, кворуме в 50% и снятии ограничений по числу кандидатов?

— Хорошо, что убрали формулировку «не более трех». Важно, чтобы был выбор. В советские времена у Академии были выдающиеся президенты – Келдыш, Комаров, Капица, Александров. Кандидатуры тщательно отбирали и все были довольны выборами. Была мощная кадровая политика, Политбюро, отдел науки при ЦК КПСС. В течение нескольких месяцев шел тщательный отбор по деловым, профессиональным признакам.

Ученые добились того, чтобы выбирать президента Академии самим. Выбрали Карпинского, затем его переизбирали пять или шесть раз с 1917 до 1936 года. После Карпинского, с 1936 по 1945 год президентом был Комаров. До 1934 года Академия так и в Петербурге — Ленинграде. Уже правительство переехало в Москву, а Академия только в 1934 году перебралась на Ленинский, 14, в Нескучный сад, в загородный дом Прокофия Демидова.

Сталин лично занимался согласованием кандидатов на пост президента Академии. Он изучал не только информацию об ученом, но учитывал мнения ученых и задачи государства.

Это говорит и о том, что при всей полноте власти за всю историю Академии руководство страны слушало, слышало ученых, знала их проблемы, проблемы и задачи государства и понимало необходимость науки для государства.

— Валерий Александрович, если вернуться к вашей программе, то в ней есть пункт о популяризации науки. Сегодня в СМИ много новостей о достижениях и открытиях в вузах. Как вы планируете, если будете избраны, заниматься популяризацией деятельности академических институтов?

— Конечно, куда же без этого! Уже разработана целая система. Например, нужно обязательно вернуть общество «Знание». В лучшие часы показывать научно-популярные программы, как «Очевидное невероятное». Нужно выстроить систему государственного просвещения, приглашать выдающихся ученых.

Министерство образования и науки вручает награды каким-то местным системам, каким-то клубам, они занимаются великолепными вещами, умные ребята, а должного выхода нет! Они делают роботов, учат детей, контактируют со всем миром. Почему о них не говорят в прессе, а если говорят, то слишком «скромно»? Оказывается, что лучшее предприятие по производству роботов Promobot в нашей стране как раз в Перми. На недавнем экономическом форуме в Петербурге все роботы были пермского производства. Об этом же все должны знать. Можно делать массу интересных просветительских для детей, школьников, взрослых, рассказывать, за что присуждаются Нобелевские премии.

— Недавно был митинг работников профсоюза РАН, и на нем требовали выполнения указов президента. Обещают осенью провести массовые акции. Вы поддерживаете эту инициативу?

— Профсоюзы – это мощное средство борьбы. Многие молодые ученые, деятели профсоюза там участвовали. Нам в Президиуме все материалы раздали, мы знаем план работы.

— Вы будете эти акции поддерживать, несмотря на выборы?

— Смотря какие акции. Демонстрации, письма протеста – наши сотрудники все время в этом участвуют. Это еще один способ обратить внимание на наши проблемы, потому что проблемы науки не только в финансировании научных исследований, но и в социальном статусе. Должен быть закон о статусе научного учреждения, потому что сейчас все размыто. Закон о научной, научно-технической экспертизе должен быть четким. Должен быть закон о статусе научного сотрудника, а его нет.

— И всех научных сотрудников переводят по пять человек на одну ставку.

— Это уже другой вопрос, это методы лавирования для выполнения указов президента. Научные сотрудники остаются со своей зарплатой, но не на ставке, а на части. При этом указ выполнен, хотя деньги люди теряют. ФАНО все это придумывает, потом что у них денег нет. Мы в курсе всего, профсоюз нам докладывает.

— Как вы оцениваете свои шансы на выборах?

— Я думаю, что шансы всегда и у каждого есть. Но выборы покажут, решения принимается коллегиально.